Там избы ждут на курьих ножках...

Четыре дня Манька вглядывалась во всевидящие очи с утра до вечера, с ужасом подсчитывая время, оставшееся до полнолуния. Она торопилась изо всех сил, но пока в глазу хоть кто-то оставался, он оставался живехоньким, и все время норовил уползти. К счастью, к концу второго дня она заметила, что между тем или иным глазом различий было немного. Вампиры не утруждали себя художественными изысками, лепили одно и то же по образу и подобию. Ясно было одно, что всем правым глазам, которые она собрала в старшей избе, вампиры искали унижения, а левым, собранным в избе-бане, сообщали только приятное. Наверное, это было связано с тем, что в избе-бане Баба Яга хранила крест крестов, а в старшей мучались вампирские души.

Левому глазу вампиры предлагали деньги, завидовали, объяснялись в любви, просили денег, мочили его духами и всякими масляными благовониями. Глаз то и дело скрывал от Маньки истину, и ей приходилось подолгу его упрашивать показать вампиров, напоминая, что глаз все-таки хозяину уже не принадлежит, и тот, у кого его вырвали, теперь безглазый. Правый глаз, напротив, устрашали и морили голодом, мочились на него, кормили навозом и помоями. С правым глазом, который унижали, в отличии от левого, работалось быстрее, но он был сильно напуган, и никак не мог поверить, что все это с ним происходило. Но вскоре, как только Манька истрадавшему глазу докладывала, чем его напугали, он сразу же становился студенистым, и можно было отправлять его в яму.

И опять же, к счастью, глаза в основном были только правые.

Левые уместились в одну корзину.

Когда с глазами было закончено, она еще раз обошла обе избы, и заглянула во все углы. Пропустила она немного, всего с десяток глаз. Если бы не Дьявол, который сам указывал, где глаза прячутся, она бы не в жизнь с ними не сладила. Глаза разбегались в разные стороны и выскальзывали из рук, так что приходилось загонять их в угол и накрывать сачком. Были они очень старыми, и выяснилось, что все они были правые, но как бы левые, которым сулили вампиры только радостное и приятное времяпровождение, если глазу посчастливится увидеть вампира и поближе с ним сойтись — и глаза прятали от нее вампиров.

Наконец, когда Дьяволу возня надоела, он каждый глаз по очереди накрутил на вилку, и несколько раз постучал им об столешницу — глаза сразу присмирели, открывая истину.

— Тебе не больно? — с сочувствием спросила Манька, вспомнив, как наказала себя саму.

Дьявол хитро ухмыльнулся.

— А у меня глаз нет! — ответил он с ехидцей. — Зацепиться-то им не за что! Я ж голое сознание!

Среди вампиров, которые последнему десятку глаз пришлись по вкусу, она не увидела знакомых, искалечивших предыдущие глаза. Эта несхожесть натолкнула на мысль, что изба побывала еще в чьих-то «заботливых» руках. Дьявол косвенно подтвердил ее мысль, заметив, что ампутация — ампутация, и глаза у человека нет, не важно, вырезали его с благочестивыми помышлениями или без оных.

Когда глаза закончились, Манька облегченно вздохнула, но радость была недолгой.

Стоило ей войти в избу, она почувствовала, что к трупному запаху разложения, который все еще копился в избе при закрытых дверях, добавился странный запах горелости, точно жарили шашлык, жгли волосы и кости… Манька расстроилась вконец, страшно обозлившись. До полнолуния оставались две недели, а у нее все еще не было укрытия — и избы, в случае ее смерти, не оставались здоровыми, чтобы помянуть добрым словом и, на худой конец, предать останки земле…

Она прошла вдоль стен, простукивая и прощупывая избы, но звук был обычный.

И все же запах просачивался меж бревен — она была уверена. Проверила затылочным зрением — безрезультатно. Пока она искала источник, запах стал явственнее. У Маньки опустились руки. Затылочным зрением она не видела стену, но и ничего, что могло бы указывать на пожар или скрытое помещение.

Такой ее застал Дьявол. Он выглядел на этот раз счастливым и возбужденным. Увидев Маньку, он ничуть не расстроился.

— Брось, пока глаза у слепых не отрастут, тебе к ним не пройти, — сказал он беззаботно. — Несколько дней еще есть. У нас сегодня праздник! Роды у нас!

— В смысле? — удивилась она. Манька Дьявольского оптимизма не разделяла.

— Земля колодец рожает! — ответил Дьявол и исчез, не воспользовавшись как обычно дверью.

При последних словах Дьявола Манька почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног.

Изба, которая никогда не поднималась, пока Манька была в ней, на этот раз изменила правилу и побежала вслед Дьявола, и Манька, во-первых, поняла, что не без оснований люди пугаются землетрясений, во-вторых — в избе нельзя делиться секретами… Она полетела с одного конца на другой, ударилась головой о стену, отскочила, и снова полетела, как мяч, не успев подняться на ноги. Спасло ее лишь то, что ногами избы до колодца был один шаг, не считая, пока изба топталась на месте.

Манька открыла дверь и отпрянула назад.

Лестница болталась в воздухе, но отойти от двери она не успела: изба как раз нагнулась над новорожденным колодцем, чтобы получше его разглядеть. Через открытую дверь Манька выпала и полетела вниз с высоты двадцати метров… Ноги у изб были длинные, а это она еще присела!

Спасло ее чудо…

Или Дьявол, который чуть замедлил время, как в болоте, когда она увидела посох, который проваливался в ил — она успела перевернуться в воздухе и приземлиться, как он ее учил, прокатившись кубарем и растянувшись плашмя. Дьявол согнулся пополам, сжимая живот от хохота, тыча в нее пальцем… Манька, убедившись, что ничего себе не сломала, тоже захохотала, сначала мелко, потом громче, потом надрывно гогоча. Изба изменилась в окнах и бревна у нее покосились.

Дьявол тыкал пальцем уже не в Маньку, а в избу…

Новорожденный колодец был совсем маленький, на длину руки от плеча в диаметре. Бревна, покрытые росписью, едва достигали размера жерди. Родниковая вода — чистая, прозрачная — тоненькой струйкой лилась через край.

— Вырастет быстро, — заверил Дьявол, похлопав по перекладине. — Очень кстати. Когда полезешь в огонь, тебе понадобится ванна с живой водой. Надо прокопать канал и вырыть водоем…

Манька замерла, услышав про огонь, хотела что-то сказать, но рот ее так и остался открытым.

Дьявол вставил челюсть в исходное положение двумя пальцами и отправился за лопатами. Далеко идти не пришлось. Избы все еще топтались около колодца. Одну лопату он вручил ей, расчищая дерн и обозначая будущий овраг. Избы, заметив намечающиеся раскопки, заинтересовались, и через десять-пятнадцать минут Маньке и Дьяволу осталось лишь выровнять и уплотнить дно будущего водоема, укрепив береговую насыпь.

По случаю рождения колодца предполагался праздничный ужин, но на ужине Манька была задумчивая и молчаливая. Она никак не могла забыть о том, что сказал Дьявол. Человеку нельзя залезть в огонь и не умереть — умереть без ожогов исстари считалось легкой смертью, тогда как в огне смерть была мучительная. Многие люди после ожогов искали смерть полегче. Конечно, живая вода могла или продлить ее мучения, или срастить обратно, если выберется из огня хоть чуточку живая, и рождение колодца было как нельзя кстати — но кто вытащит ее из огня?

Спала Манька как угорь на сковородке, снилось ей всякое, от чего только морщилась и не могла понять: спит она или нет. Снились ей черти, оборотни, пожары и наводнения, то она проваливалась во тьму, то сидела на двух аршинах, охраняя свою землю и с тоской наблюдая, как за кладбищенским забором проносятся железные колесницы, с запертыми внутри лошадями, тянущими повозки, в небе пролетают железные птицы и драконы, похожие на змея с перепончатыми, как у Дьявола, крыльями. И она никак не могла перелезть через забор, чтобы дойти и помешать избам, пасущимся у дворца с высокими башнями, вокруг которых обвивались драконы, когда внезапно дворцы исчезли и вместо них она увидела кучу лохмотьев, железо и блевотину смешанную с фекалиями, которые избы собрались есть.