Танцующая с лошадьми
Шрифт:
– Он здесь больше не хозяин, Сара. Ты мне должна.
Сара прикидывала в уме: арендная плата за шесть недель плюс деньги за корм. Когда подсчитала, у нее закружилась голова.
– Мне неоткуда взять такие деньги. По крайней мере, сразу.
– Ну что ж… – Саль посторонился и дал ей пройти, потом направился к воротам. – Я подожду. Куда спешить? Разберешься, тогда и поговорим.
Наташа выходила из суда, разговаривая с солиситором, когда увидела Линду, бегущую вверх по ступеням. Запыхавшаяся помощница сунула ей в руку листок бумаги:
– Позвоните этой
– Что? – Наташа еще не опомнилась от судебного слушания.
– Они позвонили сразу после десяти. Не хотела вас отвлекать. – Линда кивнула в сторону зала. – Сара сегодня не пришла в школу, – повторила она, увидев, что Наташа ничего не поняла. – Подразумевалось, что ты знаешь, о ком идет речь. Это клиент? Я пыталась сообразить, о ком они говорят.
Наташа посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать.
– Маку звонила?
– Маку? – переспросила Линда. – Твоему бывшему? С какой стати я стала бы ему звонить?
Наташа искала свой телефон.
– Не волнуйся. Потом объясню.
Она нашла телефон и двинулась по коридору мимо стоящих группками юристов и клиентов, отыскивая тихий уголок.
– Наташа? – с удивлением сказал Мак.
На дальнем фоне слышался смех и музыка, словно он был на вечеринке.
– Из школы звонили. Она снова прогуливает.
– Кто? Сара? – Мак шикнул на кого-то. – Но я высадил ее у школы без четверти десять.
– Как она входит в ворота, видел?
Пауза.
– Когда ты спросила, я понял, что не видел. Она мне помахала. Черт, мне и в голову не приходило, что ее за руку надо водить.
– Они мне дважды звонили. По закону мы должны были через два часа заявить, что она пропала. Мак, тебе придется с этим разобраться. У меня перерыв меньше часа, потом весь день пробуду в зале. Судя по ходу слушания, освобожусь не раньше четырех.
– Черт! У меня сейчас съемка в разгаре, а потом еще одна в Южном Лондоне.
Она знала, что он обдумывает ситуацию. Он всегда напевал себе под нос, когда пытался найти выход.
– Ладно. Ты звонишь в школу, чтобы проверить, не появилась ли она там. Я еду домой проверить, нет ли ее дома. Потом тебе перезвоню.
Сары не оказалось ни дома, ни в школе. В больнице ее тоже не было. Мак позвонил Наташе, когда она, с бутербродом в руке, мерила шагами свой кабинет, и попросил не звонить социальному работнику до вечера.
– Давай сначала поговорим с ней.
– А вдруг что-то случилось? В прошлый раз она прогуляла только один урок. А в этот – почти весь день. Мак, нужно звонить социальному работнику, который ее курирует.
– Ей четырнадцать. Она веселится где-нибудь с друзьями, напившись сидра.
– Ты меня ободрил.
– Она вернется. Она же не бросит дедушку.
Наташа не была в этом так уж уверена. С трудом заставляла себя сосредоточиться на слушании дела. Она бросила взгляд на Линдсея, своего двенадцатилетнего клиента, который сидел с угрюмым видом между опекуном и социальным работником, надзиравшими за ходом слушаний в связи с обращением о безопасном проживании, и видела непроницаемое бледное личико Сары, когда та пыталась незаметно улизнуть из дому. Происходило нечто неизвестное им, и это беспокоило Наташу. Она не знала, что ее беспокоит больше:
тревога за ребенка, который явно попал в какую-то сложную ситуацию, или нарастающий страх, что она сама навлекла кучу проблем на свою благополучную, упорядоченную жизнь.– Ваши записи, – шепнул Бен, проскальзывая в кресло рядом с ней. – Вы их забыли на стуле.
– Бог ты мой! Спасибо.
Надо было обдумать все тщательнее, сказала она сама себе, слушая выступление защитника со стороны местного органа власти. Ей было так невмоготу жить под одной крышей с Маком, что даже в голову не пришло, насколько все может еще больше усложниться.
– Миссис Макколи, вы хотите что-нибудь добавить? – задал вопрос судья.
Она почувствовала, что перестала следить за происходящим, и не знала, что сказать.
– Нет, ваша честь. Мне нечего добавить.
– Я думал, вы хотели зачитать свидетельство психиатра, – прошептал Бен.
Черт! Она резко встала.
– Приношу извинения, ваша честь, еще один документ, который я хотела бы представить вашему вниманию…
Когда она пришла домой, Мак сидел за столом на кухне. Наташа бросила портфель у холодильника и размотала шарф:
– Никаких новостей?
– Никаких.
– Уже темнеет. Как ты думаешь, сколько мы еще можем ждать, прежде чем звонить куда-нибудь?
Тревога, поселившаяся в ней после его первого звонка, принимала угрожающие размеры. Она в сотый раз проигрывала в уме разговор с социальным работником. Органы опеки сочтут их глупыми или, что еще хуже, беспечными. Их ведь предупреждали: главное, чтобы Сара посещала школу. Начнутся пересуды. Под сомнением окажется Наташина профессиональная компетентность. И, кроме всего этого, пугающий внутренний голос, который она пыталась заглушить доводами рассудка, когда в очередной раз звонила Маку. «А вдруг сейчас что-то вправду случилось? У меня совсем нет опыта в таких делах. У настоящих родителей есть годы, чтобы привыкнуть к таким тревогам».
– Дадим ей еще полчаса, – решил Мак. – До шести. После этого наше терпение будет исчерпано.
Наташа села напротив Мака и приняла предложенный бокал вина. Он не улыбался. Вся его непринужденность испарилась. На смену ей пришло молчание и напряженность.
– Успел на свою вторую съемку?
Он покачал головой:
– Решил подождать у школы после окончания уроков. На случай, если она появится. – Он вздохнул и отхлебнул из бокала. – Да и не мог сосредоточиться на работе. Перенесли на завтра.
На мгновение они встретились глазами. Если она не вернется до завтра…
– В суде от меня почти не было толку, – призналась Наташа. – Тоже не могла сосредоточиться.
– На тебя это не похоже.
– Не похоже.
Она проиграла дело. И когда выходила из здания Высшего суда, выражение лица Бена подсказало: это ее вина.
– Ох уж эти дети, – с грустью сказал Мак.
Раздался дверной звонок, и оба вздрогнули.
– Я открою! – Мак вскочил из-за стола.
Наташа осталась сидеть, отпивая из бокала. Слышала, как он открыл входную дверь. Пробормотал что-то, она не разобрала слов, потом в прихожей раздались его шаги. За ним стояла Сара: намотанный вокруг шеи шарф скрывал половину лица, от одежды исходил вечерний холод.