Там, где фальшивые лица

– Порядок есть порядок, – заверил подчиненного добряк-офицер. – Драконов нет, а драконова башня – есть. На ней постоянно должен быть караул. Вдруг надумается крылатому племени залететь в славный Истар! Так что давай, Нетор, лезь. Ах да, и метелку не забудь.

– Метелку? – ужаснулся солдат.

– Не видишь, сколько снегу-то намело? Баллиста должна быть в полной боевой готовности. А там такой сугроб, что ни орудия, ни даже набатного колокола не видно. И проверь ящик с тросами, не перетерлись ли, не истончились ли…

– Вы хотите меня заживо заморозить, господин капитан? – заныл воин. – Такая вьюга…

– Ничего, вон прошлой ночью Этир стоял, и с тебя не убудет. А ну, пошевеливайся!

Решив, что больше не следует испытывать терпение командира, напоминая ему, что простуженного беднягу Этира травники до сих пор оттирают целебными корнями и отпаивают зельями, солдат прихватил длинную метлу и начал осторожно карабкаться вверх по скользкой лестнице. Драконья башня стояла почти в самом центре города и тянулась ввысь без малого в сотню футов, призванная подать скорую весть, буде случится такое, что над отрогами Тэриона покажутся крылья чудовища.

* * *

– Кого там нелегкая несет? – кряхтел старый воин Хенрик с южной привратной башни.

Был уже вечер, а охотники так и не вернулись. Их отсутствие очень тревожило солдата. Когда через час после заката раздался стук в ворота, он уж было обрадовался, но, отворив ставни и выглянув из окна, увидел, что это вовсе не ловчие с добычей, а совсем подозрительная личность, восседающая верхом на черном, словно кромешная ночь, коне. На плечах незнакомца был серый дорожный плащ, совсем не подходящий для такой стужи, а на голове – капюшон. На ремнях упряжи скакуна висели два больших и тяжелых на вид мешка.

– Давай открывай, солдат! – поднял голову кверху чужак. Показалось молодое лицо с тонким носом и идеально прямыми бровями, темно-зеленые с некоторым оттенком карего глаза, казалось, пронзали, а длинные белые волосы походили на копну снега.

– Ты кто таков будешь? – осведомился страж, явно не спеша спускаться вниз, поднимать запоры и отворять ворота.

– Путник перехожий, – с дрожью в голосе отвечал беловолосый. – Пилигрим, навещаю святые места и мощи невинно убиенных праведников.

– Это ж какие в Истаре места святые-то? – вслух задумался Хенрик, отмечая про себя, что подозрительный странник как-то слишком молод для пилигрима, да и конь его жуткий из нездешних пород, статный и даже красивый в своей черноте, видать, из самого Сархида. – Уж не статуя ли Алигенты, богини славной и великой?

– Нет. – Пилигрим стряхнул с длинной черной гривы своего животного снежные хлопья. – Мне нужна могила старозаветного паладина [15] сэра Мартина Ривелласа из Динорби, здесь погребенного.

15

Имя старозаветных паладинов сохранилось за рыцарями, последователями старого кодекса. Их еще прозывали паладинами Старой руки. Это еще из тех, что воевали с драконами и путешествовали по волшебным тропам.

– Ах да, есть такая могила в городском склепе…

– Так пустишь ты меня или нет?! – воскликнул странник. – Замерзаю ведь…

И верно, Хенрик отметил, что лицо пилигрима совсем посинело от холода, а пальцы его так дрожали, что могли, казалось, в любой момент обломиться, точно древесные ветки на лютом морозе. И тут старый воин углядел, что в одной руке чужак держит старую книгу в потертой обложке из черной кожи.

– Что это у тебя там? – подозрительно осведомился Хенрик, указывая на фолиант.

– Дневник странствий, не более, – отвечал пилигрим. – Хватит уже вопросов, пожалей путника! Отворяй ворота, старик, иначе придется тебе хоронить меня в снегу… Отворяй, Алигентой молю…

– Ладно-ладно, спускаюсь. Только имя свое для начала назови.

Сперва Хенрик подумал, что это какой-нибудь из южных конокрадов – слишком уж красивое животное для такого оборванца, затем, увидев мрачный фолиант, решил, что парень – чернокнижник, но ведь люди молвят, будто бестии эти холоду не подвержены, а этот вон как замерзает.

– Ко… – глядя на приколоченные к воротам плакаты о розыске, человек запнулся: язык уже с трудом слушался своего хозяина, превратившись в сосульку во рту. – Конор Готлинг меня зовут…

Не прошло и десяти минут (ему ведь еще нужно было надеть плащ, опрокинуть себе в горло кружку грога и сделать свой ход в «узелки»), как стражник наконец спустился и открыл ворота. Запоры заскрипели и вышли из пазов, со створок посыпался снег, и они отворились. Старик отошел в сторону, давая чужаку проехать. Подкованные копыта стукнули по дощатому настилу улицы. Путник оказался в Истаре. В этот миг где-то неподалеку пронзительно каркнул ворон.

– Тьфу ты, нелегкая, – прошептал Хенрик, выискивая взглядом птицу меж ветвей Дерборроуского леса. – Минуй нас… минуй нас…

Назвавшийся Конором пилигрим усмехнулся такой суеверности, но вслух ничего не сказал и уже собирался направить коня по улице, когда старик-привратник остановил его.

– Не видел ли ты, путник, чего необычного по дороге к Граду Рейнгвальда? – спросил Хенрик, наваливаясь всем весом на торчащий из засова рычаг. Засов, описав широкую дугу, опустился в паз. Тремя секундами позже к нему присоединился второй, поднятый точно так же, по дуге, но уже снизу.

Пилигрим молчал, думая, что ответить, потом вздохнул, равнодушно глядя на тонкие струйки сотен дымков, поднимающиеся из труб городских домов.

– Я видел, что река замерзла, – вспомнил он единственное, что заприметил по дороге. Он не особо-то глядел по сторонам, стараясь поскорее добраться до Града Рейнгвальда.

– Хитен-то? – удивился воин. – Не может быть того! Эта река никогда не замерзает – такая уж она по природе своей…

– И все же я перебрался по крепкому льду.

– Ты что-то путаешь, странник, – уверил его Хенрик. – Верно, тебе какой ручей подвернулся, а не река. Ну да ладно, проезжай в город.

– Не посоветуете, где можно остановиться?

– Да в «Вереске» можно, его все знают, и еще в «Стреле», но ни в коем случае не в «Медвежьей Лапе»! У них там постоянно какие-то козни творятся. То лошади исчезают, то воет кто-то на чердаке.

– Что ж, спасибо, – ответил пилигрим и тронул коня. Уставшее не меньше хозяина животное медленно поплелось в сторону скорого отдыха и тепла, оставляя позади себя следы подков в снегу улицы.

* * *

– Как же, Бансрот подери, холодно, – прохрипел тусклым голосом богато одетый человек, на ходу затягивая потуже высокий ворот бордового шерстяного плаща. Он был худ и долговяз, сильно сутулился при каждом шаге и постоянно клонился вперед. Создавалось впечатление, что он не то пытается зачем-то коснуться земли перед собой, не то – упаси Алигента – встать на четвереньки, словно какое-нибудь животное.