Танец над вечностью
Шрифт:
Я рывком сел на кровати, силясь вырваться из мучительных оков дурного сна. Шум за дверью. Мне не почудилось. Грохот. Что-то разбилось. Тихий скулеж. Унимая предательское сердцебиение, я встал с кровати и вышел в гостиную.
Лука ползал на коленях посреди комнаты в куче того, что осталось от хрустальной вазы. Он плакал и пытался собрать осколки голыми руками, не замечая, что ранится об них.
— Господи, Лука, что случилось? Как ты умудрился ее разбить?
Он загундосил еще громче, теперь еще и размазывая кровавые сопли по лицу. Мне хотелось зажмуриться и потрусить головой в надежде, что этот кошмар тоже исчезнет. Но тридцать
— Какого демона?.. Кого принесло в такую рань?
На пороге стояла Нишка. Она влетела в комнату прежде, чем я успел открыть рот и возмутиться.
— Ты чего так долго не открывал? Стучу уже минут пять! Собирайся скорее… — она осеклась, увидев Луку на полу. — Что ты с ним сделал?!?
Словно нарочно, мальчишка всхлипнул еще громче и опять завозился среди разбитых осколков.
— Ничего я с ним не делал… — раздраженно ответил я, подходя к Луке и вздергивая его за шиворот на ноги.
— А почему он такой?.. Весь какой-то потрепанный и измученный? Ты… избил его?!? — ужаснулась Нишка, замечая кровь и порезы на руках.
— Госпожа Чорек, — не выдержал я, спросонья плохо соображая. — Говорите, зачем пришли, и выметайтесь. Обойдусь без ваших…
— Рыбальски ограбили.
— И что? При чем тут вы или я? Лука, хватит рюмсать! Возьми веник с совком и убери то, что разбил!
— Совсем тупой? Рыбальски ограбили! А это значит, можно не ждать разрешения на обыск и того… ну этого… — она многозначительно выгнула густые брови и мотнула головой в сторону двери.
— Понял, — пробормотал я. — Я с вами. Подождите меня в экипаже.
Я оттащил Луку в ванну, смыл с него кровь и обработал порезы, коих было удивительно много, потом наскоро привел в порядок себя. Очень удачно, что Рыбальски ограбили. Хороший повод пообщаться не только с Джеймсом, но и с его женой. Вырвав из слуги обещание никуда не выходить, ничего не трогать и не ломать, а также попросив привратника приглядеть за ним, я поспешил к ждущей меня Нишке.
Под ногами скрипело битое стекло. Я ошеломленно разглядывал то, что осталось от оранжереи. Костяной остов, зияющий содранной стеклянной шкурой, продувался ветрами и медленно покрывался тонким слоем мелкого снежка, который сыпался с хмурого неба. Посреди этого цветочного могильника метался Рыбальски, заламывая руки и подгоняя рабочих. Они откапывали из-под обломков кусты и саженцы, укутывали их мешковиной и спешно утаскивали в дом. Застывшая Шарлотта Рыбальски наблюдала за их усилиями, скрестив руки на плечах, больше похожая на парковую статую, чем на живого человека.
— … Слышь, тут дела дознания! Мне надо все осмотреть!
— Еще чего. Не пущу. Где тут вообще колдовство, титька тараканья?
— Ты вот кого сейчас титькой обозвал, а?!?
— А что, есть кого обзывать?
— Ах ты жучара!.. Да я!..
Перепалку офицера Матия и Нишки оборвал раздраженный капитан Чапка, который пригрозил выставить обоих, если не умолкнут. Осторожно обходя завалы, я направился к Шарлотте.
— С вами все в порядке, фрона Рыбальски? — спросил я со всей возможной учтивостью.
Она молчала, не удостоив меня ответом и даже не показав, что заметила мое присутствие.
— Эта оранжерея… Ваш муж упомянул, что это ваше детище, в которое вы вложили время и душу… Должно быть, горько видеть его гибель…
Она смерила
меня ледяным взглядом, и слова застряли в горле.— Простите мою назойливость, — упрямо продолжил я. — Но ваш муж так сильно вас любит, что, кажется, переживает больше вашего…
Я немного помолчал, разглядывая, как Рыбальски с жаром что-то доказывает невозмутимому капитану Чапке, и кивнул на него.
— Или так было не всегда? Ведь когда-то Джеймс был влюблен в Ежению Даугав? Говорят, они даже собирались пожениться…
Мои слова упали в пустоту. Шарлотта оставалась невозмутимой и продолжала молчать. Но я был не намерен отступать.
— А теперь и ваш сын повторяет его ошибки…
— Что вы себе позволяете? — ее выдержка наконец дала трещину.
— Ничего, — пожал плечами я. — Просто фрон Рыбальски попросил меня посодействовать и образумить Сигизмунда. Я же не просто так спрашиваю, не из праздного любопытства, а исключительно из необходимости. Прежде чем говорить с Сигизмундом, мне надо понять, как его могла заинтересовать обычная танцовщица…
— Тогда вам лучше спросить об этом у него, — отрезала Шарлотта.
— Спрошу. Тайные движения человеческой души не всегда можно распознать, но почти всегда можно оценить, исходя из предыдущего опыта. Ваш сын вполне мог унаследовать порочные склонности отца, поэтому я…
— И что же вы хотите узнать?
— Ежения. Она ведь была первой любовью вашего мужа?
Шарлотта оторвала пристальный взгляд от груды осколков, которую разгребали рабочие, и повернулась ко мне.
— Понятия не имею.
— Она была танцовщицей? Как Алиса? Или как… Ева?
На бледном лице Шарлотты мелькнула улыбка. Бескровные губы лишь на мгновение искривились в ухмылке и тут же вновь застыли в надменной неподвижности.
— Да, она танцевала в Императорском театре. Блистала.
— Она похожа на Алису? Фрон Рыбальски упомянул, что вы ездили к ней…
— Алиса — дурновоспитанная наглая девица. Ничего общего с Еженией. Та хотя бы была из хорошей семьи.
— Еще раз простите мою настойчивость, но вы виделись с Алисой как раз в ту ночь, когда исчезла Ева?
— Да.
— О чем вы говорили?
— Говорила в основном она. Рассказывала, как любит моего сына, как мечтает выйти за него замуж. Выскочка, без роду и племени, без копейки за душой…
— А разве ваш брак с Рыбальски не был тоже в какой-то мере… неравным? Вы вышли за него по большой любви? Или… по расчету?
Шарлотта разглядывала меня отстраненно, словно нелепую букашку у себя под ногами, и по ее темным глазам было совершенно невозможно понять, о чем она думает. Молчание затягивалось, мне ясно давали понять, что ответа ждать бесполезно. Я нахмурился и спросил напрямую, отбросив лукавство:
— Фрона Рыбальски, вы ревновали своего мужа к любовницам?
Теперь она уже не стала скрывать улыбку, презрительную и усталую.
— Нет.
Ее ответ был подобен камню, безнадежно рухнувшему в ледяную прорубь.
Рыбальски казался искренне расстроенным и раздосадованным, хотя украдено было немного: шкатулка с фамильными драгоценностями и три сотни золотых. Бумажные банкноты, которые были в ходу в империи, грабитель не взял. Капитан Чапка намеревался выставить меня из кабинета, но неожиданно вступился офицер Матий. Меня пропустили. Рыбальски сидел за столом, потерянно двигая взад-вперед музыкальную шкатулку, из которой доносилось лишь бессмысленное дребезжание.