Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен]
Шрифт:
Путешественник во времени повернулся и пошел искать более высокую точку острова, где, если повезет, он будет в безопасности от зверей и сможет подать сигнал о помощи.
Амелия была в центре внимания. Через головы и плечи гостей Джерек увидел ее кокетливую борьбу с сигаретой. Подражая ей, Сладкое Мускатное Око пускала дым из ушей. Ближе всех к ней была Железная Орхидея, Госпожа Кристия, Миледи Шарлотина и Вертер де Гете. Сквозь общий шум Джерек с трудом улавливал их слова.
— После этого, Амелия, вы должны признать, что ваш девятнадцатый век вышел из
— О, моя любовь, вы всем этим доказали противоположное. В этом есть изюминка…
— Просто, но со вкусом…
— Все гениальное, госпожа Кристия, просто…
— Вы правы, сладчайшая Орхидея. Из того что хочешь придумать сам, но не можешь…
— Ну, а серьезно? Если человек все еще смертен, то что он теряет? Какие могут быть комментарии по этому поводу!
— Я считаю это просто красивым, Вертер, и ничего больше. В самом деле, Амелия, произведение не предназначено…
— Это импровизация на скорую руку…
— Признайтесь, Вы вынашивали этот замысел много дней?
— Да нет же, все вышло непроизвольно.
— Я знала это! Во всем столько жизни…
— А чудовища! Бедный О’Кэла…
— Как бы не забыть оживить его.
— Еще не время. Ближе к концу.
— Наше первое воскрешение после Возрождения. А вот и Герцог Квинский.
— Все комплименты вселенной бледны. Преклоняюсь перед маэстро! О, повелительница моего сердца!
— В самом деле, вы смущаете меня.
Последовал взрыв смеха, который они ни за что не позволила бы себе прежде.
Джерек протолкнулся вперед.
— О, Амелия, если вы не оттолкнете меня…
— Джерек, ты наконец здесь.
— Здесь, — сказал он.
Его выразительное молчание грозило распространиться на всех присутствующих, так как оно было именно такого рода, но Епископ Тауэр тряхнул своим жезлом.
— Ну, Вертер. Мы слышали твои признания. Ты напрашиваешься на дуэль, интересно знать?
— Дуэль! — Герцог Квинский обрадовался случаю порисоваться. — Я вам рекомендую, Вертер. Соглашайтесь, вы не пожалеете. Я хорошо владею шпагой, но с Лордом Кархародоном никто не сравнится. Я думаю, он согласится.
— Хвастунишка Герцог! — Железная Орхидея положила светло-желтую руку на обнаженное плечо Амелии, а белую руку на рубашку Джерека. — Лично я устала от дуэлей и прочих поветрий девятнадцатого века. (Амелия, должно быть, сыта по горло всеми этими дуэлями. У вас в Барнауле занимаются этим спортом?)
— Бромли, — поправил ее Джерек.
— О, Прошу прощения, Бромли.
— О, но идея хороша! — прокаркал доктор Волоспион, заостренный подбородок которого высовывался из-под полей его шляпы. Он покосился поочередно на Джерека, а затем на Вертера. — Один пышет свежестью и здоровьем — другой истощен и уныл, почти мертвец. Вертер, с вашей склонностью к гиперболам грех не согласиться. Дуэль между жизнью и смертью. Победителю вверим судьбу планеты!
— Это слишком ответственная и почетная миссия, доктор Волоспион, — по тону Вертера и непроницаемому лицу невозможно было понять, шутит он или говорит всерьез.
Джерек, который никогда не питал большой симпатии к доктору Волоспиону (ревность доктора к Лорду Джеггеду была широко известна), сделал вид, что не расслышал его слов. Однако следующее его замечание подтвердило худшие подозрения
Джерека:— Значит, только Джеггеду позволено решать судьбу человечества?
— Мы сами выбрали ее! — Джерек защищал отсутствующего отца. — Лорд Джеггед просто обеспечил нас средствами выбора. Без него их у нас не было бы!
— Итак, за старого кобеля лает его щенок, — злобно сказал доктор Велоспион.
— Вы забыли, доктор Велоспион, — сказала Железная Орхидея сладким голосом. — Что сука тоже здесь!
Волоспион поклонился ей и отошел в сторону. Громким голосом Амелия Ундервуд предложила:
— Не пора ли нам на самый большой остров, где приготовлено угощение?
— Я предвижу вдохновение, — сказал Эдгаросердный По с тяжеловесной галантностью.
Гости поднялись в воздух. На секунду Джерек и Амелия остались одни, стоя друг перед другом. На его лице был вопрос, которого она, казалось, не замечала. Он шагнул к ней в уверенности, что увидел боль и смятение в этих накрашенных, немигающих глазах.
— Амелия…
— Она уже поднималась.
— Ты наказываешь меня! — его рука потянулась вверх, в порыве удержать край ее одеяния.
— Не тебя, моя любовь.
Глава двадцать четвертая
Видения в городе
— Мы слышали о ваших многочисленных дарованиях, миссис Ундервуд. Говорят, вы умеете читать? — Гэф Лошадь в Слезах в попоне из листвы держал сладкую плюшку на конце своей левой ветки. — И писать тоже, это правда?
— Немного, — ответила Амелия с напуганным весельем.
— И играете на инструменте?
Она поправила пару искусственных локонов.
— На фисгармонии.
Расфуфыренные гости, один экстравагантней другого, расположились по общим сторонам длинных плетеных столов, угощаясь чаем, сэндвичами с огурцами, поджаренной ветчиной, холодными сосисками, клубничным пирогом, имбирными кексами под тенью высокого шатра в красно-белую полоску. Джерек, всеми забытый, забился в угол и тихо грыз печенье, пока к нему не подошел Ли Пао, потрясенный приемом оказанным ему в родных пенатах.
— Вы представляете, они называли меня декадентом…
— И вы зашиваете? Или пришиваете, и вышиваете? — Епископ Тауэр отпил пару глотков и поставил чашку на стол.
— Да, я умею все это делать, но теперь в этом нет смысла…
— Почему? Вы должны нас просветить! — Железная Орхидея подала сигнал Джереку. — Джерек, ты говорил, что Амелия поет, не так ли?
— Разве говорил? Да, она поет.
— Попроси ее спеть нам.
— Сеть?
— Да нет же, спеть.
Он поглядел с несчастным видом туда, где Амелия веселилась с доктором Волоспионом.
— Ты не споешь нам гимн, Амелия?
Ее улыбка заморозила его.
— Не сейчас, — она расставила руки в малиновых рукавах. — Вам хватило чаю?
Гул одобрения. Вертер снова подошел к ней, держа в белой руке серебряное блюдце с печеньем и кидая время от времени по штучке в клацающие челюсти.
— Королева Меланхолии, пойдем со мной в мой Скорбный Склеп, моя любовь!
Она флиртовала. По крайней мере, пыталась флиртовать.
— О, мужественный Рыцарь Смерти, в чьих руках вечный покой! Если б я была свободна. — Ее веки затрепетали. От слез?