Там, где сердце

Теперь она плачет, говоря все это сквозь слезы.

— Это больно. Я чувствую боль. Не знаю, как можно жить без Олли. Не знаю, как… как позволить себе чувствовать что-то хорошее, не ощущая себя виноватой, потому что его здесь нет, чтобы разделить это со мной. Потому что кто-то другой вызывает эти хорошие чувства во мне. Как я могу это допустить? Он был любовью всей моей жизни. Но он ушел, и я не должна больше чувствовать себя хорошо, так ведь? Но я… я хочу получить все эти радости. И я ни хрена… Боже, я не могу насытиться теми ощущениями, которые вызываешь во мне ты. Я ненавижу себя за это, но… хочу большего и не могу остановиться. Я тоже мастурбировала, представляя тебя, перед тем, как сюда приехать. Ничего не могла с собой поделать. И, приходя сюда, я тоже не могла справиться с собой, хотя знала, что мы сделаем это, знала, какие чувства это вызовет во мне — мне будет так хорошо и так плохо одновременно. Не просто хорошо или плохо, а будет противоречивое состояние. Вина. Боль в животе и головокружение от предвкушения, и сильное желание получить больше, которое я не в силах сдерживать. Мне это нужно, Лок. Нужны эти ощущения, которые ты пробуждаешь во мне. Ведь это означает, что я живу. Я не могу чувствовать себя живой без Олли. Но знаю, что должна. Должна жить. Должна… двигаться дальше. Должна отпустить его. Но как? Как, Лок? Как мне это сделать?

— Я не знаю, — шепчу я. — Не знаю.

Внутри у меня сейчас столько всего. Вина. Желание. Смущение. Страх. Все это ложится друг на друга слоями вокруг другого чувства — нового, которому у меня нет названия. Оно даже не укладывается у меня в голове. Это огромной силы эмоция, сконцентрированная вокруг Найл, и, на самом деле, секс здесь ни при чем. Как и ее тело. И даже не мое сердце — то сердце, что у меня в груди. Это… нечто большее. Нечто более глубокое. Ощущается острее, масштабнее. Это режет. Разрывает. Нарастает и вызывает ощущение, будто в груди открылась рана. Чувство головокружения, как перед падением с обрыва. Мне довелось ощутить это однажды, случайно сорвавшись в горах. Я поднимался по отвесной скале в одной из отдаленных рыбацких деревень в Китае, где вершины гор торчат прямо из моря. Всего я не помню. Помню только, что был на тридцати метров без страховки: только руки, ноги и камни. Схватился за выступ и почувствовал, как меня сорвало со скалы порывом ветра и швырнуло, словно куклу, в космос. Свободно падая, я руками пытался изменить траекторию и, едва не разбившись о скалы, рухнул в воду, как тонна кирпичей, ударившись так сильно, что остановилось дыхание. Только инстинкт самосохранения спас меня. Я сражался за то, чтобы удержаться на поверхности и дышать, несмотря на то, что это было мучительно больно. Казалось, что в результате падения все мои кости раскрошились. И именно так я чувствую себя сейчас. Я тону. Свободное падение в неизвестность, желудок в горле, нет ни верха, ни низа, нет поверхности, на которой надо удержаться. И только что-то острое и тяжелое тянет меня вниз, чтобы разбить на куски.

И здесь она. Изливает мне свою душу. Выливает все. Она храбрее, чем я сам когда-либо надеялся стать. Я не могу говорить. Меня словно лишили способности разговаривать, вырвав язык. Страх в моей груди, словно змея, заполняющая вены ядом. Мне хочется бежать. Но я не могу. Не могу. К тому же, я и не хочу убегать, потому что она в моих объятиях, и ничто больше не ощущается так хорошо, никто не дарит мне таких чувств, как она. Боже, в моей жизни никогда не было никого, подобного ей, и раз я заполучил ее в свои руки, то не имею права выпустить. Никакого долбаного права.

Но, Боже, это настолько парализует, что даже больно. Я не дышу. А потом она приподнимается, упираясь руками мне в грудь. Ее дикие волосы свободными локонами рассыпаны по моей коже, пальцы бессознательно постукивают в ритм с моим сердцебиением, глаза цвета и формы миндаля с прожилками зеленого смотрят на меня. Проникновенно, видя так много. Слишком много.

— Лок? — она ищет взглядом мои глаза. Видя все или ничего — я не знаю. — Скажи что-нибудь.

— Я… — я качаю головой, словно встряхиваю рассыпанные в ней слова. — Найл…

Что мне сказать? Как выразить словами то, чему я даже в мыслях не могу дать названия? Все, что я могу — это поцеловать ее.

Я перекатываюсь вместе с ней, беру ее лицо в ладони и целую, пытаясь передать через поцелуй то невысказанное, необъяснимое чувство, которое не могу выразить словами. Надеюсь, что поцелуй объяснит ей то, в чем я так чертовски не уверен. Рискую прозвучать, как конченый мудак… но я целовал множество девушек. У меня было бесчисленное количество офигенно горячих поцелуй-сессий, так что целоваться я умею и знаю, как при помощи всего лишь поцелуя охмурить женщину.

Но ничто в моей жизни — ни женщины, ни свидания, ни поцелуи — не могли подготовить меня к тому, что произойдет в ближайшие шестьдесят секунд. Я точно знаю, что это длилось ровно шестьдесят секунд, потому что перед тем, как поцеловать ее, часы на тумбочке переключились с 11:31 на 11:32. Я вижу, как красные линии перестраиваются, изменяя цифру, и в этот момент наклоняюсь, наши губы сливаются и моя жизнь изменяется навсегда.

Мы целуемся.

Это не первый наш поцелуй, но эта минута, знаю, неизгладимо запечатлеется в моей голове как самый важный поцелуй, самая важная минута в моей жизни. А потом я открываю глаза — как раз вовремя, чтобы увидеть, как цифры на часах сменяются с 11:32 на 11:33.

Этот поцелуй не описать словами. Это гораздо больше, чем просто встреча губ. Гораздо больше, чем сплетение языков. Это… Видите? Я даже не знаю. Это чувство, словно мое сердце разорвали, и по давно пустующему полю моей души проложили свежую борозду. Это чувство принадлежности — совершенно чуждое ощущение для кого-то, вроде меня. Это желание принадлежать. Нуждаться в чем-то, чего я раньше никогда не хотел. Что-то, как сказала Найл, о существовании которого я даже не подозревал. Исключая то, что она говорит о физических ощущениях, а для меня это… глубже. Нечто… большее… И, да, то, какие чувства она во мне вызывает, и все, что связано с ней, ощущается чем-то намного большим. Мы не делаем ничего, чего бы я не делал раньше, и не думаю, что все это ново для нее. Но между нами это происходит… по-другому. Что-то большее — другого слова я не могу подобрать. Настолько большее, насколько температура солнца больше температуры пламени костра. Один этот поцелуй, и я понимаю, что чувствую. Я просто не был готов принять это чувство. Не мог допустить. Не способен понять. Я не могу даже думать об этом. Это не отрицание. Это явная неспособность уложить в голове само это понятие: такое невообразимое, непостижимое, огромное и удивительное.

Я просто не могу.

Не могу.

Все это за шестьдесят секунд.

Одна минута поцелуя с женщиной, и я — мужчина, вывернутый наизнанку и бродящий по кругу, не в состоянии найти выход, не в состоянии твердо стоять на двух ногах. Я сокрушен. Поцелуем.

Я отрываюсь от нее, перекатываюсь и сползаю с кровати, отшатываюсь назад и вытираю запястьем рот, как бы стирая знак перемен. Словно мог бы стереть эффект от этого поцелуя. Словно мог бы обратно превратиться в того человека, каким был до этого мгновения.

Слово пробивается в мой разум и грохочет, посылая в душу огненно-белую молнию из букв: ЛЮБОВЬ.

Слово возникает в моем мозгу незвано, без контекста, без сопутствующих мыслей. Словно неоновая вывеска, такая блестяще понятная, как озарение.

И как мне с этим справиться?

Я — гребаный урод.

Плохое я уже не вспоминаю…

Я никогда не забуду выражение его лица, когда он скатился с кровати и отшатнулся от меня. Выражение потрясения и полного непонимания. Он не понял, что так поразило его. Не знал ни что это, ни что сказать, ни что чувствовать, ни как с этим справиться. Я не знаю, что он чувствует, о чем думает, чего боится и что его так смутило. Просто знаю, что он абсолютно сокрушен.

Я понимаю. Этот поцелуй был одним из самых впечатляющих поцелуев в моей жизни. Возможно, самым впечатляющим. Я понимаю, но ничего не говорю, потому что не могу помочь ему в этом. Либо он мужчина, способный справиться сам, либо нет. Я вижу это в нем: борьба, страх и паника. Чувствую, что он напуган, и не отважусь относить все это на свой счет, потому что сама в панике. Конечно, этого не может быть. Этого слова, этого чувства, этого волнения.

Но что, если это так?

Если он окажется мужчиной — достаточно смелым — чтобы стать тем, в ком я нуждаюсь и пройти через боль, то между нами все может быть прекрасным. Но все это зависит от него. И я чувствую, что он не привык в чем-либо прилагать усилий. Он путешествует по жизни. Никто никогда не полагался на него, никто никогда от него ничего не ожидал. Что можно построить на этом? От него потребовалось бы многое. Я бы многого от него ожидала.

— Лок, — я шепчу, потому что чувствую, что громкий голос может испугать его. — Лок, просто… дыши. Все нормально.