Танец гюрзы (Сборник)

Он проскользнул в темную прихожую, не зажигая света, тщательно вытер подошвы ботинок о половичок и прошел в комнаты.

Окна гостиной выходили на парк. Из них прекрасно просматривались подходы к подъезду, в который двумя минутами раньше вошел молодой человек со скрипкой.

Он бросил пристальный взгляд вниз, туда, куда только что подъехала черная «Ауди» и вышедший из нее плотный здоровяк почтительно распахнул заднюю дверь и подал руку сначала пожилому лысеющему мужчине с хищным ястребиным носом, а потом средних лет невысокой женщине в дорогом стильном пальто, модной шляпке, с миловидным капризным лицом и порывистыми движениями.

Молодой человек уложил футляр скрипки на подоконник и открыл его…

Но там была вовсе не скрипка.

В футляре лежали части дальнобойной винтовки с оптическим прицелом и глушителем, а также пистолет «беретта». С уже навинченным глушителем и заправленной обоймой.

Именно он и оказался в артистической руке с тонкими пальцами профессионального музыканта…

– А где Алька? Она сказала, во сколько сегодня придет домой?

– Она сказала, что задержится у подруги, Владимир Казимирович. Если останется переночевать, то позвонит.

– Бардзо добже, Артур. Ты свободен.

И мужчина с ястребиным носом сделал неопределенный жест рукой, который, вероятно, должен был обозначать, что сегодняшний рабочий день его шофера закончен.

Тот сдержанно, но в то же самое время предельно почтительно кивнул и исчез во мраке лестничного пролета.

– Ты не боишься, Володя, что она попала в дурную компанию? – произнесла женщина, не переставая при этих, в общем-то очень естественных в устах всякой матери, словах капризно кривить губы.

Мужчина досадливо поморщился и, набрав четырехзначный цифровой код, вставил ключ в замочную скважину.

– Что же ты молчишь? – не отставала супруга.

– Да ладно тебе, Маринка, – отмахнулся мужчина, – гонишь тут не по делу. Она нормальная девка. А что ты хотела… чтобы она в восемнадцать лет сидела дома и никуда не выходила? Вот тогда надо было бы беспокоиться, а сейчас, по-моему, все совершенно в норме.

– Вот ты так всегда, Владимир Казимирович, – перешла на сухой официоз Марина. – Стоит тебе сказать о дочери, так ты тут же строишь из себя беззаботного бодрячка и начинаешь петь песенку «Все хорошо, прекрасная маркиза».

Владимир Казимирович, которому свирепые демарши супруги, по всей видимости, были не в диковинку, пробурчал под нос что-то сдавленно-неодобрительное и открыл дверь.

Щелкнул выключатель, и Владимир Казимирович машинально прикрыл рукой глаза. Когда же он рискнул отнять ладонь от лица и приоткрыть зажмуренные глаза, то увидел перед собой молодого человека очень приятной наружности, стоящего в дверях гостиной и со сдержанным любопытством рассматривающего Марину, снимающую обувь.

– Вы… вы кто такой? – наконец выдавил Владимир Казимирович, и его хриплые слова совпали с коротким захлебывающимся криком Марины:

– Вы что… с Алисой, да? Она уже домой начала водить…

– Вы Владимир Казимирович Бжезинский? – спокойно спросил молодой человек, не обратив ни малейшего внимания на несносную даму.

– Да, но…

– Можете больше ничего не говорить. Мне очень жаль.

Владимир Казимирович не успел даже испугаться, настолько приятное и успокаивающее впечатление производил этот нежданный гость – несмотря даже на известного рода щекотливость ситуации, – как из-за спины молодого человека с завораживающей, неуловимой для глаза обычного человека быстротой вынырнула рука с зажатым в ней пистолетом.

Марина перекосила рот в беззвучном крике, увидев, как окаменел ее муж, на лбу которого нелепой и жуткой кляксой возник кровавый росчерк пули, – но увидеть, как он сполз по двери на пол, ей уже было не дано. Холодный взгляд киллера упал на парализованную страхом женщину, и тут же его мозг четко продиктовал единственно возможное решение: никаких свидетелей.

Он перевел на нее дуло пистолета и дважды выстрелил в перекошенное ужасом лицо, а когда она упала, хладнокровно произвел еще два – контрольных – выстрела, направленных в голову Владимира Казимировича Бжезинского и его супруги Марины Алексеевны Смоленцевой.

Это было двадцать девятое сентября девяносто третьего года. На следующий день Владимиру Свиридову, элитному офицеру спецназа ГРУ, с таким беспощадным профессионализмом исполнившему заказ госструктур, исполнилось двадцать семь лет.

Только двадцать семь.

Количество людей, которых к тому времени отправил на тот свет Владимир Свиридов, исчислялось несравненно большим числом. …В последнее время он все чаще засиживался допоздна наедине с самим собой в самых дорогих элитных ночных заведениях Москвы (благо деньги, перечисляемые ему за отработку заказов, вполне позволяли жить на широкую ногу – с известной долей здоровой сдержанности, разумеется) и думал о своей роли в этой жизни. О страшной роли чистильщика, палача, волка криминальной России, который призван уничтожать зло.

Бесспорно, он, офицер ГРУ, обученный и вышколенный по недосягаемо высоким стандартам, обязан был выполнять все приказы своего начальства и лично начальника спецотдела «Капелла» полковника Платонова. Степень мотивированности этих приказов всегда оставалась для него, исполнителя, ненужным звеном в классической цепочке Заказчик – Организатор – Исполнитель.

Организатором являлся полковник Платонов. Исполнителями – они, четырнадцать офицеров спецназа ГРУ из особого отдела «Капелла», переориентированных с внешних приоритетов противостояния на внутренние. Враг был обозначен предельно четко: буйно расцветшая преступность, тесно смыкающаяся с максимально криминализированным бизнесом и властными структурами.

Заказчиком же во всех случаях являлось государство. …Свиридов сидел за столиком в полном одиночестве и неотрывно смотрел на неотвратимо – раз за разом – пустеющий бокал. Иногда он косился на застывшее где-то там, в полумраке стенной ниши, металлически поблескивающее зеркало: оттуда в отсветах трех свечей мрачно наплывало застывшее суровое лицо с чеканным профилем, четко очерченными губами и властным подбородком… Слепая, замкнувшаяся сама на себе сосредоточенность, упирающаяся в обреченность, придавала этому молодому лицу выражение, присущее только очень опытным, много и горько пожившим людям.

«Тоже мне – страдания юного Вертера… Если бы меня видел полковник Платонов, меня немедленно отчислили бы из "Капеллы" (а отчисление из "Капеллы" осуществлялось только одним путем – нажатием на спусковой крючок)», – мелькала в голове Владимира заблудившаяся стылая мысль. Нарастающий с каждым последующим бокалом шум в ушах не давал отойти от мрачных размышлений и переключиться, ну, скажем, на созерцание сидящей через столик еще совсем молоденькой девушки.

На созерцание с последующим приятным знакомством…