Там, за зорями
Шрифт:
Осторожно ступая и стараясь производить как можно меньше шума, Злата отступила на несколько шагов назад, намереваясь скрыться в доме, запереть двери на все замки, а там будь что будет. Но девушка гак и замерла на месте. Ночную тишину нарушили приглушенные ругательства и брань…
Так, понятно! Сашка уже успел дойти до дома, обнаружил его пустым и все понял. И теперь, как Злата и предполагала, он заявится сюда, устроит скандал и погонит все свое семейство обратно домой, чтобы потом до утра дебоширить и терроризировать их. Только сегодня у него ничего не выйдет! Она этого не допустит!
Страх, разъедавший все внутри
Резко распахнув дверь на улицу, Полянская выставила перед собой ружье, крепко вцепившись в него обеими руками, и шагнула в темноту, почти уверенная: на ступенях крыльца ее ожидают непрошенные гости. Но она ошиблась. На ступенях и у крыльца никого не было. И только ругательства Сашки слышались все отчетливее. Он на чем свет стоит честил Злату и грозил всевозможной расправой, перемешивая оскорбления с угрозами и матами.
Полянская закрыла за собой дверь, спустилась с крыльца и быстро прошла по дорожке к калитке. Оглянулась она лишь однажды, когда ей почудилась темная тень, мелькнувшая у дровника.
Злата судорожно сглотнула, но отступать было поздно. А значит, им сегодня достанется от нее! Или ей от них… Но о последнем думать не хотелось.
Сашка, наконец, подошел к ее дому, стал свистеть, выкрикивать ее имя и пинать ногами калитку. Девушка позволила ему поскандалить всего минутку. Покосившись на дровник и ежесекундно ожидая нападения сзади, Злата дернула засов, калитка под тяжестью Сашкиных ударов с грохотом распахнулась, а дуло дробовика уперлось парню в грудь.
— А-а… — хотел он было сказать что-то еще. совершенно не ожидая чего-то подобного, и медленно опустил голову, не веря собственным глазам. Ведь это было уму непостижимо. Нет, ну ладно, эта ведьма заехала ему в глаз, так то ж глаз! И тогда он просто малость растерялся. Но сейчас?! Сейчас эта рыжая бестия с самым невозмутимым видом держала в руках ружье и целилась ему прямо в сердце. Весь боевой задор у пария как-то мгновенно схлынул, да и хмель прошел…
— Э-э… — только и смог выдавить он.
— Что? Не ожидал? — чуть охрипшим голосом спросила Полянская, сама поражаясь собственному спокойствию. — Страшно, да? — она усмехнулась. — А как Машке страшно, когда ты творишь с ее мамой и с ней всякие зверства! А бабе Арише, знаешь, как приятно в восемьдесят лет переживать твои попойки, побои и скандалы! Ты думал, что сможешь и меня запутать? Обломись! — презрительно бросила она.
— Ты не выстрелишь, — не очень уверенно прошелестел парень.
— Ты так думаешь? — почти весело поинтересовалась девушка.
Парень промолчал.
— Правильно, не думаешь. Потому что тебе прекрасно известно, я могу не только в глаз дать, я еще и стрельбой увлекалась какое-то время, и говорили, у меня очень неплохо получается. Глаз зоркий, а здесь-то и расстояния нет. Курок нажму и отстрелю тебе что-нибудь! — продолжала веселиться девушка, войдя в раж. —
А теперь вали отсюда и постарайся в дальнейшем не выводить меня из себя. А если своих еще раз хоть пальцем тронешь, смотри у меня, такое устрою, мало не покажется! А Дорошу передай…— Что? — раздался у нее за спиной веселый звонкий голос мужчины.
Дробовик дрогнул в Златиных руках, а Сашка приглушенно испуганно крякнул. Но девушка не выстрелила, она ведь даже палец на курке не держала. А в темноте Дорош не увидел этого ее испуганного движения.
Господи! И почему она такая дура? Это Дорош. Это он шатается у дома в темноте. Вот только зачем? Что ему здесь понадобилось? Какое он имеет на это право?
— Дорош, она того… — пролепетал Сашка, как-то сразу став похожим на ребенка, каким он, по сути, в свои двадцать лет и был.
— Сашка, ну какого хрена ты шастаешь по ночам, а? Я ж тебе столько раз говорил сидеть дома и не высовываться!
— Так я и пошел домой. Пришел, а моих никого нет. А я им строго-настрого приказал не ходить к ней. Ну разве ж я мог такое стерпеть? Дорош, скажи ей, чтобы не лезла к нам. Мы сами разберемся. Не ее это дело, как мы живем! И мы не просили ее здесь благодеяниями для нас заниматься.
— Уже говорил. Но она упрямая, не понимает. Но я не оставляю надежды переубедить ее. Иди домой, Сашка!
— А она точно не выстрелит?
— Не выстрелит, — мужчина негромко рассмеялся.
Было ясно, что все происходящее его ужасно забавляет. Злата стояла, словно окаменев, и не находила слов.
Сашка отступил на полшага назад, потом еще на шаг и дал деру. Мгновение до них еще долетали звуки его быстрых тяжелых шагов, а потом ночь поглотила и их.
Полянская медленно опустила ружье, почти не чувствуя, как одеревенели руки, и обернулась. Дорош стоял в нескольких шагах от нее, засунув руки в карманы брюк, и молчал. Злате очень хотелось, чтобы он так же, молча, позволил ей уйти. Лучше бы ему не провоцировать ее на скандал. Сейчас, в таком состоянии, она могла натворить глупостей. Но надеялась девушка зря: Дорошу было плевать на ее состояние.
— Что это вы творите, Злата Юрьевна? — поинтересовался он.
Она хотела обойти его, но он схватил ее за руку и толкнул к стене. Оказывается, за его напускной веселостью скрывалась ярость, о которой Полянская даже не подозревала. Она больно ударилась головой о кирпичную стену, и дробовик выпал из рук.
— Так что ты хотела мне сказать? Давай, скажи, я весь во внимании! — сказал он негромко, оперевшись рукой о стену поверх ее плеча, тем самым преграждая путь к бегству.
— Пусти меня… — сквозь зубы процедила девушка, не предпринимая, однако, попыток ни оттолкнуть его, ни обойти. Она понимала, что ее старания не увенчаются успехом. Более того, сопротивление могло разозлить его еще больше.
— Что так? — усмехнулся Дорош. — Ведь только что. путая Сашку дробовиком, ты не была так испугана. Как раз наоборот. Куда ж делся весь боевой задор?
— Я не испугана! И ни Сашке, ни тебе меня не запугать! — резко бросила девушка, прикидывая, хватит ли у нее ловкости и сноровки проскользнуть у него под рукой и добежать до крыльца.
— Ну, предположим, это только бравада! Сашку в этот раз ты, может быть, и сумела напугать, но меня твой дробовик как-то не впечатляет. Ему ж лет сто, не меньше. Уверен, все в нем давно заржавело.