Танец Опиума

— Я должен был убить его… — как будто бы в своё оправдание произнёс Саске.

— А убил её.

***

Сакура считала свои шаги. Их число уже перевалило за семь тысяч и продолжало стремительно нарастать. Каждый шаг босых ног отдавался болью. Это напоминало девушке о том, что она всё ещё жива, что она не во сне, что бог, оказывается, всё это время был не с ней.

Восемь тысяч.

Харуно шла пешком. От дома Учих в Мортэм. Кажется, что-то знакомое. Кажется, из-за угла вот-вот должна выскочить машина и внести в её жизнь новые неполадки и помехи. Кажется, ещё секунда, и она познакомится ещё с одними братьями Учиха, которые превратят обыденную жизнь в череду роскошных воспоминаний, но затем радость незаметно перетечёт в кошмар.

О да! Именно так и будет, стоит только дождаться злополучной машины из-за угла. А лучшим вариантом будет вернуться работать в ту кафешку! Да-да! Снова поселиться жить в общаге, устроиться официанткой и найти себе нового брата, который будет любить сестрёнку больше собственной жизни. Вернуть всё на прежние места и понадеяться, что подобие Учих не вломятся в её маленький уютный мирок, полный простых человеческих радостей, вроде премии и удачной сдачи сессии. Понадеяться, что они не подарят ей любовь и не посеют семена счастья и надежды. Какой в этом толк, если семена не прорастут, а любовь не оправдает своё громкое имя?

Девять тысяч.

Дождь лил, как из ведра, и смывал кровь с рук, ног и лица, но не с платья. Белая ткань постаралась хорошенько пропитаться мерзостью этого дня. Она-то не позволит Харуно просто так уйти от правосудия. Казнь свершится, и розовая голова полетит с плеч долой от руки всемогущей совести.

О да! Сакура будет мучиться. До конца своих дней, между прочим. До тех пор, пока атомы её тела и души не устремятся в космос, где послужат материалом для создания новой звезды. А до тех пор она будет той, кем её называли Учихи — дурнушкой.

Десять тысяч.

Теперь-то Сакура поняла, что означало это прозвище. Теперь-то до неё дошло, почему Дейдара называл это пожизненным клеймом. Теперь-то ей стало ясно, какой была плата за честь носить эту сраную кличку. Конечно! Теперь всё очевидно. Всё расставлено по своим полочкам. Всё сломано и разрушено.

Счёт пошёл уже к двадцати тысячам, а Харуно всё считала. Дотошно. Муторно. Тщательно. Не пропуская ни одного шага. Слушая своё дыхание и биение сердца. Глаза — пьяницы. Вид — помятого человека. Слёз — не было.

В городе её встречали испуганными глазами. Все уже давно знали дурнушку в лицо. Нормальные люди сторонились девушку и шушукались за спиной, а безумцы — храбрились подойти и побеспокоиться о состоянии Харуно. А в ответ получали тишину и равнодушие. Тогда они оставляли свои тщетные попытки помочь Сакуре.

Дурнушка, босая и продрогшая до костей, продолжала считать свои шаги. Она словно бы помешалась на этих цифрах. Сошла с ума из-за отсчёта. Потеряла рассудок из-за… крови на своём платье. И продолжала идти. Переваливаться с одной разодранной в кровь ноги на другую. Но глаза были обездвижены. Обездвижены и потеряны в череде следующих друг за другом кровавых событий.

Люди с ужасом думали, что девушка и правда лишилась ума и теперь не отвечает за свой маршрут. Увы, они ошибались, и Сакура знала, куда держит путь. Потому, оказавшись у входа в своё старое общежитие, замерла, точно решила умереть прямо на этом места, и затаила дыхание. А зданьице-то изменилось. Его покрасили, отремонтировали и обустроили. Граффити стёрли, асфальт положили, деревья посадили, сад развели. Причём такая судьба постигла не только старое местожительство Сакуры, но и весь город целиком. Удивительно, что в маленьком вшивом городке, вроде Мортэма, могли произойти такие метаморфозы. Может быть, это к лучшему…

Сакура зашла внутрь и впервые за последние несколько часов пути оказалась в сухом и тёплом помещении. Вода с девушки стекала литрами — так, что, казалось, ещё секунда, и Харуно затопит крыс, живущих в подвалах под зданием. Весь коврик мигом промок, и вахтёрша обратила свой недовольный взор на гостя. Поначалу она намеревалась хорошенько проораться, чтобы негодно было всякому сброду заглядывать в её общежитие и затапливать холл. Однако стоило уже немолодой женщине узнать в образе помятой девушки старую знакомую, как весь гнев рукой сняло.

— Мою комнату не трогали?

— Как вы и просили, Сакура-сама, — кивнула вахтёрша и даже оторвала от мягкого кресла свою пятую точку из вежливости и почтения к гостье.

— С вами приятно работать, — Сакура говорила тихо и неразборчиво, безразлично разглядывая свои тонкие длинные пальцы. Она вдруг вспомнила тот день, когда Итачи поднял пренеприятную для неё тему жилищного вопроса. Тогда Сакуру коробило и разрывало изнутри. Девушка меньше всего на свете хотела сидеть у кого-то на шее, а потому, когда компромисс был найден, она сохранила комнату в общежитие в память о том, кем Харуно когда-то была. Конечно, никто об этом и в помине не знал, даже не догадывался, ибо Сакура принимала эту символику близко к сердцу. Именно там, в комнатке, дурнушка хранила свои накопленные сбережения, документы (на случай, если бизнес Учих таки развалится и ей придётся скрывать свою личность до последнего) и кое-какие личные вещи.

Из состояния транса её вывела все та же полноватая вахтёрша, коснувшись хрупкого женского плеча. Сакура вздрогнула и шарахнулась от женщины, как от чумы.

— Эй… с тобой всё в порядке? — ласково спросила смотрительница, обеспокоенная лихорадкой девушки. В руке вахтёрша сжимала ключи. Именно их она хотела отдать Харуно.

— Да, — сказала, как отрезала, Сакура, ловко перехватил ключик у женщины и направившись к лестнице.

Свою богом забытую квартирку она нашла очень скоро. Сложно забыть то, чем когда-то человек жил. Здесь ничего не изменилось. Всё та же скрипучая половица под ногами, тонкие стенки, за которыми слышны очередные крики соседей и громкий звук бьющейся посуды. Всё те же облезлые стены и наспех застеленная пледом кровать. Задёрнутые шторы и спёртый воздух. Полуразвалившийся рабочий стол в углу и увядшее растение. В последний раз, когда девушка тут побывала, когда возвращалась домой из цветочного магазина. В тот ясный денёк ей в голову взбрела идея о приобретении домашнего растения, вроде алоэ или кактуса. Вот только, оказавшись в своём старом общежитии и окунувшись в далекие воспоминания, совсем запамятовала и оставила бедное растеньице погибать от жажды. Теперь-то это высохшее деревце вряд ли оживишь.

Сакура прошла мимо погибшего растения, проигнорировав сам факт его существования. Она упала на кровать, лицом зарывшись в старый плед. Пыль клубами взмыла в воздух, создав подобие тумана в тесной комнатке. Девушка не издала ни звука, продолжая задыхаться и давиться.

Однако и здесь она долго не задержалась, вспомнив, что у этой маленькой комнатки есть один большой плюс — хороший санузел. Именно туда Сакура и направилась, дабы смыть с себя всю кровь и грязь. Девушка решила, что холодный душ — лучший вариант для человека, которому необходимо прийти в себя. Если бы она только знала, чем обернётся эта идея для её бедной психики… Стоило ледяным струйкам воды добраться до нежной кожи, как вдруг Харуно словно бы огнём обожгло.

Сначала подкосились ноги, затем затряслись руки, после — глаза заволокла плотная пелена слёз. Пока кровь и грязь стекали по её телу вместе с водой, до Сакуры по капле, по капельке, доходил смысл произошедшего. Картинки, казавшиеся ей кадрами из фильма ужасов, заполняли её голову до непозволительного максимума. Лазурные глаза вспыхивали яркой вспышкой, и каждая такая вспышка отдавалась болью в области груди.

Харуно охватила паническая атака. Ей казалось, что из заплесневелых плиток к ней тянутся окровавленные руки, среди которых были только одни чисты, и они принадлежали её брату. Девушка плакала навзрыд, захлебываясь в слезах, сползая по стенке в ванную, обхватывая свои колени и громко скуля, как раненый зверь. Она сломалась. Её душераздирающие крики о помощи слышал каждый житель небольшого здания. Холодные струи воды били её посильнее воспоминаний. Дурнушке казалось, что по её спине хлыщут плетью, рассекая кожу и мясо.