Танцующая с лошадьми

От внимательного глаза юриста не ускользнуло, что слова Мака на девочку произвели впечатление. На мгновение показалось, что Сара сдалась.

– Не думаю, что он проводит много времени, бегая по лугам, так? – Мак бросил огрызок в мусорную корзину.

Тот попал точно в цель, глухо стукнувшись о металл.

– Иногда я разрешаю ему побегать на длинной веревке, – сказала Сара, оправдываясь.

– Но это ведь не идет ни в какое сравнение со свободой, когда он может скакать куда захочет?

– Но он никогда не был в фургоне для перевозки лошадей.

– Значит, научится.

– И он…

– На самом деле, Сара, не хочу ссылаться на закон, но это не обсуждается, – строго сказала Наташа. – У тебя нет времени ухаживать за ним и учиться. Мы с Маком ничего не знаем о лошадях и не можем помочь тебе. Мы будем рады оплатить его содержание на ферме Хоув, а когда твой дедушка поправится и вернется домой, оплатим перевоз лошади обратно, и вы заживете своей привычной жизнью. А сейчас, простите, мне нужно работать.

Выходя из комнаты, она замешкалась. Когда она упомянула дедушку Сары, у Мака сделалось растерянное лицо, будто он знал о чем-то и молчал. И долго еще Наташа чувствовала испепеляющий взгляд Сары у себя на спине.

Переезд обернулся катастрофой. Они наняли профессиональную фирму из Ньюмаркета для транспортировки Бо, как Сара его называла, в субботу. Потом Мак рассказал Наташе, что огромный грузовик с трудом втиснулся в узкую Спеапенни-лейн. Кроме того, водителя привел в замешательство адрес конюшни. Замешательство только усилилось, когда он увидел двор.

– Он привык иметь дело со скаковыми лошадьми, – сказал Мак. – Шикарными конюшнями.

– Не удивляюсь, учитывая цену, которую они заломили, – резко заметила Наташа.

Конь, уже почуявший неладное, отказывался входить в грузовик. Сара просила и умоляла его, орала, чтобы все отошли назад, несколько раз пыталась направить его по пандусу в обитый плюшем фургон. Но Бо упирался, пятился, от страха несколько раз вставал на дыбы, распугивая небольшую группу прохожих, собравшихся посмотреть. Мак сказал, что чем дольше это будет продолжаться, тем больше соберется зевак. А лошадь все больше нервничала, обливалась потом и закатывала глаза, становясь неуправляемой. Мимо проносились мальчишки на скутерах, застрявшие из-за фургона водители нетерпеливо жали на клаксоны. Ковбой Джон стоял у ворот и курил. Он, сдвинув шляпу назад, качал головой, словно все происходящее вызывало в нем неодобрение.

Дважды Сара кричала зевакам, чтобы они шли по домам и оставили их в покое. Наконец водитель и помощник сказали ей, что у них нет больше времени все это терпеть, и, применив силу, с помощью длинной сети затащили лошадь в фургон. Даже когда тот медленно тронулся в сторону главной улицы, было слышно ржание и стук копыт о борта фургона.

Саре не разрешили ехать с ним вместе. («Страховка, старина. Извини».) Когда Мак уговорил ее, бледную, сесть в машину, заметил, что у нее руки в крови.

Всю дорогу она отказывалась с ним говорить.

Все это Мак рассказал Наташе по мобильному телефону во время короткой остановки на шоссе. Она уехала на своей машине раньше, чтобы прибраться в коттедже. По крайней мере, она так им сказала. На самом деле надо было избавиться от следов пребывания Конора и, что еще важнее, подготовить себя к вторжению в единственное оставшееся место в ее жизни, которое принадлежало только ей.

В коттедже имелось только две спальни. Сара займет гостевую, а Мак будет спать на диване. От одной мысли, что они появятся здесь, Наташа чувствовала себя в ловушке, окруженной врагами. Она боялась, что и этот дом теперь тоже будет отравлен ее неудавшимся браком; это было место, свободное от него, от воспоминаний, а теперь в нем поселится ненужное эхо. Как она вообще оказалась в таком положении? Как принесла в жертву свою независимость, душевный покой и возможное будущее с другим мужчиной? Конор на работе подчеркнуто избегал ее, ссылался на занятость, если по ошибке брал трубку, когда она звонила. Утром она отправила ему сообщение, выведенная из себя его холодностью.

 Если твоя жена причинила тебе боль, это не значит, что я сделана из того же теста.

Здравый смысл не успел остановить ее, прежде чем она отправила послание.

 Конор, я этого не заслужила.

Захлопнув крышку телефона, Наташа сидела на пустой кухне и ждала ответа, хотя не надеялась его получить. Ответа не последовало, и ей стало еще хуже.

Наташа вышла в сад. Волоски на руках встали дыбом – скоро зима. В последний раз она подстригала газон две недели назад, но на холоде трава росла медленно, и газон выглядел ровным и зеленым. Она собрала листья, подрезала кусты и посадила длинный ряд луковиц там, где раньше была низкая поросль. Над клумбами возвышались китайские фонарики, их сухие оранжевые головки выделялись ярким пятном на фоне серого осеннего неба. Доцветали последние розы на высоких кустах. Запущенный некогда сад сиял красотой.

Тяжело вздохнув, Наташа обхватила себя за плечи. Выбора у нее не было. Если повезет, Маку не нужно будет приезжать сюда снова. Она сама будет привозить Сару по выходным. Судя по всему, девочка собирается проводить все время со своей лошадью. Конору вообще незачем знать, что Мак здесь был. Возможно, когда-нибудь Конор и Сара найдут общий язык. Он понимает детей, этого у него не отнять. Знает, как разговаривать с ними. В отличие от нее.

Наташа медленно обошла сад, туфли потемнели от влаги. Как было бы хорошо, если бы присутствие Сары в ее жизни не лишало ее равновесия. Все их разговоры были какие-то неправильные, словно ей не удавалось найти подобающий тон. Мак относился к девочке с легкостью и непринужденностью старшего брата. Когда за кухонным столом они обменивались шутками или говорили об ее дедушке, Наташа чувствовала себя лишней.

Она не нравилась Саре. Любой безобидный вопрос та воспринимала как допрос, относилась к Наташе с едва скрываемым подозрением. Когда Мак сказал по телефону, что Сара отказывается с ним разговаривать, она чуть ли не обрадовалась. Ей хотелось крикнуть: «Не только со мной! И с тобой тоже она бывает своенравной!»

Откровенно говоря, Наташа знала, что Сара чувствовала ее недоверие. Да, возможно, деньги были потрачены на лошадь. Да, не было свидетельств, что она употребляет наркотики или алкоголь. Но девочка была слишком скрытной, складывалось впечатление, что она чего-то недоговаривает.

Маку этого Наташа сказать не могла. А как иначе, если она неделями скрывала от него существование дома в Кенте? У него на все был один ответ: «Сара так много пережила, что нуждается в заботе». Его тон подразумевал. Наташа виновата в том, что не понимает этого.

Фантастика, хотелось сказать Наташе. Я поселила у себя в доме бывшего мужа, девочку-подростка, которая меня терпеть не может, и плачу за ее чертову лошадь. Какого понимания вам еще от меня надо?

Мак снова позвонил ей без четверти час:

– Ты не можешь подойти в конюшню? Ты ведь знакома с этой женщиной?

– У меня обед на столе. – Она взглянула на свежие булочки и кастрюлю с супом на плите.

– Сказать это коню? Он выскочил из фургона и чуть не убил кого-то. О черт! Сара кричит на женщину. Я пошел.

Наташа схватила пальто и побежала вниз по улице. Когда она пришла на ферму, Мак пытался успокоить миссис Картер. Ее рот был сурово сжат, выражая неодобрение.

– Она разнервничалась, – говорил Мак. – Переживала за него. Она не хотела вас обидеть.