Там, где фальшивые лица

Это были самые надежные и проверенные стрелки из всех состоящих в полуночном братстве охотников, самом почитаемом объединении в Городе Без Лета. Они уходили на промысел, бросив напоследок прощальный взгляд на частокол и поднимающиеся из-за него струйки дыма. Храбрые истарцы шли отлавливать диких зверей, которые нападали на углежогов и дровосеков, имевших неосторожность выйти за палисад. Голодные злые волки повылезали из своих логовищ, они уже совсем не боялись людей, и их серые шкуры подчас можно было разглядеть под самим палисадом. Ужасный вой проникал сквозь стену, пробираясь в город, будто говоря: «Мы здесь, мы снаружи. Мы пока еще не можем войти к вам, но скоро наши лапы оставят следы на ваших улицах, а клыки вопьются в ваше горло».

Волков и раньше было много в окрестных лесах, но сейчас как будто какое-то проклятие накатило на занесенный снегом Град Рейнгвальда. Неистовые хищники задрали уже несколько человек – изуродованные тела несчастных были найдены в снегу, а вокруг охотники обнаружили видимо-невидимо волчьих следов; другие бедолаги порой просто исчезали в лесу – на это тоже нельзя было закрывать глаза, и герцог выделил четырнадцать лучших стрелков на отлов хищных зверей в дикий Дерборроу.

Уже третий день, не переставая, белыми хлопьями падал снег, меж голых трескучих ветвей завывал ветер, но охотники лишь затянули посильнее завязки плащей, нахлобучили на самые лица шерстяные шапки и небыстрой осторожной походкой направились к стене деревьев.

У открытой ставни привратной башни стоял немолодой морщинистый вояка-херд, задумчиво глядевший вслед вышедшим в непогоду ловчим. Солдат видел, как отважные следопыты пересекли вырубленную в полтора полета стрелы шириной просеку, окружающую город, и исчезли среди заснеженных елей и сосен. Он, не отрываясь, следил за подрагивающими на ветру ветвями, смотрел, как снежинки падают и кружатся, подхватываемые сильными порывами. Корень дерева, торчащий из земли, походил на посиневшую человеческую руку с дико скрюченными пальцами. Рядом старику привиделось застывшее безжизненное лицо, припорошенное снегом. Дюжина тел была погребена под заносом в глуши, где их никто и никогда не найдет…

– Эй, Хенрик, закрой ставни, борода! Холодно ведь! – прикрикнул напарник, и Хенрик вздрогнул – жуткое наваждение исчезло. Затворив окно, он подсел к очагу, но все никак не мог отойти от того, что ему только что привиделось.

– Ты чего, борода? – толкнул его в бок товарищ. – Весь побелел, будто призрака углядел…

– Дюжина их, – пробормотал Хенрик и помешал на огне хмельное варево – воинам в Истаре, в соответствии со старым укладом, позволялось на службе принимать горячительные напитки, ведь без оных пришлось бы беднягам-солдатам совсем туго – мороз крепко щекотал кожу.

Старик очень надеялся, что тепло и уют в закрытой от ветра и снега сторожке с проконопаченными стенами и надежной крышей помогут ему забыть увиденное. Тлеющие угли в очаге шептались о чем-то с казанком кипящего грога, горячий бледный пар от варева поднимался через тонкую щель дымохода под срубом крыши. От скуки воины играли в «узлы», складывая дощечки таким образом, чтобы получился правильный рисунок. Сейчас был ход Хенрика. Старый херд выбрал нужную табличку, положил ее на стол со словами «Узел тянется – не распутаешь» и отпил из кубка немного горячего грога. И все равно его мысли заполняло видение холодного чудовища-леса, будто бы проглотившего славных охотников.

На улице сплошной стеной падал колючий снег, а ветер тоскливо выл в трубах.

* * *

Тук-тук.

Дубовая дверь перед ним отворилась, выпуская из дома тепло и свет. На пороге показалась недовольная хозяйка, дряхлая старуха, гневно взирающая на того, кто поднял ее с мягкого кресла и оторвал от крепкого горячего чая. На плечах женщины лежала шерстяная шаль, скрепленная серебряной заколкой, седые, будто волчий загривок, волосы выбивались из-под красного платка. На груди старухи на тунике была закреплена брошь с замысловатым изображением медведя, с украшения свисала цепочка с гребешком и ключом.

– Чего тебе? – прокаркала карга, испепеляя взглядом молодого парня в простой одежде херда, с небольшой тачкой, полной чего-то черного.

– Не изволите ли угольку, достопочтенная? – весело спросил углежог, кивая в сторону своего товара. – Хороший уголь, с горрехарских ям. Горит долго, тепла дает – на целое поместье хватит, а…

– Почем уголек-то? – перебила старуха, придирчиво оглядывая товар. Длинный, точно гоблинский, нос ее заходил ходуном, словно принюхиваясь.

– По серебрянику за малый мешочек, по три – за большой.

– А чегось дорого-то так? – запротестовала хозяйка, шамкая гневно поджатыми губами. Во рту у нее не осталось ни одного зуба. – На прошлой неделе, помнится, было по серебрянику за большой, а за малый так вообще пять медяков!

Парень нахмурился, улыбки как не бывало.

– Да вот, это уже городские запасы, те, что у Гехара Одноглазого были, у коменданта нашего. Его светлость, герцог, велит продавать, вот и продаем.

– А когда за новым углем к ямам пойдете?

Парень вздохнул.

– Да вот, хозяюшка, беда – не хочет последнюю седмицу сосенка что-то жариться, в уголек обращаясь, эх, как не хочет! Ну не разжигается, и все тут. Знаешь… – Он наклонился почти к самому уху хозяйки и зашептал: – Поговаривают среди наших, братцев-углежогов то бишь, что завелась в тех ямах злая нечистая сила, огонь тушащая.

Старуха мерзко захихикала, будто старым засовом проскрипела:

– «Сила нечистая»… хе-хе-хе… совсем подурели от меда верескового! Забыли, лентяи, – нет на вас плети! – как трутом пользоваться аль огнивом?

Парень насупился:

– Возможно, и забыли, ты уголь-то будешь брать, старая?

– Давай-давай свой уголек, давешний почти весь вышел-то. Эх… два маленьких давай.

Старуха рассчиталась, закрыла дверь и вернулась к своим делам, а парень надвинул шапку на лоб, потер руки в перчатках и потолкал свою тачку дальше, к следующему дому. Единственное колесо скрипело, снег под сапогами углежога потрескивал, и вскоре в сонном городе снова раздалось негромкое: «Тук-тук».

* * *

– Давай-давай, Нетор, пошевеливайся! – сердито хмурил мохнатые брови важный капитан в меховом плаще, надетом поверх сосново-зеленой туники с изображением герба Истара: медведя, сжимающего в передних лапах цветок вереска.

Подчиненный тоскливо смотрел на длинную деревянную лестницу, тянущуюся на полторы сотни ступенек-перекладин вверх, к открытой, со всех сторон продуваемой злыми колючими ветрами площадке.

– Но, господин капитан, зачем же нужно туда лезть? – осмелился запротестовать солдат. Он знал, что ему все равно придется карабкаться наверх, но старался протянуть как можно дольше внизу перед «наказанием». – Драконы не показывались уже тысячу лет, а то и больше…