Танцы Близнецов

– Прекрати, чтобы больше этой чуши не слышал, – строго сказал Карагодин. – Главное, что мы встретились.

Танечкина лапка судорожно сжала предплечье соседа, она ткнулась в его ухо, внутренне прошептала: «Милый, милый, милый», – но вслух ничего не сказала.

Соседи, которым никелированная телега и стюарт заслонили самое интересное, увидели лишь идиллический финал драмы, деликатно его не заметили, допили свой чаёк и смежили глаза, откинувшись на спинки кресел.

Савойский отчётливо похрапывал.

Карагодин вытянул из-под колен «Арарат», налил Танечке, налил себе.

– За нас, – значительно сказал он.

– За нас, – прошептала Танечка.

Наркоз подействовал самым волшебным образом, через минуту боль ушла совершенно. Одушевлённый новой дозой эликсира, Карагодин страстным полушёпотом понёс откровенную пургу: о всемирном проекте, о важной роли Танечки в этом проекте, о том, что она будет иметь долю в бешеных гонорарах и премиях концессионеров.

Танечка пребывала в каком-то сомнамбулическом трансе, чуть не подстанывала от сказочных этих речей. Вдруг сказала неожиданно трезвым голосом:

– Я согласна. Главное, что мы встретились. Но я хочу, чтобы всё было по-человечески. Я полечу в Лагос, объяснюсь… улажу все дела. И тогда прилечу. Всё должно быть по-человечески.

Карагодин пощупал ногой ошпаренное место, снова почувствовал слабую, но какую-то нехорошую боль.

– Наверное, ты права, всё должно быть по-человечески.

– У тебя есть чем записать?

Карагодин достал из внутреннего кармана красивый «паркер», подарок Дарьи.

Танечка зацепила бумажную аэрофлотовскую салфетку, разгладила её и, по-школярски прикусив нижнюю губку, что-то на ней написала.

– Это мой… ну наш, домашний телефон. Позвонишь мне, как вы устроитесь в гостинице. Звони в среду утром, после девяти, не раньше. Раньше нельзя.

Карагодин сложил салфетку и засунул её в нагрудный карман пиджака.

Танечка склонила голову на его мужественное плечо и смежила глаза. Тот тоже закрыл глаза и тут же провалился в сон.

– Дамы и господа, через 20 минут мы прибываем в аэропорт Каира, пожалуйста, пристегните ремни и приведите спинки кресел в вертикальное положение.

Компаньоны, не открывая глаз, проделали необходимые операции и… продолжили сладкую дрёму.

Танечка же не спала. Немигающим взглядом она проницала толщу проносящихся в овале иллюминатора облаков, словно пытаясь прочитать в изменчивой игре веерных солнечных лучей сквозь призрачные громады небесных айсбергов своё неизвестное будущее.

Серёга, ты настоящий человек!

Прощание совсем не походило на прощание. Маэстро вполне по-свойски поцеловал Танечку, остающуюся в самолёте, в щёчку, сказал неопределённое: «Дай-то бог», отчего Карагодину стало непонятно, помнит ли он о том, что у них теперь есть секретарь-референт, ответственный за всё. Однако и сам он чмокнул Танечку на прощанье вполне обыденно, разве что присовокупил:

– Как договорились, звоню тебе в среду после девяти. Береги себя.

И похлопал ладонью по нагрудному карману.

Делегаты двинулись к выходу. Танечка секунду пребывала в каком-то странном ступоре, вдруг рванула из-под сиденья свою сумку, прытко двинулась за ними вслед, едва не уткнувшись в спину Карагодина.

Тот инстинктивно обернулся. В его глазах стоял немой вопрос.

– Боже, что я делаю… – пролепетала Танечка, сумка выпала из её рук. Она притянула ошалевшего Карагодина за шею, поцеловала его в безвольные губы.

– Ну что ты… что ты… – шептал он. – Успокойся, всё будет хорошо. Только не надо пороть горячку. Главное – мы нашли друг друга.

– Вы народ задерживаете, – сказал красномордый дядька, за которым сгрудились народы из эконом-класса.

– Звони после девяти, – приходя в себя, сказала Танечка, опустилась на соседнее кресло и втянула сумку под ноги, освобождая проход.

Зал прилётов пустел. Компаньоны шарили взглядами окрест, но плакатика консульских представителей со своими именами не находили. Шикарная пара новых знакомых остановилась у стеклянных дверей выхода из здания аэропорта, о чем-то посовещалась и вновь подошла к путешественникам.

– Странно, – сказал Карагодин, – никого нет. А должны встречать. Консул в курсе, обещал прислать машину.

– Ребята, – предложила Фаина, – можем поехать к нам. Тут до Каира полчаса езды. Позвоним в консульство, выясним ситуацию.

– Должны встретить, – твёрдо сказал Савойский. – А то неудобно получится. Приедут, а нас – нет. Мало ли что в пути может случиться. Колесо спустило… Очень вам благодарны, но – будем ждать.

Благорасположенный Аркадий протянул Савойскому визитку.

– На всякий случай, если что, звоните без стеснений.

Проказы ночного полёта давали о себе знать. Путешественников терзала тягостная абстиненция. Пристроили вещи у справочного окошка. Очень хотелось пива. Мысль о коньяке вызывала нехорошие позывы. Карагодин провёл рекогносцировку прилегающих помещений, но никакой торговой деятельности обнаружить не удалось. Савойский никак не хотел верить, что в этом огромном аэропорту нет хотя бы пары несчастных бутылок пива. Назначил Карагодина часовым у имущества и, нервно шурша мятыми долларовыми бумажками в кармане брюк, двинулся на поиски сам. Безрезультатно.

– Но этого не может быть! – Савойский развёл руками. – Это же международный аэропорт, чёрт побери! Пива нет, и вообще никого нет.

Стеклянные двери растворились, в зал прилётов вошёл спортивного вида парень вполне славянской внешности. Осмотрелся вокруг и прямиком направился к путешественникам.

– Вы, наверное, заждались. Извините ради бога, колесо пробил. Сергей.

Обменялись рукопожатиями, Савойский немедленно пожаловался:

– А у нас проблема.

– Решим, – твёрдо сказал Сергей и, узнав проблему, засверкал белыми сплошными зубами. – Я же говорил, что решим. Пойдёмте.

Консульский автопарк, как выяснилось, располагал скромными техническими возможностями, встречать гостей прислали не очень свежий «жигулёнок» пятой модели, но зато персонал был подготовлен очень правильно.

Сергей поднял крышку багажника, извлёк из него ящик-холодильник, а оттуда упаковку длинных бутылок, украшенных неброским клеймом «Стелла».

– Конечно, не «Туборг» и даже не «Балтика», но другого здесь нет. А вообще – пить можно. Я его вчера вечером слегка приморозил, так что, надеюсь, не нагрелось.