Там за облаками

Ни Татьяне, ни парням никогда она не рассказала о его ночном марш-броске ей на помощь, как молчала о его индивидуальных визитах к ней. О других случаях, когда он прибегал по её зову, тоже долго никому не рассказывала. Он не просил её молчать. Она сама не хотела посвящать посторонних в их тайный, странный и зыбкий мир, в котором не было места ни одному постореннему.

Целое лето она не видела Закревского. Постепенно начала привыкать, что он, непоседа, не в состоянии долго находиться подле неё. Нет, он не скучал в обществе Маши. Но в нём вырабатывалось слишком много жизненной силы, слишком много весёлой и кипучей энергии, требовавших постоянного острого действия и смены декораций. Он ненавидел неизменную стабильность, ненавидел малейшее ограничение его свободы со стороны, ненавидел застывшие формы, унылость, бездействие. Человек-праздник, человек-фейерверк, Славка всегда ассоциировался у Маши с извергающимся вулканом при их ссорах и с бодростью, непрестанным движением, с целенаправленной созидательной деятельностью в мирные их периоды. Вечные проекты, планы, поездки, дела нужные и просто интересные. Успеть за ним порой не было никакой возможности. Торопился жить человек. Почти всегда оживлённый, он действовал на неё, как глоток шампанского. Увы, нечастого. Набегавшись где-то на стороне, всегда возвращался к ней, усталый, изредка и опустошённый. В её обществе отдыхал, набирался сил, оживая, и, восстановив необходимый градус жадности к жизни, вновь исчезал в неизвестном направлении на неопределённое время. Иногда Маша отождествляла себя с колодцем в пустыне, мимо которого Славкины верблюды никак не могли пройти. Пыталась свои представления зарифмовать:

Не приходи - колодец старый пуст.

Иссяк источник влаги не ценимой.

А если нет, пусть не коснётся уст

Вода живая, суть души гонимой.

Ты столько раз куда-то уходил

И возвращался, жаждою влекомый.

И столько раз дыханием мутил

Источник этот, хорошо знакомый.

Ты целый караван мог привести.

Верблюды жадно пили мою воду.

Пятьсот идей ты мог изобрести.

И я терпела всё тебе в угоду.

Ты здесь, бывало, долго отдыхал

В тени дерев, что выросли случайно.

Но вспомни, что ты мне взамен отдал?

Пусть ненароком, нехотя....

Дальше у неё получалось уж вовсе коряво, и лишь слова "иди, мой друг, вода не твой удел" радовали точностью соответствия мыслям и чувствам.

Татьяна её не понимала или не хотела понимать. Стремилась сохранить единство старой компании. Постоянно подбивая на совместные культурные вылазки и традиционные вечеринки. Маша шла у неё на поводу неохотно. Компания, в которой происходили необратимые изменения, по всему, разваливалась. На вечеринках парни стали сильно напиваться, зажимать девушек в мало-мальски удобных местах, точнее, где придётся: на кухне, в коридоре, в ванной комнате. Распускали руки, целовали припадочно. Доходило иной раз до спущенных дрожащими руками штанов. В трезвом состоянии парни обвиняли девушек в недопустимо вольном поведении, называли некрасиво, переваливая с больной головы на здоровую. Нормально держался один Болек. Татьяна негодовала:

– Ты только посмотри на этих свинтусов! Мы, видите ли, нехороши. Можно подумать, мы их зажимаем и ремни им расстёгиваем!

– Нет, конечно, - страдальчески скривилась Маша.
– Но ведь позволяем себя целовать? Не бьём по морде, не кричим "пусти, придурок".

– Может, лапать себя позволяем?

– Нет, - вздохнула Маша.

– Мы их жалеем, гадов. Им и целоваться пока не с кем.

– Прав был Славка.

– Да?
– заинтересовалась Татьяна.
– Ты обсуждала со Стасом эту проблему? Когда?

– Давно. Весной ещё. И тогда проблемы не было. Она всего лишь предполагалась.

– Ты не темни, не уводи в сторону, - потребовала Ярошевич.

– Что тебе Стас говорил?

– Боялся, скатимся к групповухе, и дело закончится плохо. Судя по всему, к групповухе мы все и придём. Лично я не хочу. Мне противно. Завязывать с вечеринками пора...

– Ну да, - не дослушав подругу, рассудила Татьяна.
– А Стас у нас чистенький. Учитель жизни. Парни на стену скоро без женщин полезут, а ему всё нипочём. Он на стороне пробавляется. Сам бабник невозможный. А мы рядом с ним грязными выглядим.

– Он свою грязь в компанию не тащит, - заступилась за Славку Маша.
– Друзья для него - святое. Он за нас переживает. Может, он прав, Тань, а?

– В чём?
– нахмурилась Татьяна.

– Свой опыт надо получать на стороне и в гнезде не гадить.

– Ну, милая, для этого надо хоть изредка из гнезда вылетать.

– А я уже...

– Что уже?

– Вылетела. Я, Тань, влюбилась.

– Да ты что? А как же Стас?

– Славка здесь причём?

– Он знает?

– Пока нет.

– Знаешь, что будет, когда он узнает?

– Не знаю, и знать не хочу.

– Он или тебя по стенке тонким слоем размажет, или сам непоправимых глупостей наделает.

– Ты хочешь, чтобы я всю жизнь провела в ожидании, когда он решится на что-нибудь определённое? А если не решится? Вот сколько уже лет ты его дожидаешься? Он бегает, наслаждается, живёт на полную катушку. А мы с тобой под охраной парней, под строгим присмотром и с лимитированными развлечениями, лишний раз на дискотеку не сходить - обиды смертельные, с лимитированным кругом общения. Надоело. Человек я или...

– Или, - перебила Татьяна.

– Фигушки! У меня с прошлой субботы новая жизнь началась. И новые друзья появились.

– Иди ты. Познакомишь?

Маша познакомила. Татьяна без проблем втянулась в найденную подругой новую жизнь, надолго там не задержавшись. В чём-то у неё определённо имелось сходство с Закревским. Легкомысленность, вероятно, их роднила, стремление к новым, ярким впечатлениям. Маша не сожалела, что Татьяна недолго делила с ней радости новой жизни. Маша была влюблена. Взаимно. Мир окрасился во все цвета радуги. Новая история казалась красивой, как в кино, над ухом пели незримые флейты. Четыре месяца сплошного дурмана. Она не встречалась со своей компанией, ни разу никому не позвонила. Позвонил ей Шурик Вернигора.

– Мань, ты куда запропастилась?

– Шурик, не называй меня, пожалуйста, Маней. Терпеть не могу.

– А Стасу, значит, можно?

– Можно. У него особые заслуги.

– Какие?

– Не скажу.

– Подумаешь! Больно надо!

– Тогда тем паче не скажу, коли тебе всё равно не надо. Как твои дела, Шурик? Какие новости? Мы давно не виделись.

– Во! Я потому и звоню, - обрадовался Вернигора.
– Пора бы собраться. Тут у Казимирыча день рождения скоро. Пойдёшь?

– А он зовёт?

– Ясен пень. Куда мы без вас с Танькой? Подарочек Серёге мы присмотрели. С тебя пятёрка. За деньгами, если хочешь, я сам заеду, или с Танькой передай. В следующую субботу, к шести.

– Договорились.

– Может, тебя того... сопроводить?
– неловко спросил Шурик.

– Для чего?
– не поняла Маша.
– Сама как-нибудь доберусь. Где Серёжка живёт пока не забыла.

– И это, Маш, я тебя попросить хотел, - смутился Шурик.
– То есть, не один я, все ребята просят. Ты со Стасом, с одной стороны, помягче будь, а с другой - не морочь ему голову, ладно?