Танцы на минном поле

— Отставить разговорчики в строю! — с напускной суровостью скомандовал старший лейтенант Полковников. — Во-первых, не я провернул, а мы; во-вторых, без тебя это куда сложнее было бы сделать. Так что успокойся, вдохни поглубже, и, если чайник не окончательно выкипел, займись приготовлением кофе. Капитану — чай.

Дверь кухни приоткрылась и в проеме показалась бородатая физиономия Войтовского:

— Леша, выйди-ка на минутку, — позвал он.

Оставив Женечку дальше разбираться на своем “боевом посту”, Полковников вышел в коридор.

— Что-то случилось?

— Видимо, да, — кивнул генеральный директор информационного агентства. — Валерий Львович Гашевский звонил по связному телефону.

— К Тете? [6]

— Да. Сказал, что сегодня он себя неважно чувствует.

— Внештатная ситуация, — резюмировал Алексей. — Откуда звонил?

— Из кафе напротив редакции.

— Ясно, — задумчиво произнес Полковников. — Значит, нам следует навестить милейшего Валерия Львовича. Думаю, мы с тобой управимся.

6

Тетя — метод конспиративной связи, когда объект звонит на нейтральный телефон, подключенный к прослушивающему устройству, срабатывающему на условные кодовые слова.

Войтовский пожал плечами:

— Вот и отлично. Леша заглянул на кухню:

— Так, Женечка, чаепитие отменяется. Выгоняй из гаража “Фиат”. Вы едете с Володей в Мамонтовку. Посмотрите, как там Голушко, от скуки еще не увял? Да, вот еще, ты из пистолета стрелять умеешь? — глядя на девушку, осведомился он.

По логике вещей, за этой фразой должно было последовать знаменитое, бендеровское: “Я дам вам парабеллум!”

— Из пистолета Макарова, — Стремительно, подбираясь и приобретая боевой вид, произнесла Женечка.

— Где ж я тебе такую экзотику раздобуду?! — хмуря брови, развел руками Алексей.

— У меня “Гюрза” есть, — предложил Войтовский. — Пойдет? — Он извлек из наплечной кобуры аккуратный пистолет, несколько напоминающий увеличенный ПМ. — На, держи. Володя по дороге расскажет, как им пользоваться. Думаешь, стрельба будет? — поинтересовался он, когда Женечка ушла собираться.

— Боже упаси! — махнул рукой Полковников. — Типун тебе на язык! У девочки на почве вашего геройства начали развиваться комплексы, а это плохо. Пусть почувствует у себя под рукой ребристость рукояти. Во вред ей это не пойдет.

Задача, поставленная перед майором Повитухиным, вызывала желание повторить остроумную проделку античного героя Геракла с загаженными конюшнями царя Авгия.

Действительно, попробуйте сами взять человека преклонных лет и, круг за кругом расширяя поиски, определить с кем и когда он был знаком и близок, кому доверял и с кем, втихаря, изменял жене лет, скажем, двадцать назад, с кем, может быть, мог быть знаком через третьих лиц… Выясните, кто из них сидел, кто был связан с криминальными структурами, а за последние годы понятие “криминального” сузилось, зато участие в нем населения несказанно возросло. Да еще приплюсуй родственников, по которым такую выкладку тоже следует сделать. И все бы ничего, когда бы не железный постулат спецслужбы: нужно вчера. Так что задача наводила на мысли печальные и безысходные. Конечно, можно было с надеждою ожидать вестей от коллег из внешней разведки, мол, жив ваш генерал, загорает здесь на приморских пляжах и попивает “Дом Периньон” из высоких венецианских бокалов. Но надежда, хотя и умирает последней, проживает, увы, вдалеке от истины. Сколько их, бывших сотрудников КГБ, теперь проживает в Анчуриях и Руританиях. Да и, поди ж ты, Лаврентьев ли он сегодня? С такими-то деньгами? Навряд ли.

Майор Курицын всю жизнь страдал из-за своей фамилии. Временами, наедине с самим собой он признавался себе, что и в органы-то пошел для того, чтобы придать себе веса. Но, видимо, начальство тоже не особо жаловало офицера с несерьезной фамилией, потому как в майорах он уже сидел лет десять, и вторая звезда на погоны не просматривалась даже в телескоп. Впрочем, и шпионов майор Курицын видел только в кино. И вот — на тебе! Громом среди зимнего неба рухнула на мирный Ржев суровая директива из центра: “Разыскать и опросить всех, кто был связан с бывшим генералом Лаврентьевым и его семьей. Срочно! Необходимо вчера”.

“Такие-то дела”, — вздохнул майор Курицын, вспоминая, как любил говорить в годы его срочной службы ротный старшина: ”Невыполнимость поставленной задачи не является веским основанием для ее невыполнения!”

Генерала Лаврентьева он знал давно, как и все в городе. В местном музее чекистской славы его фотографиям и личным вещам был отведен целый стенд. И вот, поди ж ты! Но, делать нечего, майор натянул кожаные перчатки и отправился искать и опрашивать.

Первой в списке возможных “контактов” генерала Лаврентьева была Зинаида Прохоровна Скобарь, подруга детства и, по совместительству, мать любимого зятя.

— Ничего не могу сказать, — покачала головой Зинаида Прохоровна, наливая чаю бывшему своему ученику, а ныне матерому контрразведчику. — Как в Батуми уехали, ни слуху, ни духу. Первую пару месяцев еще звонили, потом, бах! Как отрезало. Новогоднюю открытку туда посылала, вернулась с припиской “адресат выбыл”. Я удивилась — как это, — выбыл? Бросилась к Аллочке Горшевой, она, кажется, в твоем классе училась. У ее мужа родственники там живут, они к ним летом ездили. Она в Батуми звонила, просила зайти, узнать. — И что же? — Да что? Оказалось, наши-то, квартиру сдали, а сами уехали в неизвестном направлении. — Учительница печально развела руками.

— И с той поры никаких известий? — Да как сказать, — Зинаида Прохоровна тяжело вздохнула, — уже потом мне ночью позвонил какой-то мужчина, назвался старым другом моего сына и сказал, что в Орле, на вокзале в камере хранения он оставляет посылку от Костика. Мол, сам хотел заехать, да не успевает. Назвал номер камеры, код и положил трубку.

— И что же? — Чуть привставая, спросил майор Курицын.

— Ну что, поехала в Орел, нашла камеру хранения. Действительно, в ячейке стояла спортивная сумка, а в ней деньги и документы на Батумскую квартиру, на меня переоформленные.

— Много денег?

— Двадцать пять тысяч долларов, — вздохнула бывшая учительница.

— Понятно. Может быть еще что?

— Да, как сказать, — Зинаида Прохоровна печально посмотрела на собеседника и начала мять платок, которым время от времени промокала влажные глаза. — Там была записка в плотном конверте, как сейчас помню: ”Мама, не беспокойся, у нас все в порядке. Когда будет возможность, вновь дадим о себе знать”.

— А нельзя ли посмотреть на эту записку? — Предчувствуя удачу, осведомился майор.

— В том-то и дело, что нет. Я конверт открыла, записку прочитала, а она вдруг, бах, и как будто обуглилась, в пепел развеялась.

— Ясно, — обескуражено произнес контрразведчик. — А-а-м, голос по телефону… Ничего такого?

— Да нет, — покачала головой б лижайшая родственница генерала. — Голос, как голос.

Информация, полученная от Зинаиды Прохоровны Скобарь, была самым ценным, что добыл в этот день майор Курицын. День был полон безрезультатного хождения и бесполезных разговоров. И вечером, когда контрразведчик возвращался домой, в глазах его мелькал блеск пяток стремительно улепетывавшей удачи.