Там живут одни киты
Шрифт:
Дима стоял на причале, слушал Эдика, хмуро смотрел в местами прозрачную, местами чёрную воду.
Там бродили по дну смутные пятна. Они выпускали во нее стороны изгибающиеся кривые лапы, щупали ими бугристые рыжие, похожие на крабов, камни.
Царь Борис
Первым увидел их Дима.
— Сюда идут! — сказал он, всматриваясь в чёрные точки
Косой Эдик привстал и закрыл от ветра глаза ладонью. Чёрные точки приближались. Стали видны белые пенные усы.
Дима и Эдик сидели на кекуре — здоровенной одинокой скале. Скала стояла в воде у самого берега. Между кекуром и берегом желтело мелкое дно.
Чёрные точки подошли ближе и оказались катерами. Четыре серых катера с пулемётными башенками на корме и плоскими рубками. Катера прыгали на пологой волне и тащили за собой пенные гребни.
— Сейчас повернут! — сказал Эдик.
У поворотного буя катера замешкались, повернули в одну сторону, дали стоп, постояли на месте и осторожно, обходя буй, направились в Надежду.
Дима и Эдик сползли с кекура; засучив штаны, прошлёпали по воде. На берегу Дима надел на мокрые ноги ботинки и побежал в посёлок.
За ним вприпрыжку мчался Эдик.
Катера постояли всего с час. Грохоча и стреляя моторами, они по одному отошли от пирса и, описав по бухте широкий полукруг, унеслись за поворотный буй, в море.
С катеров сошёл и остался на пирсе чернявый пожилой старший лейтенант.
— Эй, парень! — сказал старший лейтенант, заметив Эдика. — Не знаешь, у кого здесь можно остановиться?
— Покажу! — краснея, сказал Эдик и повёл старшего лейтенанта в посёлок.
— Вот здесь, у старой Мартынихи. У неё все останавливаются. Ей лишь бы платили.
Старший лейтенант поставил на крыльцо чемодан и постучал в дощатую, на разболтанных петлях дверь…
— Интересно, — сказал Дима, когда Эдик вернулся, — чего ему у нас делать? Ты его не спросил, — может, катера за ним ещё придут?
Эдик поджал губы и покачал головой.
На причале стоял острый запах рыбы. Коричневая соль трещала под нотами. Девушки из рыбозасольного везли в цех вагонетку. На вагонетке — донг! донг! — позвякивали белые жестяные банки.
— Я узнал: его фамилия — Петров, — сказал Дима, встретив на следующий день Эдика. — Он в правление утром ходил. По телефону звонил. Ему ответили: ждать!
— Кто ответил?
— Кто-кто! Начальство. Он во Владивосток звонил А Мартыниха маме говорила, — он артист.
Эдик захохотал. Он смеялся во весь рот, показывая зубы до самых дёсен и закатывая повреждённый глаз.
— Может быть, — сказал Дима, — она спутала? Он сказал «артиллерист», а ей послышалось — артист. А теперь ходит болтает!
— Смотри, — сказал Косой Эдик. — Вот он идёт!
По улице шагал в застёгнутой на все пуговицы шинели старший лейтенант. Холодный ветер, который пришёл ночью с Сахалина, отдувал полу.
Старший лейтенант узнал Эдика.
— Здравствуй, провожатый! — сказал он.
Эдик снова покраснел.
— А
ну покажи свой город!Пошли втроём. Прошли посёлок; тропинкой по берегу в глубь бухты, вышли к двум старым могилам, где в прошло веке были похоронены английские моряки и матросы с русско го транспорта «Надежда».
— С какого корабля эти и отчего умерли, никто не знает. Знают, что англичане, — и всё, — объяснил Дима, показывая на деревянный, серый от дождей и тумана крест.
— Тоже от цинги умерли, — сказал старший лейтенант. Присел на корточки и поправил сухие ветки у подножия крестов. — От чего же ещё!
— За вами скоро вернутся? — спросил Дима.
— Кто? — удивился старший лейтенант.
— Катера.
Он задумался.
— Они не вернутся, — сказал он. — Они ушли совсем Я жду увольнения. Через неделю-две буду гражданский человек, уеду домой.
Дима удивлённо посмотрел на него. Старший лейтенант по-прежнему сидел на корточках и поглаживал руками жесткую ломкую хвою.
— А вы воевали? — спросил Дима. — Должны были воевать: у лейтенанта выслуга три года и у младшего лейтенанта — два. Пять лет, а после войны прошло всего три.
Старший лейтенант встал.
— Правильно. Я воевал, — сказал он.
Они снова пошли тропинкой, — назад, к бухте, в посёлок.
— И много вы воевали? — снова спросил Дима.
— С начала войны.
Вы были матросом, — догадался Эдик.
Старший лейтенант кивнул.
— Сначала матросом, потом старшиной, потом младшим лейтенантом…
— А вы утопили хотя бы один корабль?
Старший лейтенант снова кивнул.
Окраиной посёлка они прошли к морю, берегом добрались до кекура. На берегу завывал свежак. Море было белым от пены. У подножия кекура с пушечным гулом разбивались волны. Обогнув кекур, они выхлёстывали на мель; шипя, добегали до береговых камней и, лизнув их, угасали.
От кекура пошли назад.
Ветер трепал на стене правления афишу. Внизу на афише мелкими буквами карандашом было написано:
Сцена из трагедии Пушкина
«Борис Годунов», исполняет
старлейт Петров.
У афиши стояли Дима, Эдик и Борис Зинченко.
— «Борис Годунов» — это про тебя! — сказал Эдик Зине. — А интересно будет?
Зинченко не ответил.
— Это моя мама поёт, — сказал Дима и показал пальцем на русские народные песни. — Она сейчас репетирует… Выходит, он и верно артист!
Борис пожал плечами..
— С другой стороны, — продолжал Дима, — какой же он артист, если воевал всю войну и сейчас служит? Ведь это же столько лет прошло!
— Точно! — сказал Борис. — До войны артистом мог быть, а сейчас просто моряк.
— Дима, а он бороду приклеит? — спросил Эдик. — Царь же с бородой… Приклеит, а потом как? Отдирать?
— Артисты их теперь не отдирают, — сказал Борис и покосился на Диму. — У них теперь так — приклеил и валяй с ней всю жизнь.
У Эдика широко открылись глаза.