Талисман Белой Волчицы

— Прости, Миша, но ничего на этот раз не получится, — произнес Владимир Константинович мягко и, как бы извиняясь, улыбнулся:

— Илье Николаевичу завтра рано на завод, а мы с Машей отправляемся на три дня на озеро Карасук, там стоянку эпохи неолита откопали, хотим познакомиться.

Михаил закусил нижнюю губу, но обиду постарался скрыть.

— Ладно, не получилось так не получилось, но в следующую субботу я непременно пришлю за вами экипаж.

Дайте слово, что не откажетесь! — И посмотрел на Машу. — А вас, Мария Викторовна, попрошу оказать мне великую честь и посмотреть мою коллекцию. Я буду весьма благодарен, если вы поможете навести в ней порядок и если позволит время, то сделаете ее полное описание.

Алексей почувствовал сильнейшее желание повторить тот самый прием французской борьбы, который он применил против Михаила на пароходе. Но там все происходило в пылу схватки и было вполне объяснимо. Здесь же его могли попросту не правильно понять, да и как объяснять потом учителю, и тем более самой Маше, причину столь дурного поведения. Он сознавал, что описание коллекций — всего лишь предлог, который хитрый купчина придумал, чтобы чаще видеться с Машей. «Наверняка собрался приобщить и ее к своей коллекции», — подумал Алексей сердито, не решаясь признаться даже самому себе, что ревнует Машу к Михаилу. И не просто ревнует, а самым явным образом завидует, с какой непревзойденной лихостью купец нашел способ проводить с Машей гораздо больше времени, чем это удавалось ему.

— Машенька, — сказал Владимир Константинович. — Я считаю, тебе не стоит отказываться от предложения Михаила Корнеевича. Я видел часть экспонатов из его коллекции, и, надо сказать, они могут тебя заинтересовать.

— Хорошо, я подумаю, — ответила Маша достаточно сухо. — Возможно, я выберу время, чтобы осмотреть ваши коллекции, Михаил Корнеевич. — Она повернулась к Алексею и подала ему руку:

— Илья Николаевич, помогите мне подняться по тропе. Там есть такие крутые участки, что мне на них не вскарабкаться.

— По обрыву лучше не подниматься, — опять вклинился в разговор Михаил. — Пройдите чуть левее, там есть тропа, которой я обычно пользуюсь. Она менее крутая и идет через лес. — Он посмотрел вверх, где оставались его экипаж и коляска Владимира Константиновича. — Там и на экипаже можно проехать…

— И что ж тогда не проехали, а оставили его наверху? — поинтересовалась довольно язвительно Маша.

— А чтоб с вами познакомиться! — подмигнул ей Михаил, а Алексей с негодованием отметил, как сильно покраснела Маша и, главное, не нашлась, что ответить этому бесцеремонному нахалу и выскочке.

Глава 14

— Денег в кассе тридцать семь рублей двенадцать копеек, — докладывал Тригеру накануне вечером в его домашнем кабинете Семен Петрович Столетов.

Генрих Иванович с утра прихварывал и против обыкновения впервые за последние годы на заводе не появился. Он сидел нахохлившись, накинув на плечи, несмотря на жару, толстую клетчатую шаль, и то и дело промокал и без того красный нос огромным носовым платком и часто оглушительно чихал, отчего Столетов вздрагивал и на мгновение, а то и два терял нить разговора.

— Придется рассчитывать рабочих выписками. На золотых приисках издавна так делается. Вместо монет получают билет. — Бухгалтер произнес последнюю фразу, сам того не ожидая, в рифму и усмехнулся. — Все равно большую часть жалованья пропьют и прогуляют, а по билету мы какую-то долю отдадим провиантом, а остальное, что хотят, пусть получат в хозяйской лавке. Ежели Михаил Корнеевич откажет по какой-то причине, нажмем на Хорошилова. Он не посмеет отказаться.

— Вряд ли получится склонить к этому Михаила Корнеевича, — вздохнул Тригер. — Я уже пробовал с ним поговорить. Не дает он денег на жалованье. У него один разговор:

«Крутись, как я кручусь!» Можно подумать, мы с ним в равных условиях. Он, если что, своими деньгами рискует, а я — чужими… — Генрих Иванович шумно высморкался и посмотрел на Столетова. — Провианту достаточно содержится на складах? Будем выдавать все жалованье провиантом.

— Неосмотрительно это, Генрих Иванович, ох неосмотрительно, — покачал головой Столетов. — В зиму без провианта останемся, а вдруг накладки какие, обозы не пройдут или товар не сумеем продать? Сами понимаете, за это вас по головке не погладят.

— Я и без вас это знаю, — махнул обреченно рукой Тригер, — но от голодного рабочего у огненной печи проку никакого. — И, раздражаясь, выкрикнул:

— Что вокруг да около ходите? Говорите свои предложения!

— Да я все о том же Хорошилове. Раз Михаил Корнеевич отказывается по билетам товар выдавать, надавим на Хорошилова.

— Вряд ли получится склонить к этому Хорошилова, — усомнился Тригер. — Он и копейки в долг не даст без расписки, а тут столько товару!

— Статья пятьсот семьдесят пятая Горного устава, седьмой том Свода законов Российской империи, — глянул исподлобья на управляющего бухгалтер, — гласит, что всякие промыслы при заводах могут быть открываемы только с согласия их владельца. Поэтому вступать в спор с заводской конторой Хорошилову не с руки. Да и вы попусту не тревожьтесь, Генрих Иванович. Лавочник внакладе не останется. В первую очередь он спустит весь залежалый товар, да и ценою дороже, чем за наличные. Он еще спасибо нам скажет, вот увидите!

— Он-то, может быть, и скажет, — произнес задумчиво Тригер, — а как мне в лицо рабочим потом смотреть?

— А так и смотреть, — неожиданно жестко произнес бухгалтер, — в первую очередь должны соблюдаться интересы завода, а рабочих — во вторую. Завод кормит рабочего, а не наоборот. К тому же, если кто-то не захочет получать расчет выписками, можно пойти навстречу и рассчитаться товаром. Тогда и Михаил Корнеевич от товара не откажется, потому как, считай, двойную выгоду от него поимеет.

— Каким товаром? — не понял Тригер.

— Но мы ж об этом с вами говорили, — произнес укоризненно Столетов, — в крайнем случае можно рассчитаться заводскими изделиями. Печным литьем, к примеру. Рабочие могут сбыть его по деревням или в ту же заводскую лавку.

Думаю, Михаил Корнеевич противиться не будет. А Хорошилов — тот вообще оторвет наш товар с руками. Сами посудите, на рубль выписки он рассчитается семью или восьмью гривнами. А железо наверняка примет в полцены… Но это лучше-, чем ничего, Генрих Иванович. Вон на Абаканском заводе Пермикина почти полгода рабочих железом отоваривали. И ничего — как должное приняли. Амбары полны, рассчитаемся по жалованью без особых забот.

— Ухватами и гвоздями или табуретками? — скривился Тригер и снова высморкался в свой безразмерный платок.

— Экий вы, право, жалостливый, Генрих Иванович, — прищурился Столетов, — или домной легче управлять, чем копейкой?

Тригер промолчал, сделав вид, что основательно занят прочисткой носа, а Столетов участливо спросил:

— На казенном заводе, наверное, спокойнее было?

Тригер вновь не ответил, и тогда Столетов, хитровато подмигнув ему, добавил:

— На частном владении зато прибыльнее.