Танец меча

Меф дрался не только мечом, но и локтями, коленями, головой. Не упускал случая придержать руку Арея, чтобы подарить своему мечу лишнюю секунду. Готов был драться даже зубами - но случая пустить их в ход пока не предоставлялось.

Арей бился яростно и холодно. Двуручником он работал с проносом, используя его вес и инерцию. Резко атаковал, быстро менял стойки. С переводом меча вниз едва не оставил Мефа без ступни и сразу без жалости атаковал его навершием в скулу. Буслаев упал, перекатился и вскочил. В голове гудело. Глаз мгновенно закрылся. Мефу казалось: на месте скулы у него ледяной камень.

Порой, в короткие затишья, когда они отступали друг от друга, Меф удивлялся: да как же это? Время бежит, а он все еще жив. Это могло означать только одно: Арей не спешил. Да, на полную, да, без пощады, но не совсем. Грань была тонкой, и ощущал ее только Меф, хорошо знавший бывшего учителя. Состояла грань в том, что Арей сражался, а не убивал, как делал это всегда. И все это время Меф видел его испытующие, очень спокойные глаза.

Меф нанес мечом ложный удар в голову и быстро перевел его вниз. Он знал, что Арей терпеть не может скакать. Он слишком грузен для гимнастики. Арей и сейчас не стал прыгать, а просто разорвал дистанцию. Он считывал движения Мефа и путал его карты, вовремя делая нужный шаг - как правило, на сближение или в сторону. И Меф вынужден был перестраивать атаку или отступать.

«Сложная тактика в бою нужна там, где нет короткого пути», - эти слова Арея Меф много раз проигрывал про себя, но они ничего ему не давали.

Вот и сейчас получалось, что Арей дерется просто, экономно и внешне неброско. Меф же каждую секунду вынужден выделывать козлиную гимнастику, перекаты, кувырки. Если бы такое показывали в кино, зритель сделал бы вывод, что молодой каскадер вытягивает недостатки грузного актера, который и драться-то толком не умеет. На деле же все было наоборот: гимнастика возникала потому, что Меф понятия не имел, куда пойдет меч, от которого ему нужно спасаться.

Неожиданно Арей, прижавший Мефа к застывшему льдом огню, отступил, позволив Буслаеву вновь переместиться в центр круга.

–  Все же ты кое-чему научился, синьор-помидор!
– похвалил Арей, отдуваясь.
– С тобой приятно иметь дело! Но скоро долгожданный финал!

–  А?
– непонимающе переспросил Меф, и сразу ему пришлось отбивать серию из двух колющих и одного рубящего. Третий колющий, играючи посланный вдогонку, вспорол ему кожу на груди. И вновь Меф не знал: помог ли невидимый щит, подставившийся под удар, или сам Арей придержал руку.

Мечник поймал затравленный взгляд Мефа, усмехнулся, резким движением головы закинул за плечо бороду и стал ускоряться. Меф уже не замечал клинка Арея, а лишь угадывал его по движению плеча и резкому, разрубающему воздух звуку. Казалось, Арей режет стылую ночь, как масло, толстыми ломтями. Меф не успевал думать о нападении - только о защите. Отступал, скользил вокруг Арея, забегал под его левое плечо, стараясь быть неудачной мишенью. У него заканчивался воздух.

Удар, удар, еще удар. Порой Меф слышал глухой звук - это клинок Арея, обманывая его защиту, врезался в щит. Арей, чуть сместившись и пропустив клинок Мефа у своего лица, нанес сильный удар в средний уровень. Меф ощутил, как щит, которого только что словно и не существовало, проломленным падает с его левой руки.

Арей откинул щит ногой и добил быстрым уколом, словно щит был живой. Клинок пронзил прекрасное лицо золотой женщины. И сразу Меф понял, что задыхается. Казалось, вся накопившаяся усталость разом навалилась на него. Меч обрел вес. Он не порхал уже, а тяжелой оглоблей давил руку к земле. Больше всего устала кисть.

От трона Лигула прокатилась узкая багровая волна, сожгла с десяток комиссионеров и ударилась в защиту, не повредив ей. Лигул погрозил Прасковье пальцем.

Каждый новый удар Арея отдавался в плече болью. Меф мечтал только о передышке. Точно не замечая всего этого, Арей продолжал наращивать темп.

–  Запомни, синьор-помидор, корень всех бед в жалости к себе!
– азартно крикнул он и, видя, что оглохший от усталости Меф не понимает его, повторил последние слова еще раз.

Ощутив перелом боя, мрак заулюлюкал. Ближневосточные джинны охрипли, не успевая принимать пари. Теперь ставили на финальный удар и на время. С остальным было ясно.

Меф ощутил, что сдает. Вот они - слова Арея о долгожданном финале. Арей хочет убить его, когда он, окончательно обессилев, внутренне сломается и сам шагнет под меч, как загнанный олень радуется вцепившимся ему в горло собакам.

Меф решил, что умрет не так. Пусть это будет на встречной атаке. Перестав пятиться, он закричал, едва не разорвав в крике голосовые связки, и кинулся вперед. Это была лучшая его коронка, подсказанная все тем же Ареем и известная тому до мелочей.

Колющий, сразу рубящий. Средняя стойка - вертикальный удар сверху. Арей защитился «окном», вскинув меч на уровень лба. Еще одна атака. Арей легко сбросил клинок, соскользнувший по наклонно подставленному лезвию. На это Меф и рассчитывал. Позволив своему клинку продолжать движение, он пробежал мимо Арея и, оказавшись за его спиной, бросил меч назад страшным круговым ударом, который невозможно было остановить без проноса.

Меф знал, что Арей сейчас подсядет, чтобы не тратить время на блокировку, и пошлет свой меч с другой стороны таким же ударом.

Меч Арея уже мчался к шее Мефа. Буслаев дернулся вниз, зная, что критически не успевает. Едва заметно вильнув, клинок Арея плашмя хлестнул его по взметнувшимся вверх волосам. Клинок же Мефа, который должен был встретить только воздух, почему-то не встретил его. Он врезался Арею над ключицей, преодолел короткое сопротивление плоти и пронесся дальше. Меф перекатился и принял защитную стойку, готовый отражать новые удары. Но их не было. Его никто больше не атаковал.

Тело Арея еще стояло, но уже без головы - незнакомое, непривычно короткое. Потом покачнулось и на скрещенных ногах упало туда, где только что находился Меф. Арей почему-то не подсел, не сделал того, чему сам - десятки и сотни раз - учил Мефа. Допустил невозможную для профессионала ошибку. Буслаев готов был поклясться, что за четверть секунды до того, как его меч рассек Арею сонную артерию, разрубил позвоночник и снес голову, мечник чуть подмигнул ему.

Меф повернулся и пошел на подламывающихся ногах, сам не ведая куда. Свой длинный меч он тащил за собой, и тот, как палка, царапал песок. Стена ледяного огня с треском опала, когда Меф, не помня о ней, врезался в нее. Стояла страшная тишина. Из запрокинувшихся весов у крайнего джинна струйкой вытекали эйдосы. Лигул, в первые секунды оцепеневший, зашевелился на троне, как проснувшийся паук. Видя впереди толпу, Меф повернул назад.

Что- то громоздкое мешало ему. Меч. Он смотрел на него и чувствовал, что клинок стал чужим. Просто заточенная железка, если разобраться. Их связь нарушилась, лопнула, как пуповина. Не понадобилось даже слов отречения. Меч и Меф сами отшатнулись друг от друга, как испуганные воры, случайно совершившие убийство.

Меф размахнулся - широко и словно неумело - и с силой отбросил меч. Он полетел по дуге. Толкаясь навершием и острием, как живой, пробежал несколько шагов, упал и замер в пыли. Решив, что меч достанется первому, кто возьмет его, рыжебородый Барбаросса попытался его поднять, но охнул: клинок, искривившись как хлыст, до кости рассек ему ладонь.