Таксист. Маша

Наступила звенящая пауза. Артем вопросительно смотрел на Соболева.

– Ты. – Многозначительно подняв на Артема глаза, сказал Соболев.

Артем смущенно пожал плечами, словно хотел сказать, что это и так, вроде бы, ясно.

Соболев усмехнулся, давая понять, что суть этого вопроса куда глубже, чем могло показаться Артему.

– Нет, ты меня не так понял, наверное, – все в том же добродушном тоне продолжил он. – Дело не только в том, что она тебя полюбила, как и ты ее. Я слушаю все то, что ты рассказываешь и понимаю, что ты рассказываешь, как будто о Наташе. Она была точь-в-точь такая же. Только знаешь, она не просто меня любила. Это у них порода такая, Артем. Любовь у Наташи выражалась не столько в ласках, заботе и прочей ерунде. Она знаешь… – Соболев поднял глаза вверх, словно пытаясь найти лучшую фразу. – Она жила не ради нашего счастья, а ради моего. Тебе это может показаться ненормальным, семья ведь, гнездо, все такое, но… – Соболев сделал паузу и потер руки. – Я как-то спросил ее, что для нее настоящее счастье. Ну, что женщина должна ответить? Нормальная? Что “мы с тобой”, “дети”, “семья”. А она так искренне мне тогда сказала: “Сереж, главное, чтобы ты был счастлив. Если ты будешь, то и я буду”. И знаешь, может показаться, что это достаточно банальные слова, но нет. – Соболев пожал плечами. – Она на самом деле жила тем, чтобы я был счастлив. И она так превосходно чувствовала все, что тогда у меня происходило! Вот не поверишь. На работе какой-нибудь кавардак, приходишь злой, но виду не подаешь. Ну не выплескивать же злость дома? Для этого спортзал есть! А она чувствует: ходит тише воды, ниже травы. Я ей говорю: “Наташ, что ты притаилась-то?” А она мне: “Да у тебя, Сереж, что-то на работе не ладится. Ты скажи, может что я могу сделать…” И так сразу хотелось наплевать на все, потому что это прямо в воздухе витало, что она за меня переживала. И согревало это. Только я, дурак, ее не сберег…

В кабинете наступила полная тишина. В отличие от кухни Артема, на которой похожую тишину нарушали тикающие на стене часы, здесь ее ничего не нарушало. Артем оглянулся в поиске часов. Часы были: большие, красивые, блестящие, белые, с секундной стрелкой. Но двигалась она очень плавно и бесшумно.

– А почему вы себя вините? – Тихо спросил Артем.

– Да потому что, Артем, нельзя вешать на жену дом. Ну, в смысле, только дом. Да, понятно, мне нужно было вперед двигаться, без этого ничего вот этого не было бы. – Соболев показал руками на кабинет. – Время было такое, работа с утра до ночи, бросать ничего нельзя. Хотя, оно всегда так, если дело свое строишь. Каждый тебя норовит нагреть, все это нужно жестко контролировать. – Артем горестно скривил рот и кивнул, вспомнив автосервис, где ремонтировался его “Мерседес”. – Загнался я тогда. А Наташа, получалось, как птица в клетке. Врач мне потом один, после похорон уже, сказал: “Хоть бы ты ее, Петрович, с собой что ли таскал, всяко лучше было бы”. А куда ее таскать было? На драки за месторождения в минпром, где мы глотку друг другу грызли? Ох, в общем, даже вспоминать не хочется. Ладно. Что было, то было.

– Поэтому, Артем, не повторяй моих ошибок. – Соболев встал из-за стола и начал медленно ходить по кабинету. – Я для этого тебе все дам. Только ты дослушай сначала, хорошо? – Добавил он, заметив, как Артем еле заметно подал первые признаки протеста.

– Был бы ты неизвестно кем – другой может был бы разговор. Но ты пробивной. Сам журфак закончил, сам карьеру сделал, пока бизнес твоего босса не потопили, сам свой бизнес попробовал организовать. Подумал, наверное, что если с Машей жить, то расширяться нужно, иначе двоих не прокормишь. Молодец!

Артем не на шутку встревожился: кажется. ни о чем таком в присутствии Соболева он не рассуждал, хотя Соболев был абсолютно прав.

– Ты правильно рассуждаешь! – Продолжил Соболев. – И то, что ты рассуждаешь именно так, говорит о том, что ты не пустозвон, каких сейчас пруд пруди. Поэтому я очень хочу, чтобы вы с Машей пожили в свое удовольствие. Ты уже доказал, что ты все можешь сам. Больше доказывать не нужно. Да и время, поверь мне, не то, чтобы что-то доказывать.

– Но… – попытался возразить Артем.

– Не надо “но”, – властно и в то же время с ноткой обиды сказал Соболев. – Я, дружище, уже повяз в этом дерьме по самое “не балуйся”. Купить могу все, что хочу, только не надо оно мне уже ничего. Когда начинаешь зарабатывать деньги, становишься рабом системы. И на то, чтобы делать что-то для души, тебя уже просто, черт подери, не хватает! Вот ты! Ты – романтик! Ты – мечтатель! Мне Маша про Шуховскую башню рассказала – ты молодчина! И ты именно такой, не меркантильный, не корыстный, честный! А знаешь, что можно сотворить, если не становиться рабом этой системы, а получить возможность делать все, что только захочешь, когда у тебя есть деньги и связи? Ого-го! И жить при этом в свое удовольствие, а не грызть глотки за каждый чертов рубль! Когда есть кому присмотреть и за тем, чтобы у тебя не воровали, и проект согласовать, и с планом помочь… Так что, Артем, не отнекивайся. Я очень хорошо знаю, что говорю. И если уж ты стал теперь для меня членом семьи, то прошу: поверь мне. И сделай так как я прошу.

Соболев снова сел в кресло и наклонился к Артему:

– Уважь старика.

Артем посмотрел на морщинки вокруг глаз Соболева и ему показалось, что в этот момент Соболев постарел лет на сорок. В глазах его отразилась усталость, накопленная долгими годами “грызни за каждый рубль”. Артему стало жалко этого могучего финансово-нефтяного воротилу, который не боялся ходить к президенту без галстука и властно управлял самой богатой нефтяной империей в стране. Но жалко в этот момент было не того Соболева, который встретил его пятнадцать минут назад: жалко было того пожилого мужчину, который с мольбой в глазах просил выполнить просьбу, связанную с его дочерью.

Артем медленно опустил глаза.

– Сергей Петрович, ради счастья Маши я, конечно, сделаю, все, что вы скажете. Но вы уверены, что…

– Да, Артем. Поверь, я знаю, что говорю. Пойми, дружище. Если ты все будешь делать сам – ты никому ничего не докажешь. Вот кому?! Мне? Мне ты уже доказал! Маше? Маше доказывать ничего не нужно! Но если ты все будешь делать сам, то проблем будешь решать столько, что не приведи господь! А Маша будет все это чувствовать. Чувствовать и переживать! Переживать за тебя, дурачину! А я это уже видел. Как ее мать за меня переживает. Так что… Я просто хочу, чтобы вы были счастливы.

Артем почувствовал, что у него пересохло во рту. Аргументы Соболева были настолько сильны, что у Артема язык не поворачивался сказать что-то типа “может мы все-таки сами, Сергей Петрович”. Соболев все объяснил предельно четко.

– Мы про чай забыли, – сказал Соболев, посмотрев на коммутатор, стоявший у него на столе. На коммутаторе мигала желтая лампочка. Соболев нажал на нее и буквально через пять секунд дверь бесшумно распахнулась и в комнату вошла Ольга с подносом в руках. На подносе стоял американский кофейник, два чайника, сахарница, две чашки и ваза с какими-то цветными сладостями.

– Артем Владимирович, кофе… – Артем, которого до этого называли по отчеству только сотрудники ДПС, слегка напрягся. Первая мысль, которая у него пробежала в голове, была о том, что, черт возьми, даже секретарь соболева уже знает его не только по имени, но и по отчеству.

Конец ознакомительного фрагмента.