Талисман мага

Михаэль осторожно отстранился и встал. Подошел к костру и долго смотрел на огонь, то ли пытаясь успокоиться, то ли что-то обдумывая.

«Ничего не бойся и ничего не предпринимай — просто жди…» — эти слова Карлоса Амалия повторяла по несколько раз на дню, находясь в плену.

Сначала они ее поддерживали, потом вдруг начало казаться, что все это лишь приснилось, и никакого Карлоса уже давно не существует. В какой-то момент Амалия даже подумала: а существовал ли он вообще. Вернее, был ли человек, с которым она два раза общалась телепатически, настоящим Карлосом…

«Ничего не бойся и ничего не предпринимай — просто жди…»

Но потом за ней пришел Михаэль, и сомнения исчезли, уступив место другим — сугубо личным и эгоистичным. Сейчас же Амалия будто очнулась: Отец Небесный, ведь ее всегда так искренне волновала судьба человечества…

Михаэль вернулся от костра как будто бы немного смущенным.

— Ты меня любишь?

— Судя по вступлению, я должна броситься со скалы? — предположила Амалия.

— Почти.

Разведчик наклонился к ее уху — Амалия энергично затрясла головой.

— Не-ет!

— Тише… — Михаэль притянул ее к себе, и его губы снова беззвучно зашевелились.

— Нет… ну, нет… ну, пожалуйста… нет… — очень тихо и жалобно повторяла Амалия. — Да, — наконец, со вздохом согласилась она…

* * *

Онк поднял ее одной рукой, да так, словно Амалия была невесомой — вот это сила! Отец Небесный, но запах… Превозмогая невольное отвращение, Амалия оперлась на плечо б'буши.

— Ну что, идем? — с надеждой спросил Михаэль. В интонации же явственно читалось другое: «Ну что, потерпишь?»

— Идем. — Амалия поймала сочувственный взгляд Яна.

Ей действительно было здорово не по себе — особенно первые несколько сотен ярдов. И какая-то неловкость (относиться к Онку как к человеку или как к животному, Амалия так пока для себя и не решила), и тошнотворный запах, исходивший от мохнатого тела — все это создавало… нет, не напряжение и не неудобство, а сущую пытку. Напрасно Амалия твердила себе, что другого выхода нет: что это не надолго и что, в конце концов, она сама же во всем и виновата: надо было смотреть под ноги… Не помогало ничего.

Однако постепенно все начало меняться. Ощущение, что ты совершенно не в тягость, оказалось приятным. Каким бы сильным ни был мужчина, он уже давно бы устал. Онк же относился к совершенно другой, более могучей, расе, поэтому своей ноши будто бы и не замечал. А легкость всегда действует ободряюще: не прошло и четверти часа, как Амалия, подобно ребенку (дети ведь никогда не задумываются, что взрослому может быть тяжело) уже преспокойно обозревала окрестности с соответствующей росту б'буши — аж с семифутовой высоты. Тем более, было на что посмотреть.

Причудливо изрезанные скалы напоминали то фигуры людей и животных, то развалины старинных замков — оплетавшие их ползучие растения только подчеркивали сходство… Тропинка, зигзагами уходившая вниз… Одинокая сосна прямо на голом склоне утеса — просто удивительно, каким образом она росла: в камне не было заметно ни трещинки… Путешествуя на собственных ногах, Амалия не увидела бы и половины: только бесконечные кусты, обрывки корней, камни, осыпи. Или, засмотревшись, просто сломала бы себе шею. А так…

По возможности Амалия старалась не думать о дочери: становилось слишком тяжело, но сейчас невольно вспомнился их разговор:

— Подожди-подожди, я ведь еще ничего не решила. Надо подумать.

— Да о чем тут думать? Тебе что, нравится, как ты живешь?.. Тогда в чем дело?

Если бы дочь задала тот же самый вопрос сейчас, Амалия, не задумываясь, сказала бы «да». Да, ей нравилось ее такая жизнь: нравились эти горы, нравилось ночевать, где придется, и смотреть по вечерам на горящий костер, нравилось… нравился даже этот б'буши — о запахе, который поначалу доставлял столько неприятностей, Амалия уже и не вспоминала: просто перестала чувствовать. Или дело в том, что рядом постоянно находился Михаэль? Очень возможно. Амалия встретилась с ним глазами и улыбнулась. Нет, все действительно было хорошо… И с Карлосом (сейчас Амалия в этом не сомневалась) тоже ничего страшного не случится, потому что они обязательно успеют — не могут не успеть…

Время привала подошло как-то незаметно. И только когда Онк, наклонившись, бережно опустил ее на землю, Амалия, глядя, как он растирает онемевшую руку, наконец поняла, что на самом деле гиганту было не так уж и легко.

Глава 11 Старые знакомые

Какое-то время заключенный рассматривал камеру или, вернее, машинально отмечал то, что видел уже не раз: каменные стены, тюфяк на полу, кувшин с водой, узкую вентиляционную щель под потолком, сливную трубу. Сколько за последние тридцать лет пришлось видеть подобных камер! Правда, эта была особенная: именно сюда Карлос попал, когда впервые оказался на Мануне. Да-да. Вот он, тот самый камень в стене — не однотонно-серый, как остальные, а розоватый, с белыми вкраплениями. Вряд ли бывают такие совпадения — конечно, все рассчитано. До тонкости. В общем, своеобразная психологическая атака: пусть, мол, узник все вспомнит, почувствует свою ничтожность…

Напрасный труд: Карлос и так никогда не забывал о том, что произошло здесь тридцать два года назад. Под напором троих адептов его ментальная защита не выдержала и нескольких минут, а потом… Впрочем, последствия проявились не сразу. Не сразу и не вдруг, и выглядели так естественно, что Карлос сначала даже ничего не заподозрил. Он менялся медленно и постепенно, и вместе с переменами приходили и новые, казавшиеся совершенно естественными мысли. Правда, временами снились очень странные сны, и тогда Карлос просыпался и подолгу лежал, уставясь в потолок. Нужно было что-то вспомнить — что-то очень важное, но оно ускользало вместе с призрачным, полным неясных намеков сном…

А между тем, опыты над мозгом, проводимые в лабораториях Мануна, поражали своей грандиозностью, и по мере того, как брату С'каро позволялось все дальше проникать в тайны открытий в этой области, его интерес лишь возрастал. Наблюдатель вскоре превратился в ассистента, затем ему доверили проводить операции уже самостоятельно. Карлос почти счастлив — если бы только не эти мучительные сны…

Лет через двадцать брата С'каро побаивался уже сам С'дана, и хотя все знали, что бывший разведчик «Sunrise» никогда не рвался к власти, глава Голубого Круга невольно вздохнул с облегчением, когда Карлос неожиданно исчез. (Это случилось примерно года за два до знаменитого путешествия Иеро.) С'каро даже не стали разыскивать — ни его самого, ни тех молодых адептов, что покинули Манун вместе со своим наставником.

Бог знает, почему новобранцы Голубого Круга всегда тянулись к Карлосу? Не имея возможности воспитывать собственного сына, ему действительно довелось повозиться с чужими. Вспоминать об этом сейчас было и больно и стыдно. Да, С'каро, спас многих из них от жителей Канды — но ведь и не кто иной, как он же когда-то делал те самые операции; и именно на них, братьев новообразованного Серебряного Круга, время от времени обрушивался гнев полусумасшедшего мастера. Сказать, что С'каро боялись и ненавидели — значит не сказать ничего. Только вот почему-то в редкие минуты, когда Карлос вдруг становился самим собой, те же молодые люди готовы были простить Великому Магистру все издевательства, всю его жестокость. Они словно чего-то ждали…