Танец Опиума

— Наруто больше… нет, — уже кричала она слепящей лампе над головой. — Братика… нет.

Сасори почувствовал, как по его щеке скатывалась одинокая слеза. Он никогда в своей жизни не плакал. Даже когда был ребёнком — никогда. Это считалось унизительным, особенно в кругах Итачи. Но как можно было не пролить горькую слезу, видя страдания той, к которой даже Акасуна привязался?

В его жизни, как и в жизнях всего окружения, никогда не было радости. Были убийства, грязь, похоть и даже чёрный юмор, но вот света в их тёмном царстве не существовало. Микото Учиха, да и та умудрилась каким-то расчудесным образом превратиться в циничную покорную личность. Не исключено, что она всегда была такой…

Но однажды, пять лет назад, он увидел розоволосую простушку. Тогда Акасуна назвал её фруктом потому, что та бросила вызов не только ему, но и всему Второму Миру Нелегалов. Харуно дала понять им всем, что их ценности, которые они так обожествляют, — последнее дерьмо. Девчушка, в кою Сасори никогда не верил, выиграла поединок и… перевоспитала их всех до единого. Она рушила традиции, нормы морали, понятия и убеждения, принеся с собой новое слово, которое вложила в копилку бесчувственных подонков. Слово — любовь.

И это была не та любовь, выстроенная из химических реакций в голове, преждевременных эмоций и затухающих чувств. Это были уважение, доброта, честность, откровенность… привязанность — именно это Харуно называла любовью. И девушка научила любить их всех.

Как мог промолчать Сасори, когда ему объяснили ситуацию? Он первым делом вызвался в добровольцы, собрал своих людей и раскидал их по всему Витэму, дабы найти обезумевшую от горя девушку и вернуть её в ту среду, где ей уже нашли особое место — в сердце.

И теперь Сасори было невыносимо видеть, как Сакура страдала. Страдала, потому что лишилась своего брата. Это равносильно тому, как если бы они все лишились дурнушки — потому плакал и Акасуна. Ему было страшно потерять эту девчушку, которую он считал своей кровью, своей сестрёнкой, своей милой подругой, хоть и не общался с ней так близко, как Итачи, Саске или Дейдара. Он любил её по-своему — своей собственной любовью, своим собственный сердцем.

«Но будет ли она счастлива, если я насильно оставлю её здесь?» — спрашивал себя Сасори, и его сердце обливалось кровью.

— Позволь мне уйти, — последовала тихая просьба из уст Сакуры. Её заплаканное личико отражало усталость и неимение сил больше сопротивляться. — Отзови своих людей и позволь мне уйти… Сасори.

Руки Акасуны непроизвольно подтянулась к рации, а затем его губы сами отдали команду:

— Операция отменена. Возвращаемся на базу.

У Сакуры не было сил, а потому она не произнесла слова благодарности. Зато сделала что-то более важное — девушка нагнулась и поцеловала в лоб рыжеволосого парня, а затем исчезла, оставив Акасуну лежать на холодной кафельной плитке и смотреть на ослепляющую лампу…

========== Глава XXIX. ==========

Её нелёгкий путь пролёг через весь океан и всю обширную Европу. Постоянное нахождение в стрессе и напряжении сказывалось, поэтому волей-неволей пришлось задуматься об остановке. Она и без того совершила слишком много пересадок и полётов — с неё хватит, хотя бы на последующие несколько дней. К тому же гадость, которой она питалась в перерывах между перелётами и переездами, дала о себе знать болями в животе. Пищеварительные органы всегда были самым слабым местом в организме девушки.

Первую свою передышку Сакура осуществила в Италии. Город, где она очутилась, был далек от Рима. Он был мал и находился на окраине Апеннинского полуострова. Однако это, казалось бы, богом забытое местечко было знакомо девушке…

Харуно оказалась во враждебном к ней городе совсем одна — с сумкой на плече и картой, купленной в ближайшей сувенирной лавке, в руках. Ничего лишнего, как у солдата в военные годы. Во что значит — путешествовать налегке. Зато денег было навалом — сколько, чтобы без труда прожить круглый год и не знать забот и голода. В этом девушка увидела плюс, но, к сожалению, он был единственным.

Её мутно-зелёные глаза скользили по невысоким зданиям, изысканной архитектуре и по бегающим мимо, как тараканы, людям — равнодушные к ней, как и ко всем остальным. Строптивое ремя как будто бы обтекало Сакуру, как будто бы обходило стороной — шугалось её как бубонную чуму. Харуно не успевала за темпами, заданными маленьким, но по-прежнему суетливым городом. За три года так ничего и не изменилось…

Пока мимо пробегали люди, проезжали машины и пролетали птицы, разрезая крыльями воздух, Харуно стояла на остановке и ловила снежинки…

Удивительно.

В этом маленьком итальянском городке практически никогда не идёт снег, впрочем как и во всей стране в целом. Десять градусов тепла местные жители уже считают жуткими заморозками. Верно, кто-то решил сыграть злую шутку.

Девушка закрыла глаза и вспомнила, что Наруто не любил снег. И зиму тоже не любил. Он вообще по определению не переносил морозов. Боги, Черти, Дьявол или Ангелы — да кто бы там ни был! — верно, слишком озлобленны на Сакуру, раз решились нанести ещё один удар по изгрызенному совестью сердцу. Харуно не могла не помнить, как её брат мечтал перебраться куда-нибудь, где зима оставит его навсегда.

А вот Сакура любила и зиму, и снег, и морозы. Она всегда удивлялась братцу и его нетерпимостью к холоду. Хотя это было немудрено. Родился Наруто летом, летом и оживал. Рос светлым, тёплым и позитивным. У него даже волосы золотистые — никакого сходства с отцом! Отцом…

Харуно сжала кулаки, вдруг вспомнив, что они, получается, никогда не были с Наруто братом и сестрой. Если только формально — по документам, по бумажкам, по привычкам… И ведь только сейчас в розоволосую крашеную голову пришла одна мерзкая, но дельная мысль: а ведь никогда в жизни люди не говорили, что она с Узумаки похожи. Их путали с друзьями, влюблёнными, молодожёнами… да с кем угодно! Но вот родственных уз никто не видел в совершенно непохожих лицах.

А приходили ли в светлую макушку Наруто подобные подозрения? Ставил ли он под сомнения их родственные связи? Спросить бы… да вот только уже поздно.

Харуно быстро отыскала свободное такси и назвала конкретный адрес. Проезжая по улицам, которые Сакура с любопытством разглядывала из окна лимузина, она как будто бы снова проживала эти моменты. Казалось, это было тысячи лет назад — время, когда она ехала в обнимку с Итачи и верила в счастливый конец. Теперь пламя воспоминаний обжигало её — настолько хорошо она всё запомнила. Девушка не позволяла себе плакать, глотая через силу и через «не хочу» горечь утраты.