Там, где всегда ветер
Шрифт:
А у Лези дома был целый пятитомник! Небольшого формата, светло-зелёненькие плотненькие книжечки… И Лезя стал приносить мне по одной.
…Есенин – это было как окно в новый мир!
Я засасывала эти пьянящие, разудалые, лихие, горькие, надрывные стихи, как когда-то в тёмном подвале засасывала солёные помидоры – с тем же наслаждением и жаждой… Это был настоящий океан новых для меня чувств, образов, переживаний – целый океан под названием Сергей Есенин… И я вбирала в себя этот солоноватый океан, впитывала его в себя. И делала для себя потрясающие открытия.
Стихи растут ИЗ БОЛИ. Почему-то чем
Значит, это правильно сказано: писать нужно кровью сердца? Но неужели сердце всегда должно кровоточить, если ты – поэт? Что первично: поэзия – или боль? Боль – или поэзия?…
Куба – любовь моя!
А весной наш оркестр вышел на улицу. В своём неизменномм составе: аккордеонисты и баянисты.
Весь апрель мы готовились к первомайской демонстрации: оркестр должен был идти впереди городской колонны. Это было почётно и ответственно. Мы учились играть на ходу.
О, это было весёлое время! Раза три в неделю наш оркестр собирался в сквере за нашим домом. Там, где когда-то была степь, теперь зеленел сквер, отделяющий город от промышленной зоны. Зелёная стена пирамидальных тополей. Длинная-предлинная прямая аллея. И почти каждый вечер наш оркестрик вышагивал по этой аллее туда-сюда, туда-сюда, весело наяривая хит тогдашней эпохи:
«Куба – любовь моя! Слышишь, идут барбудос… Песня летит над землёю, звеня: Куба – любовь моя!…»Мы все тогда были поклонниками далёкой маленькой революционной Кубы и бородатого красавца Фиделя Кастро – такого вдохновенного барбудоса! Барбудосы – это кубинские революционеры-бородачи, которые поклялись не сбривать бороды до тех пор, пока не победит революция. Эх, сбежать бы на Кубу, как в тридцатые годы наши отцы сбегали в Испанию!…
…Пахло клейкими тополиными листочками, тёплый ветер ласково трепал волосы, закат жарко разливался за стеной тополей, наш неутомимый дирижёр шёл задом наперёд, не боясь споткнуться, и вдохновенно махал перед оркестриком подростков своими длинными худыми руками… Сейчас он как никогда был похож на птицу – в сгущающихся сумерках, на красном фоне заката…
И так сладко-сладко пахло тополиными листочками…
Как я дала почитать стихи Марьюшке, и что из этого вышло
Лето. Бабушка с Маришей в селе у Фёдоровых родителей. Там сейчас поспела вишня, и они помогают собирать урожай. А я с ними не езжу: всё-таки это не мои бабушка и дедушка, я их стесняюсь, а дедушку так даже боюсь, он такой же молчаливый, как Фёдор, а когда человек не говорит
мне ни слова, мне кажется, что он меня молчаливо осуждает. Да они не особенно и зовут меня в себе в гости. Вот и хорошо!Мне нравится, когда летом я остаюсь дома одна. Можно отдохнуть от постоянного бабушкиного присмотра. От постоянных ссор мамы и бабушки. Всё-таки у них какая-то жуткая несовместимость. Сейчас в доме затишье, и мои нервы отдыхают. Я прямо физически чувствую, как они (нервы), всегда туго стянутые в клубок, сейчас тихонько расслабляются… Становится легче дышать. Мама говорит: «У тебя стало лучше с речью». Может быть.
Они с Фёдором все дни на работе. А я гоняю на велике, читаю взахлёб толстый том рассказов О Генри и взахлёб пишу. Стихи и рассказы этим летом просто атакуют меня. Уже набралась толстая общая тетрадь. Вдруг захотелось кому-то показать. Набралась храбрости и отнесла тетрадь Марьюшке. После осенней истории с Колькой мы опять с ней дружим.
Вот, жду, когда она прочтёт и что-то скажет мне. Волнуюсь. Всё-таки одно дело, когда подружки или мама говорят «здорово», а другое дело, когда твои сочинения читает любимая учительница.
Послеполуденный зной. Сижу дома с книжкой. Вдруг – телефонный звонок. Беру трубку: незнакомый мужской голос спрашивает меня.
У меня тут же оборвалось и полетело куда-то в поднебесье сердце: отец!… Мне показалось, что это – папа Серёжа. А кто же ещё может мне звонить?!
– Да, это я, слушаю!…
– С вами говорят из редакции районной газеты «Приднепровский коммунар».
– Откуда?… Вам, наверное, нужен кто-то из родителей? – говорю я разочарованно.
– Да нет, – голос на другом конце провода улыбнулся. – Нам нужна именно вы. А я литературный консультант…
Он назвал своё имя, но я от волнения его мгновенно забыла.
– Ваша учительница Мария Матвеевна привезла нам вашу тетрадь со стихами.
Кровь ударила мне в лицо, стало жарко и душно. Боже мой, ну зачем Марьюшка это сделала?! И, главное, ничего не сказав мне! Какой кошмар…
А голос продолжал (и всё на «вы», да так почтительно, что просто не по себе.):
– Мы прочли вашу тетрадь, всей редакцией. И хотели бы с вами познакомиться. Приезжайте в любой день. Ведь у вас сейчас каникулы?
– Да, каникулы…Хорошо, приеду…
Положила трубку и прямо дурно от волнения. Вечером рассказала маме. Она как-то по-новому взглянула на меня:
– Надо же! тебя где-то оценили… Ну, поезжай. Хоть завтра.
– Ой, да ну что ты! Так сразу?! Мне ещё нужно набраться храбрости…
Через несколько дней вернулись бабушка с Маришей. И в тот же вечер, уже совсем поздно было, за окнами темно, бабушка и Мариша давно спали, а я сидела за своим письменным столом при свете своей любимой зелёной настольной лампы… что-то писала.
Неожиданный стук в дверь. Кто бы это мог быть так поздно?
Мама открыла, зовёт меня: «Это к тебе!»
На пороге – молодая девушка. Представилась: Ольга, журналистка из районной газеты. Извинилась за поздний визит. Просто возвращалась из командировки на машине мимо Вольногорска, спонтанно решила заехать. Читала мои стихи, захотелось познакомиться.