Талисман любви
Шрифт:
Такой темный.
Оттенок его кожи был чем-то средним между желтовато-коричневым и цветом тикового дерева. Отсвечивая теплым кофейным блеском от огня, горящего в другом конце комнаты, его кожа завораживала, манила дотронуться. И она дотронулась и закусила нижнюю губу, когда вдруг почувствовала, как под его кожей дрогнул мускул. Не потеряет ли он из-за этого прикосновения контроля над собой? Неужели на этот раз ее сон превратится в кошмар? Она в панике взглянула на его лицо. Такой дикий.
В его глазах отражалось внутреннее смятение. Он чувствовал ее страх и знал его причину. И ужасно обижался
Он пошевелился, и она затаила дыхание. Он погладил ее по волосам и привлек к себе.
Когда его губы коснулись ее лба, она положила голову ему на грудь, и непрошеные слезы полились из ее глаз. Она не ожидала нежности. Это было его спасение. Она сдалась.
— Мне все равно, настоящий ты или нет, — сказала она и позволила притянуть себя поближе. — Теперь я могу проснуться в любую минуту, и когда проснусь, потеряю тебя, как и прежде. Я не хочу, чтобы это произошло. Я лучше буду спать вечно.
Нокосе вздохнул. Если бы это было возможно!..
— Ты не спишь, моя Аманда. Я больше не видение. Ты никогда не сможешь потерять меня. Я здесь, внутри.
Он распластал ладонь на ее труди, дотронувшись до того места, где билось сердце, и почувствовал, как она вздрогнула.
— Я бы никогда не ударил тебя, — сказал он тихо. — Это все равно что умертвить часть себя.
Аманду бросило в дрожь. Больше не видение? О чем говорит этот человек? Если все это происходит наяву, то ей нужны объяснения. Объяснения, которых не было в ее снах и фантазиях.
— Если ты настоящий, тогда ты не тот, за кого я тебя принимаю. Ты не понимаешь… Я не могу навсегда остаться в этой хижине. Дэвид найдет меня.
Нокосе выпустил Аманду, подошел к двери и широко распахнул ее.
— Ты в горах. Ближайшее поселение — Форт-Дюкен. Мой отец был… francais. Охотник. — Он нахмурился, досадуя, что делает запинки в словах, а когда он прибег к французскому, Аманда еще больше растерялась.
— Француз?
— Да. — Нокосе облегченно улыбнулся, видя, что она поняла родной язык его отца. — И твой мужчина не найдет тебя здесь, — добавил он.
Аманда не была в этом убеждена, но решила сейчас оставить эту тему. Слишком ее поразили другие его слова.
— Был? Значит, твой отец умер? — От нее не укрылась печаль в голосе великана. Она старалась не обращать внимания на его странную манеру одеваться и на то, что его волосы, иссиня-черные и абсолютно прямые, были длиннее ее собственных.
Нокосе кивнул:
— Он мертв… две зимы.
— Почему ты здесь один? Почему не вернешься в город?
Нокосе нахмурился. Он не понял слова «город» и знал, что у них еще, должно быть, много вещей, которым суждено остаться непонятными. Но сейчас ему было необходимо объясниться.
— Я не мог вернуться к народу моей матери. Я ждал тебя.
Аманда нахмурилась. Все это не имело ни малейшего смысла. Его родители, вероятно, были какими-то старыми хиппи.
— Где же народ твоей матери? И как ты мог знать, что я пойду этой дорогой? Даже я сама не знала этого заранее.
— Я — Нокосе, индеец. Сын Маленькой Птицы, дочери мускоги. Они велики числом и живут на берегах Чаттахучи. Большой реки, у которой много притоков. Мой народ живет рядом с ними.
Аманда заслонилась шкурой, как бы защищая
себя. Этот мужчина был прекрасен. И силен. И, если она правильно поняла, он был самым настоящим сумасшедшим. Кем он себя воображает — диким индейцем? Если бы это все не было столь печально, она бы рассмеялась. Она отвела взгляд, не в силах смириться с тем фактом, что мужчина, который спас ее от Дэвида, был таким же сумасшедшим, как ее муж.— Не отворачивайся.
Его голос проник ей в самую душу. Невозможно было оставить безответной его мольбу.
— Ты должен понять, — мягко сказала Аманда. — Я так тебе благодарна, что ты спас меня вчера ночью. Но ты никак не мог знать, что я приду.
Она предпочла забыть, что, когда в первый раз проснулась и увидела его, то решила, что он был мужчиной из ее снов. Теперь, когда она совсем проснулась, она знала, что это невозможно.
— Я знал, что ты придешь, потому что звал тебя. Я приходил к тебе из света.
— О Боже! — Аманда вскочила, в панике схватившись за шкуру. — Ты не можешь об этом знать! Как ты… — И вдруг ее осенила догадка. — Я знаю. Я, наверное, говорила об этом во сне. Ведь так?
Ее губы дрожали, пока она ожидала ответа. И тут он указал на стену позади нее.
Аманда повернулась и уставилась на Дримкетчер, висящий над кроватью.
— Это мой… как ты… Но это не…
— Мне было видение. Ты звала меня издалека, моя Аманда. Я никак не мог прийти к тебе и сделал так, что ты пришла ко мне.
Аманда поднялась и потрогала вещь, о которой он говорил.
Это был ее Дримкетчер. И все же не он. Этот был новый. Видно, что даже древесина зеленая, а кожа мягкая и гибкая. Перо, свисающее с плетения, прекрасно. С бело-коричневым отливом, оно порхало на своей привязи, как птица, которой когда-то принадлежало. Коготь тоже был на месте, так же как и медальон из бусин. Не было никакой разницы между этим Дримкетчером и ее, пронесенным через два столетия магией любви.
— Не понимаю, — тихо произнесла Аманда. — Я оставила его там, в пещере. Он был в сумке. Ты мне сказал, что он не нужен.
Нокосе вздохнул. Как трудно! Но все же она должна понять. Если она не поймет, все будет впустую.
— В этом времени он мой. В твоем времени он принадлежит тебе. Лишь время разделяет владельцев.
Она снова задрожала. Его время? Ее время?
— Я не знаю, к чему ты клонишь, — сказала она и прошлась по хижине в поисках чего-нибудь, что можно было бы надеть. — А где, черт побери, мои вещи?
Нокосе улыбнулся. Она была поистине прекрасна, когда сердилась.
— Не смейся, черт побери! — рассердилась Аманда. — Дай мне мою одежду.
Он пересек хижину и нагнулся над сундуком в углу. Через минуту он держал в руках мягкую накидку из оленьей кожи.
— Твоя одежда была порвана и запачкана кровью. Это принадлежало моей матери. Она была бы рада, если бы ты ее надела. — Он старался не обращать внимания на маленькую коричневую родинку на правой груди Аманды и сосредоточиться на ее больших зеленых глазах.
Аманда пребывала в полном замешательстве. Оленья кожа была такой белой и на ощупь как нежнейшая замша.
— Ей не понравится, что ты раздаешь ее одежду, — сказала Аманда, возвращая накидку. — Лучше дай мне мои вещи, пожалуйста!