Такое короткое лето

Пассажиры, поеживаясь, спускаются по высокому трапу: после теплого салона утренний воздух кажется прохладным. В дверях аэропорта сгрудилась толпа встречающих. Я прохожу сквозь нее, как сквозь строй. Меня никто не ждет.

У дверей зала частные извозчики стараются перехватить пассажиров. В основном это рослые широкоплечие парни с воровским взглядом. Смотришь в их глаза и чувствуешь: им все равно чем заниматься — крутить баранку автомобиля или стоять с кистенем на лесной дороге. Лишь бы получить деньги. Не будет в руках баранки, возьмут кистени. Я протискиваюсь сквозь них и выбираю глазами небольшого, сухонького старичка, стоящего с краю шоферской братвы. У старичка отменное, почти животное чутье. Стоило бросить на него взгляд, он тут же протиснулся ко мне и тихо спросил:

— Куда?

— Куда поедут колеса, — ответил я.

Старичок, ни слова не говоря, засеменил к выходу. Я едва поспевал за ним, боясь потерять из виду. У старичка оказался древний потрепанный «Жигуленок» первой модели, которую шоферская братва снисходительно называет копейкой. Когда я усаживался в автомобиль, скрипучее сиденье провалилось почти до пола. Водитель не обратил на это внимания, а лишь бросил, показывая глазами на ремень:

— Пристегнись, а то оштрафуют.

Дом, в котором я живу, еще спал, когда машина, скрипнув тормозами, остановилась около него. Городские жители любят поваляться в постели, в воскресный день раньше восьми утра никого не увидишь. Я потянул на себя дверь подъезда. Пружина затрещала, словно гремучая змея, а едва я переступил порог, дверь захлопнулась с такой силой, что содрогнулись стены. «Теперь-то уж обязательно кто-то проснется», — подумал я.

В квартире после моего месячного отсутствия царило запустение. На письменном столе и подоконнике лежал толстый слой пыли. Я поставил на пол сумку с вещами и прошел на кухню. Там тоже не пахло жилым. Я вытер тряпкой стол, ополоснул под краном чайную чашку и включил чайник. Надо было сначала выпить кофе, а затем приводить все в порядок.

Чайник вскоре закипел и, щелкнув терморегулятором, отключился. Я заглянул в шкаф, где хранил кофе, но там была только пустая банка, к дну которой прилипло несколько коричневых пылинок. Я машинально встряхнул банку, словно от этого она могла наполниться, и, покрутив перед глазами, поставил в шкаф. И тут вспомнил, что во время полета не пил кофе. Подумал, что может удастся вздремнуть и поэтому положил пакетик в карман. Я сунул руку в куртку, пакетик оказался там. На нем была изображена фотография лысоватого сияющего брюнета с хорошо ухоженным лицом и стояла подпись: «Довгань». Конечно, было бы приятнее, если бы вместо лоснящегося брюнета красовалась очаровательная девушка, но другого кофе у меня не было. Я разорвал пакетик и высыпал кофе в чашку.

В дверь постучали настойчиво, как водопроводчик, пришедший спасать затопленную квартиру, или контролер электросетей, сверяющий показания счетчика. Я с сожалением посмотрел на чашку кофе и пошел открывать. На площадке стоял сосед Серега Кузнецов, в руках у него была пачка газет и несколько писем. Лицо у Сереги казалось немного припухшим.

— Привет, Иван, — сказал он, отодвигая меня широкой ла-донью в сторону, чтобы переступить порог. — Я услышал шаги за стенкой, думаю, дай проверю. А то, не дай Бог, вор забрался.

— С чего ты взял, что вор? — удивился я.

— Дверь в подъезде так бухнула, аж стекла звякнули. Свои так не открывают.

— Вор тем более, — сказал я. — Вор проберется мышкой, чтобы никто не услышал.

Серега переступил с ноги на ногу, очевидно что-то соображая, затем протянул почту.

— Вот, газеты твои. Да два письма.

Когда я надолго отлучаюсь из дома, почту поручаю забирать Сереге. Он это делает с удовольствием потому, что сам газет не выписывает, а почитать иногда хочется. Особенно милицейскую хронику и спортивные новости.

— Ну и что здесь интересного? — спросил я, кивнув на газеты.

— Пацанок двух в Бийске в заложницы захватили. Требуют выкуп. Сорок тысяч зеленых.

— Кто захватил? — спросил я, забирая газеты.

— По всей видимости, чеченцы. Кто же еще? — Серега отдал газеты, но уходить не собирался.

Я посмотрел на него и перевел взгляд на кухню. Там остывал кофе.

— Ты это… — нерешительно начал Серега, — случайно не привез из Москвы бутылку?

— Головка вава? — сочувственно произнес я, глядя на распухшую Серегину физиономию. Теперь я видел, что она действительно была распухшей.

— Да понимаешь, — Серега потер пальцем превратившийся в узкую щелочку правый глаз, — вчера с Костей Сабанеевым машину ремонтировали. Ну и пришлось немного… А Лариска похмелиться не даст. Костя тоже болеет.

Серега — единственный автовладелец в нашем подъезде. Купил «Москвича», еще когда работал сварщиком на заводе. Завод закрылся и Серега подрабатывает теперь, где может. Одно время пытался заняться частным извозом. Сначала вроде бы дела пошли неплохо. Лариса даже справила себе кое-какие обновки. Но однажды к нему подсели трое подвыпивших парней. А дальше все вышло, как в ежедневных милицейских сводках. Серегу избили, отобрали деньги и выбросили из машины. «Москвич» нашли на следующий день на другой окраине города, парней, ограбивших Серегу, естественно, нет. С тех пор сосед перестал заниматься извозом. Колымит на сварочных работах, но они попадаются время от времени. От безделия он стал иногда напиваться и строгая жена Лариса после каждой такой выпивки дает ему взбучку. Сейчас его похмелье зависело только от меня, потому что никто из жильцов подъезда водку про запас не держит. Но у меня водки тоже не было, а Серега смотрел с жалостливой надеждой.

— Кто же сейчас возит водку из Москвы, когда ее здесь хоть залейся? — спросил я, глядя в его заплывшие глаза.

— Может там какая-то особенная, — робко сказал Серега, вытерев ладонью пересохшие губы.

— Такая же, как у нас, только дороже.

— Это почему же? — удивился Серега.

— Москвичи больше денег получают, — ответил я.

— Это надо же, — он покачал головой. — Что хотят, то и делают. — И тут же без перехода сказал: — Ну тогда займи. Клянусь Богом, при первой же возможности отдам.

Я достал кошелек и протянул ему сотню. При ее виде Серега округлил глаза и, подняв предупреждающе руки, испуганно произнес:

— Да ты что? Мы же на эти деньги с Костей упьемся. Лариска на порог не пустит.

— Других у меня нет, — сказал я и начал засовывать банкноту в кошелек.

Серега выхватил сотню, сунул в карман и, торопливо бросив: «Обязательно верну!» — скрылся за дверью.

Я прошел на кухню, отпил глоток кофе. Он уже остыл и потому был невкусным. Я поставил чашку и, захватив газеты и письма, направился в комнату. Взгляд невольно упал на верхний конверт с четким адресом. Письмо было с Севера от старого знакомого Андрея Васильевича Шафранова. Мы переписывались с ним не чаще, чем один раз в два-три года. Я вскрыл конверт и сел на диван. Андрей Васильевич всегда начинал свои письма высокопарным слогом. И сейчас первыми словами в нем были: «Многоуважаемый, дорогой мой…» Пропустив вступление, начал читать дальше. Андрей Васильевич приглашал на Север.

«До сих пор вспоминаю, как мы с тобой выволакивали того гигантского осетра. Сейчас такой рыбы в Оби уже нету. Не только осетров, но и нельмы с муксуном тоже. Все нефтяные промыслы получили в бесплатное владение березовские с ходорковскими. О реке они не думают, она им не нужна. Им бы только качать нефть, пока та еще идет, да, продавая ее, набивать деньгами карманы. Нам же от них достаются нефтяные пятна на Оби, загубленная тайга и реки. Рыбы не стало совсем. Но в кедрачах, куда мы с тобой ездили шишковать, нынче хороший урожай. Кедрового ореха будет много. Приезжай, пошишкуем…»

Я вспомнил, как мы с Андреем Васильевичем ездили шишковать на глухую таежную речку Ларьеган. Экспедицию снаряжал он и готовился к ней тщательно. Ремонтировал «крупорушку» — специальное приспособление для размола шишек. Доставал из сарайки и скрупулезно осматривал два огромных, похожих на носилки, сита. Одно было крупноячеистым, сквозь него проходили кедровые орехи и вся мелочь, образующаяся при размоле шишек. Другое — мелкоячеистым. Сквозь него просеивалась мелочь, на сите оставался только чистый орех. Шишковать на Ларьеган мы ездили на несколько дней и привозили домой по два-три мешка отборных орехов. У меня даже защемило сердце при воспоминании о кедрачах, потому что я знал: попасть туда уже не удастся. На это нет ни времени, ни денег. Поездка на Север обходится столько же, сколько за границу.