Танец меча

Он сунул руку в карман. Из кармана возникло нечто смятое, завернутое в капустный лист.

–  У меня есть аргентинская котлета. Я хочу разделить ее с тобой!
– сказал он.

Глава 21. Два меча

Мы стремились вкусить плод от древа познания добра и зла - вот и получили, чего возжелали. Познаем теперь добро и зло. Прежде, по замыслу творения, человек существовал в добре неосознанно. Дышал добром, не зная иного, как рыба знает только воду. Захотели вкусить и постичь - и вот, сбылось: постигли.

И несладко нам от познания Зла.

«Книга Света»

Последний день перед боем Меф не тренировался. Пришедший утром Мошкин был крайне удивлен, обнаружив Мефа не на отжиманиях, не в душе, а полностью одетого и готового к выходу. Евгеша недоверчиво уставился на часы.

–  Что-то ты сегодня рано в универ! Может, и мне на первую лекцию пойти, как ты думаешь? В кои-то веки, а?

–  А что, у вас не отмечают?
– спросил Меф рассеянно.

Евгеша застенчиво зарумянился.

–  Катя ведь староста курса, да? А ко второй паре она мне бутерброды делает: один с колбасой, один с сыром. Это правда, что я с сыром больше люблю, да? Ну Катя так говорит.

Меф с Дафной переглянулись. Мошкин был в надежных руках.

–  Даф, ты меня проводишь?
– спросил Мефодий, когда Евгеша, тоскуя от нарушения распорядка, ушел.

Дафна кивнула и наклонилась, захватывая две самые ценные вещи: флейту и кота. Третья самая ценная вещь качалась в дверях, прося ее проводить.

До метро они шли молча. Москва окончательно сдалась осени и покорно ожидала зимы. Листья были уже собраны в черные мешки, которые грустно стояли вдоль дорог.

Мефу говорить не хотелось. Он только что понял, что это последнее его утро и последний день в университете. За ночь лужи подмерзли, и Меф наступал на трескучий лед. Заточенный в комбинезон Депресняк шипел на прохожих.

–  Ты дерешься с Ареем сегодня в полночь!
– сказала Дафна, когда буква «М» на павильоне стала отчетливо видна.

Меф вздрогнул и остановился.

–  Откуда ты?… Но кто тебе?…

–  Корнелий. До Корнелия - Эссиорх. До Эссиорха - Шмыгалка. До Шмыгалки я прочитала все в твоих глазах. Сегодня ночью в Царицыно будет…

–  Людно. Нет, не людно. Стражно, - пасмурно закончил за нее Меф.

Дафна сунула руку в карман. Пальцы нащупали лист пригласительного дерева. Мефодий до сих пор ничего не знал о нем. Она достала его, расправила на ладони. Золотые жуки опять сбились в кучу. В холодной Москве им стало неуютно. Хотелось домой, в Эдем. Дафна медлила их пугать, гладя лист рукой. Может ли сражаться солдат, если знает, что для бегства уже наведены мосты? Простит ли ей Меф, если она скажет? И простит ли он сам себя, если вдруг согласится?

–  Что это?

–  Красивый лист из Эдема, - быстро ответила Дафна.

Это был действительно лист и действительно из Эдема, но все же она балансировала между правдой и ложью.

–  А-а. Понятно… - отозвался Меф. К красивым листьям он относился равнодушно.

Последний университетский день прошел под знаком «никак». Никто не желал принимать во внимание, что сегодня ночью он умрет. Преподаватель Горюхин поставил Мефу жирную точку в свою записную книжку за плохую подготовку к лабораторной, а англичанка накричала, причем почему-то на русском языке. Все же Меф досидел до последней пары и старательно записал домашнее задание, как всегда безумно большое. Насколько Буслаеву было известно, целиком его делала только одна девушка на курсе, да и та была этническая китаянка.

Домой Меф вернулся, когда город уже серел, готовясь к ночи. Вечер прошел скомканно. Мефу казалось: время тащится. Страх разъедал его, тугим кольцом сжимая желудок. Меф знал, что, как только скрестятся мечи, страх уйдет, но для этого нужно дождаться полуночи.

А тут еще притащился Корнелий и, прохаживаясь по комнате, стал готовить его к смерти.

–  Видишь коробочку?
– оживленно щебетал он.
– Я приготовил ее для твоего эйдоса! Мрак его не получит! Это обещаю тебе я, Корнелий, известный под прозвищем ТэТэ - Трепет Тартара!

О таком прозвище Меф слышал впервые.

–  А кто тебе его дал?
– спросил он подозрительно.

–  Я сам!
– с самодовольством ответил Корнелий.

–  Слушай, Трепет Тартара! Можешь оказать нам огромную услугу?
– обратилась к нему Даф.

–  Все, что угодно!

–  Покарауль, пожалуйста, снаружи! Тут на нас озеленители ополчились. Я думаю, Мефу не нужна драка перед боем с Ареем.

Корнелий с готовностью выскочил из комнаты. Вскоре Меф увидел, как с флейтой в руках он прохаживается перед окнами и, хмурясь, сурово посматривает по сторонам. С баскетбольной площадки доносились песни отдыхающих народностей. Меф подумал, что второму барану не пережить этой ночи. И не только ему.

–  Пойдем сделаем хоть одно доброе дело!
– сказал он Дафне и выскочил из комнаты. Дафна нагнала его у грузовичка.

Меф огляделся, отогнул брезент и забрался в кузов.

–  Вылезай!
– велел он барану.

Баран жался к мешкам. Вытолкать его Меф смог только пинками.

–  Беги на волю, чувак! В пампасы!
– сказал он и свистнул по-чимодановски, в два пальца.

Свист получился разбойничий. Меф был не самый плохой ученик, а Чимоданов - не самый плохой учитель. У Дафны заложило уши. Баран оглянулся и очень шустро - скорее, чем Меф ожидал - затрусил в пампасы, пробегом через прерию. Меф провожал его взглядом, пока он не стал точкой, затерявшейся между домами.

–  Провожу-ка я его, пожалуй! А то, сами понимаете, всякое бывает, - виновато объяснил Корнелий и, прихрамывая, побежал за бараном.

Буслаев вернулся в общежитие. Часы перед входом показывали четверть десятого. Меф понял, что пора ускоряться. Дальше он действовал быстро, лихорадочно. Написал матери, что едет учиться за границу, надолго едет, когда вернется, не знает, и адреса точного не знает. Раньше не говорил, потому что не хотел расстраивать.

Письмо получилось не слишком убедительное, даже бестолковое, но все равно лучше, чем ничего.

–  Отдашь матери, ну если… сама знаешь. Лучше, конечно, создай морок. Послушное такое растение, которое всегда поддакивает, таскается за хлебом и не грубит, - сказал он Дафне.

–  Хорошо.

–  Эйдос мой Корнелию не отдавай! Он его потеряет. Лучше, чтобы Эссиорх взял. А сама возвращайся в Эдем!
– продолжал распоряжаться Меф.
– Нечего тебе в Москве делать. Больше ни к кому в хранители не напрашивайся - сиди там себе спокойно, кушай фрукты.

–  Хорошо!
– подозрительно мирно поддакнула Даф.

–  И меч мой мраку не отдавай! Обойдутся без него - слышишь! И щит… Эй, ты чего?

Она схватила его за шею, притянула к себе и крепко обняла.

–  Ты набитый идиот, Буслаев! Ты подумал: как я буду без тебя, тупица и чурбан?

Меф хмыкнул.

–  Люблю критику, когда она в здоровой форме, - сказал он.

* * *

Буслаев угадал. Задолго до полуночи в Царицыне стало стражно и страшно. Последние собачники удирали из парка, ощущая необъяснимый ужас, который пробирался в брючины, в рукава, в сердца, в души. Их четвероногие компаньоны поджимали уши и хвосты.