Танец на тлеющих углях

Ты извини, что я тебя позвала, у меня никого нет… ближе, я сейчас как зачумленная.

Она наконец взглянула ему в глаза, неуверенно, несмело. И столько было достоинства в ее взгляде, так она напоминала сейчас женщину с черно-белой фотографии, которой восхищался Алик Дрючин, только серьги не было, что Шибаев, подпадая под ее «эманацию» (он спросил у Алика, что это значит, но тот так и не ответил), привлек ее к себе. Она припала к его груди и снова расплакалась, громко и отчаянно, но уже по-другому, словно почувствовала облегчение, переложив на него часть своей ноши, а он эту ношу принял…

Он гладил ее по спине, по торчащим острым лопаткам, чувствуя, как нарастает в нем желание. Она подняла голову, и он стал целовать ее горячие соленые губы, заплаканное лицо и глаза. Она отвечала, легко постанывая, запустив пальцы ему под рубаху, лаская, царапая, скользя ногтями по коже…

– Я хотел тебе сказать, что знал о твоем муже и о тебе… – произнес Шибаев, когда они лежали на диване после близости, сладкой и бурной.

– Знал? – Она привстала на локте, заглянув ему в лицо. – Ты знал Толю? Откуда?

– Я не знал твоего мужа, я узнал о нем две недели назад. И о тебе. Человек, назвавшийся именем твоего мужа, попросил… одним словом, он сказал, что подозревает тебя в супружеской неверности, и попросил меня представить доказательства…

– Что? – Ирина вскочила, стояла нагая перед Шибаевым. – И ты… Ты! Ты поэтому… со мной?

– Нет. – Шибаеву было паршиво, как никогда раньше. Все нужно делать вовремя, опоздал он со своими признаниями. – Я частный детектив… – Он почувствовал неловкость, как всегда, когда приходилось объяснять, кто он есть. – Это моя работа.

– Выслеживать и шпионить? – В ее голосе звучало презрение.

Шибаева словно плетью стегнули.

– Да! – резко выговорил он, тоже вскакивая с дивана. Теперь они стояли друг против друга. – Выслеживать и шпионить! Лучше, чем ничего. А с тобой получилось… случайно. Я не нанимал тех алкашей, которые тащили тебя в подвал. И к тебе домой не напрашивался, если помнишь. И не я бежал за тобой пять кварталов, как ты выразилась. Я не должен был ехать с тобой в Ольшанку, допускаю, я не должен был спать с тобой, но что случилось, то случилось.

– Спать? Это для тебя только… спать? – Она нагнула голову, словно собиралась его боднуть, раздувая ноздри.

– А для тебя это что, любовь с первого взгляда? Ты сразу дала мне понять, что у тебя есть любящий муж и ты никогда его не бросишь… Что у тебя и раньше бывали любовники. Ты привела в дом незнакомого мужика, которого видела раз в жизни, и…

– Заткнись!

Она влепила ему пощечину. Шибаев изумился. Это была первая пощечина в его жизни, полученная от женщины. До сих пор руку на него пытались поднимать лишь мужчины и, как правило, быстро раскаивались в этом. Перед ним стояла незнакомая Ирина – яростная, ощетинившаяся, и эта Ирина умела за себя постоять. Шибаев, недолго думая, ответил тем же. Она отшатнулась, схватилась за щеку.

– Как ты смеешь? Подонок!

– Извини! – Он уже пожалел о том, что сделал. – Извини. Это для меня не только… спать, можешь мне поверить.

– У тебя есть кто-то? – вдруг спросила она.

Шибаев ответил не сразу, не привык еще к скачкам ее мысли.

– Никого у меня нет, – сказал наконец. – Ты будешь слушать дальше?

Она неохотно кивнула.

– Тогда иди сюда, – он уселся на диван, и она, помедлив, села рядом.

– Когда я познакомился с тобой, то решил отказаться от… работы, звонил Григорьеву, но телефон был отключен. Позавчера он наконец позвонил сам и попросил приехать в Ольшанку в девять вечера. Я приехал… сдать дела.

– Ты был там в девять вечера? – Она недоверчиво смотрела на него.

– Я приехал без десяти девять. Твой муж уже был мертв. И это оказался не тот человек, что приходил ко мне. Твоего мужа я никогда раньше не видел.

– Ничего не понимаю… – пробормотала она.

– Это не все. Перед смертью твой муж смотрел телевизор…

– При чем тут телевизор?

– Он смотрел фильм про нас, там мы с тобой в спальне.

– Неправда!

– Правда. Я унес с собой видеокамеру. Больше я ничего не успел, так как мне пришлось уйти.

– Где… она?

– У меня. Ты знала, что у вас в доме установлена видеокамера?

– Знала, но она не работала! Муж поставил ее когда-то… для прикола, хотел записать нас… – Она запнулась. – Включил раз или два всего.

– Значит, твой муж включил ее снова… Или кто-то другой.

– Я даже не знаю, как к ней подойти! – закричала Ирина, и ему показалось, что она сейчас снова расплачется.

– Значит, муж. Или… кто-то другой, – повторил он.

– Но зачем?..

– Не знаю, хотя нетрудно догадаться.

– Ты имеешь в виду, что я таскаю туда своих любовников и он хотел меня застукать? Да? Ты это имеешь в виду? – Она с шумом втянула в себя воздух. – Ты был первый! Понятно?

Шибаев кивнул, хотя поверил не вполне.

– Подожди, а полиция откуда? – вспомнила она.

– Оттуда же, откуда и приглашение в Ольшанку и включенная камера!

– Ты хочешь сказать, что кто-то вызвал тебя в Ольшанку, подсунул Толе кассету, убил его и позвонил в полицию?

– А перед этим нанял меня походить за неверной супругой.

– И если бы тебя застали там, – подхватила она, – то решили бы, что ты работал на него, спутался с его женой и убил его, когда он… наехал на тебя! И никто бы не поверил, что ты его и в глаза не видел, что был еще один Григорьев… Не верю! Слишком сложно!

– Надеюсь, ты не думаешь, что я убил твоего мужа?

Она пожала плечами и улыбнулась. Улыбка ее Шибаеву не понравилась.

– Не убивал я его, – сказал он, и ему показалось, что он оправдывается.

– А тех алкашей? – напомнила она, продолжая улыбаться. – Да если бы не я…

– Ты мне не веришь?

– Да мне плевать, убил ты его или нет! – вдруг закричала она. – Понимаешь? Мне все равно!

– Мне не все равно! – рявкнул он, отпихивая ее от себя. – Мне! И я докопаюсь до этой… этого лже-Григорьева! Если успею…

– Как он выглядел? – спросила она примирительно, уже не улыбаясь. Положила ладонь ему на грудь, успокаивая.

– Невысокий, накачанный, лет тридцати пяти. Светлые волосы, серые глаза. Перстень с черной печаткой на безымянном пальце правой руки. Разговаривает с тобой как с шестеркой. На банкира не похож, хотя всякие теперь банкиры… Никого не напоминает?