Там, где всегда ветер

– Хорошо, Лена… спасибо… да, конечно, я прощаю тебя.

– Мария Матвеевна!

– Да?

– И всё-таки Колька не ломал эти стулья. Он – не виноват.

Она задумчиво молчит, глядя на меня каким-то странным взглядом…

– Ты сказала маме, что я её вызываю в школу?

– Ещё нет. Может, не надо?…

– Надо. Я хотела бы с ней поговорить. Передай, что я жду её – в удобное для неё время.

Вечером я рассказала всё маме. Она спросила:

– Почему тебе больше всех надо?

– Просто жалко Кольку. Не люблю, когда из человека делают козла отпущения.

* * *

Через несколько дней мама сходила к Марьюшке. Вернулась она задумчивая, меня не ругала.

– И о чём вы говорили? – спрашиваю её.

– Так, о жизни… И о тебе. О том, что тебе будет трудно в жизни с твоим характером.

– Какой уж есть!

Что было дальше

Я по-прежнему хожу в школу. И Колька тоже ходит. Выгонять нас не стали. Стулья починил в столярной мастерской Борис Митрофанович, наш учитель труда, он же – учитель ботаники, зоологии и анатомии. Наш, пострадавший от неизвестных вандалов, класс – как раз его кабинет. БорМит – добрый и спокойный, он даже не ворчал, когда чинил эти стулья. Для него это – не катастрофа, а «дело житейское».

Итак, мы ходим с Колькой в школу. И ничего как будто не произошло. Как будто и не было никакого предательства. Жизнь идёт своим ходом: контрольные, лабораторные… смешочки, записочки… Только с нами никто не общается – ни со мной, ни с Колькой. Никто к нам не подошёл, не спросил: «Ну, что там было, в кабинете директора? Как дело-то разрешилось?» Неужели никому не интересно???

Мы с Колькой как будто в изоляции. Как будто мы – два пустых места в классе. Я смотрю на них, своих одноклассников и думаю: какие же они ещё маленькие… Разве с такими можно идти в разведку? Или хотя бы на защиту своего товарища? Ясно, что никто всерьёз и не собирался. Теперь уже ясно…

Я даже рада, что я для них – пустое место. А вот Колька сильно переживает… Вся эта история его сильно ушибла. Сначала обвинили в хулиганстве. Потом грозились выгнать из школы. Теперь одноклассники объявили молчаливый бойкот. За что??? За то, что сами же его и предали…

Если бы в городе была ещё одна школа, Колька бы, наверное, перешёл в другую. И я бы перешла. А так – куда уйдёшь?…

Одинокие прогулки

Я перестала гулять с девочками. Я и раньше гуляла с ними редко, а теперь и вовсе избегаю их. Они мне стали неинтересны. Они мне кажутся не искренними.

И вот, идёт по улице шумная толпа моих одноклассников, шутят, смеются…

А по параллельной улице – иду я. Одна. А параллельные, как известно, никогда не пересекутся…

Но Аню-маленькую я по-прежнему люблю. Только и с ней мы последнее время почти не общаемся. У неё уже есть подруга на всю жизнь. Зачем я ей?…

Зашла как-то к Лёле в общежитие, думала: поболтаем. Но там были две женщины – её соседки по комнате: одна – крашенная чёрная, другая – крашенная белая. Долго и нудно обсуждали рецепт окраски волос… Скучно! Ушла.

Одна радость – процарапанное окошко в двери моего класса в музыкальной школе. Постою, погляжу… порадуюсь, что есть на свете светлый человек, с сине-голубыми, такими родными глазами, с этой русой прядью, упавшей на лоб… И ничего-то мне от него не надо – только чтобы БЫЛ!

Стихи на школьной доске

Пришла утром в класс, взяла мел и написала на чёрной доске стихотворение, которое сочинила сегодня ночью.

О жизни

. Как маленькая лодчонка, . Захлёстнута морем сложностей, . Лежу я на дне океана . Бушующих судеб людских… . Толкают меня течения. . Того и гляди – об острые, . О камни раздавят тёмные. . А то вдруг – на светло-ложные . Потянут меня острова… . А волны спешат и пенятся… . Одних – не стаёт. . Другие же – . Доходят, высоко-сильные, . К дальним своим берегам… . И странно, что эти люди вот, . Загадочностью которых я . Живу, – . Торопятся мимо… . Для них – я ничто не значу. . Но верю (о, как я верю!), . Что, – . пусть через годы, годы… – . Но море всё ж поднимает . Наверх свои корабли!

В класс заходили одноклассники, усаживались за парты, взглядывали, что я там пишу на доске…

Никто не сказал мне ни слова.

Прозвенел звонок на урок. В класс вошла учительница математики Фира Григорьевна, мы её зовём между собой – Фирочка. Сказала строго:

– Почему доска не готова к уроку? Кто дежурный?

Из-за парты вышла Тома, подплыла, как облако, к доске, взяла тряпку и старательно, с видимым удовольствием стёрла мои стихи.

Так мне никто ничего и не сказал. Ни слова.

Не было дня, чтобы…

Не было дня, чтобы я не вспомнила об отце. Часто думала: интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы он был рядом?… Мне казалось, что всё было бы совсем по-другому. Я мысленно рассказывала ему о своих горестях. Пыталась представить: что бы он мне сказал? Что бы посоветовал?… Пыталась представить: как он там живёт – в своём прекрасном далеке?… У синего-синего моря…

И вот что удивительно. Когда через много-много лет мы с ним, наконец, встретились, он сказал мне: «Не было за эти годы ни одного дня, чтобы я не вспомнил о тебе».

Как же я счастлива была услышать эти слова! Значит, всё у нас было взаимно. И наше общение – на расстоянии – было реальным!

Стихи под сковородкой

«Иди есть!» – зовёт бабушка из кухни.

Сажусь за стол. На столе – сковорода с жареной картошкой. А под сковородой – лист бумаги, чтобы чёрное дно сковороды не испачкало клеёнку на столе. Приподымаю сковороду и вижу, что под ней – листочек с моим новым стихотворением, которое я вчера вечером написала. Когда я уходила в школу, оно оставалось на столе. И вот -перекочевало под сковородку… Уже грязное, замасленное.

– Бабушка, как ты могла стихи положить под сковородку?!

– Стихи?… Я и не заметила. Мне нужен был листок под сковородку, вот и взяла на твоём столе, там много бумажек валяется…

Порой мне казалось, что бабушка это делает специально, чтобы унизить меня. Чтобы мне было больно. Только я не могла понять: ЗАЧЕМ?

Или она это делала по своему простодушию?… Не знаю.

Про Ангелину

Этот учебный год полон для нашей Марьюшки испытаний. Не успела улечься история со сломанными стульями, как тут – очередное происшествие в нашем седьмом «А».

…В начале учебного года в класс пришла новая девочка, Ангелина. Она старше нас на год – ей четырнадцать. И это чувствуется, что она уже взрослая: не носится с нами на переменках с мячом, не играет ни в вышибалы, ни в догонялки. Тихая, некрасивая, лицо всё в каких-то рыжих пятнах. И фигура у неё какая-то странная: невысокого роста и вроде сама не толстая, а живот торчит впереди неё. Может, болезнь какая? Может, последствия рахита? Мы, послевоенные дети, все страдали в детстве рахитом. Оказывается, это может остаться на всю жизнь. Бедная Ангелина.