Талисман отчаянных

– Бедную девицу?! Да за одни эти ваши слова вы заслуживаете хорошей трепки! В бедной девице больше благородства и мужества, чем во всех рыцарях Круглого стола вместе взятых! Она жила мирно и счастливо до тех пор, пока несчастный случай не сделал ее свидетельницей подлого и низкого убийства, совершенного в парижской исповедальне. И она вместо того, чтобы кудахтать над жертвой, попыталась задержать убийцу. По дороге ее похитили, и она оказалась здесь, где ее ждала, как видно, судьба…

Гуго хотел что-то сказать, но Альдо взмахом руки остановил его:

– Дайте мне возможность закончить! Я знаю, тогда вы спасли ее и доставили в монастырь Благовещения.

– Где взял с нее клятву никогда не упоминать обо мне и никогда не возвращаться в Грансон.

– Она не нарушила бы своей клятвы, будь ее воля. Но она помнила об обязательствах. Например, она не могла не присутствовать на трехсотлетии в Понтарлье. А сейчас она приехала, потому что вы позвали ее на помощь. По крайней мере, она поверила, что зовете. И безоглядно ринулась в ловушку, скорее всего, смертельно опасную.

– Что я могу вам на это сказать? Я не писал ей, я никоим образом с ней не сближался, я не несу ни малейшей ответственности за случившееся… И мне не нравится, что меня сочли низким человеком, способным позвать на помощь женщину!

– Может быть, вы можете мне подсказать, кому пришло в голову расставить такую ловушку? Кто мог подражать вашему почерку? Мне нужно имя.

– Зачем?

– А как вы думаете? Или вы даже на понимание не способны? Ну так я вам скажу! Чтобы освободить ее, а если поздно, отомстить убийце!

– Отдав его в руки правосудия? – с издевкой усмехнулся Гуго.

– Мне кажется, правосудие имеет право на уважение. Или вы по-прежнему живете в Средневековье?

– Да, именно так, – заносчиво отозвался молодой человек.

– И мы не сдаем своих, даже если их ненавидим? Я вас правильно понял? Ну так послушайте, что скажу вам я, Альдо Морозини: если бы у меня была такая возможность, я бы, ни секунды не колеблясь, передал презренного убийцу слабых женщин в руки моего друга Пьера Ланглуа, главного комиссара уголовной полиции Франции! Или заколол бы его своей собственной рукой как омерзительное чудовище! И если я найду мадемуазель дю План-Крепен мертвой… А вы…

Альдо готов был бросить в лицо молодого человека оскорбление, но подоспевший Лотарь остановил его.

– Не стоит, Альдо. Мы же с вами на похоронах.

– Да, слуги, которому оказывают уважение, потому что он мертв, но никто не собирается преграждать путь убийце! – потемнев от гнева, произнес Альдо. – Может, стоит выйти за пределы клана?

Профессор крепко взял Альдо за плечо и постарался увлечь за собой, в то время как Гуго удалялся в противоположную сторону. Но Морозини еще не успокоился и тут же набросился на профессора:

– Вы не смеете оправдывать этого жалкого труса! Он… – тут губы его презрительно скривились.

– Ваш гнев более чем справедлив. Но мне хочется надеяться, что вы поймете и кое-что другое. Когда ты христианин, а Гуго настоящий христианин, то негоже доносить на собственного отца и тем более убивать его, даже если он последний негодяй, – добавил он, понижая голос до шепота.

– А равнодушно смотреть, как убивают слабую женщину, которая имела несчастье полюбить? Хоть бы сказал, где она находится! С остальным мы бы сами справились!

– Он не понимает нашей с вами логики мышления. Он не от мира сего.

– Это самое меньшее, что можно о нем сказать. Но в таком случае голубчику Гуго нечего делать в миру, как говорили когда-то. Пусть отправляется в монастырь.

– Я, знаете ли, думаю, что дело к этому и идет…

– То есть, что вы имеете в виду?

– Дни, когда он исчезает, не сказав никому ни слова о месте своего пребывания…

– И что же?

– Я вдруг подумал, что он проводит эти дни в монастыре. Я знаю, он человек фанатично верующий.

– И долго он обычно отсутствует?

– Насколько я знаю, случается по-разному. От трех дней до недели. Совсем недавно я думал, что это роман, замужняя женщина… Но сегодня, посмотрев на него, я в этом усомнился.

– Почему? Вы считаете, что он не любит женщин? Но про него известно, что он влюблен в мадемуазель де Режий, что на почве ревности он возненавидел своего отца.

Профессор неожиданно расхохотался.

– Боюсь, вы всерьез решите, что я заядлый спорщик, но, поверьте, это не так, хотя я и не верю в чувства Гуго к мадемуазель де Режий.

– Он не любит мадемуазель де Режий?

– Мне трудно судить о его чувствах, но я убежден, что ему просто-напросто хотелось уберечь Мари де Режий от посягательств Карла-Августа. Хотя, думаю, у него нет и неприязни к прекрасному полу, так что не будем увлекаться фантазиями. Похоже, он любил, любил страстно, но предмет его страсти ушел в мир иной. Больше мне вам нечего сказать.

– Но если ваше предположение справедливо и отлучки Гуго связаны с монастырем, то почему, спрашивается, он не принимает постриг?

– Очевидно, не считает себя готовым. Что-то ему еще дорого в этом мире.

– Лошади?

– Да, лошадей он любит, и шутить над этим не стоит. Я уверен в другом: он видит низкие интриги своего отца, но вера запрещает ему посягать на его жизнь, однако не запрещает противостоять им в той мере, в какой он может это сделать. У меня есть доказательство этому предположению, но я, к сожалению, не вправе им с вами поделиться. Не будьте на меня за это в претензии.

– Полагаюсь на вас и ничуть не сетую.

– Спасибо. И напоследок скажу вам вот что: даю голову на отсечение, кладу руку в огонь, что Гуго де Хагенталь сделает все возможное и невозможное, чтобы найти и спасти мадемуазель дю План-Крепен, раз она стала жертвой манипуляций Карла-Августа.

Альдо помолчал, размышляя над услышанным, потом со вздохом произнес:

– Мне жаль, что я говорил с ним так недоброжелательно и едва не дошел до обвинений. Передайте ему мои извинения. Пусть не стесняется обращаться ко мне и к Адальберу по любому поводу, касающемуся Мари-Анжелин. Чтобы найти ее, желательно живой, мы готовы следовать за ним, не задавая ни единого вопроса.