Танец под золотой вуалью

– Мэя, что это всё обозначает? – после того, как дверь в очередной раз закрылась, мужчина подошел ко мне. – Ты… ты и есть эта танцовщица, которая развлекает богачей в этом клубе?

– Да, а что? – не стала отпираться я, затеребив браслеты на запястьях. – Тебе это не нравится?

– Не нравится? Мэя, но это же… неприлично! – явно попытавшись сказать более обидное слово, выкрутился он и остановился на данном варианте.

– Неприлично? – я вспыхнула. И без него знала, что голая грудь – это перебор. Сэй так долго уговаривала меня на этот шаг, но можно было сначала меня спросить, что я сама думаю об этом, а не выдавать мне, как новость, что стриптиз – это неприлично! Прекрасно понимая, что гордиться своей подработкой нельзя, я ощутила в Джуне ханжество. Так мне показалось, хотя, наверное, если рассуждать без эмоций, это было трезвое мнение воспитанного человека, который не подозревал в своей второй половине никакого разврата. – Я не хочу слушать ничего от тебя об этом. Лучше расскажи мне о Сонмине, пожалуйста.

– Не хочешь слушать? – Джун округлил глаза, ещё больше став недовольным. – Мэя, мне очень жаль, что я не услышал от тебя обо всем. Почему ты не сказала, что ты и есть Саломея, ведь ей же… то есть, тебе подкинули ожерелье, и ты молчала… Почему ты не сказала мне?

Я поджала губы и насупилась. Чем тут оправдаешься? Я никому, кроме сестры и подруг, не говорила. Именно потому, что считала это неприличным и не хотела упреков. Санха не в счет – он узнал сам, да и чья бы корова мычала. Претензии от Санха на все пошлости и недозволенности, были бы как призывы к не убиению животных от мясника в сторону едящего котлету. К счастью, парень и не морализаторствовал.

– Мэя, ты не доверяешь мне? Ты мне не открылась, чтобы самостоятельно провести расследование? – смягчившись, он положил ладони на мои плечи и чуть встряхнул меня, чтобы я посмотрела в его глаза.

– Дело не в расследовании. Я ведь танцевать начала до всех эти краж…

– Что ж, надеюсь, что теперь ты это делать перестанешь. – серьёзно выдал Джун, и я отшатнулась, сбросив его руки.

– Это ещё что за указания? Ты приказываешь мне бросить танцы?

– Я не приказываю, не передергивай, - слегка пошел на попятную мужчина, видя мою реакцию. – Но, по-моему, ясно, что с этой минуты продолжать заниматься стриптизом неприемлемо…

– Почему? – нахмурилось моё лицо.

– Ну… разве не очевидно? – Джун обтекаемо указал на мой наряд, стараясь улыбаться и не заражаться моим тоном, готовым разродиться ссорой. – Ты моя девушка. Я не хочу, чтобы на мою девушку в голом виде таращились все, кому ни попадя. Это, знаешь ли, унизительно.

– Ах, тебе унизительно, что я твоя девушка?! – воскликнула я.

– Да нет же! – не выдержал он, взмахнув руками. – Причем тут ты? Я говорю о танцах, о раздевании…

– Но я люблю свою работу! Мне нравится этим заниматься! – согласившаяся бы в другой раз со всеми его словами, я среагировала на его повелительные ноты, и теперь хотела только сопротивляться и возмущаться. – Или тебя не волнует, чего хотела бы я?

– Черт, Мэя! – Джун приложил ладонь ко лбу, потерев его. Отвел руку и недовольно посмотрел на меня. – Почему не волнует? Просто, мало сказать, что я в замешательстве. Я не предполагал у тебя такого подспудного занятия и, естественно, каждый мужчина пожелает, чтобы его половина такого не делала.

– Каждый? – хмыкнув, я встала в надменную позу. – Другие любят своих девушек, чем бы они не занимались! Даже проституцией!

– Покажи мне таких идиотов! – показать ему Санха? Пусть в лицо ему скажет, кто идиот. А вот за Джело я сама оскорбилась. Мальчишка умеет любить, в отличие от нас.

– Знаешь что, если тебе всё это так неприемлемо, то не вижу смысла продолжать наши отношения, потому что я такая, какая я есть! – заявила я и, не обращая на Джуна больше внимания, скинула плащ, развернувшись к нему спиной, и начала переодеваться в свою обычную одежду.

– О господи, Мэя, ну что ты несешь? – он хотел ко мне подойти, но в этот момент я оказалась почти без всего и натягивала на себя футболку. Не для тесных объятий случай, когда физически ещё с человеком близок не был. – Сама надумала, сама разгорячилась и всё решила! Я ни слова не сказал против тебя. Я лишь предположил, что было бы естественным, если бы ты перестала танцевать…

– Это прозвучало как приказ, а не предположение. – ворча, натягивала я джинсы.

– Ну, что я могу поделать, может, у меня начальственный тон уже в крови. А может тебе так показалось, потому что ты всё ещё меня как босса воспринимаешь, а не мужчину. Как мы выяснили пару минут назад.

Джун развернул меня к себе, взяв за предплечья. Пыхтя от злости и щурясь от ярости, я взглянула на него.

– То есть, ты хочешь сказать, что если я не оставлю танцы Саломеи, то ты продолжишь со мной встречаться, как ни в чем не бывало? Что не станешь упрекать и смиришься с моим увлечением?

– А ты хочешь продолжать, даже когда расследование закончится?

– Ответь мне на мой вопрос. Ты сам не передумаешь встречаться со стриптизершей? – я мотнула головой в сторону выхода, намекая на детектива. – Учитывая, что завтра уже все наши ребята будут обо мне знать.

– Мэя, я не говорил, что расстанусь из-за этого, но неужели я не мог озвучить своё отношение к происходящему? Да, мне это не нравится, а кому бы понравилось? В нормальном мужчине должна быть ревность, и во мне её полно! Что касается смирения – нет, я бы не смирился и старался бы делать всё, чтобы ты передумала этим заниматься.

– Отлично! Всё-таки ты не примешь меня такой, какая я есть. – грустно выдохнула я, освобождаясь от его рук.

– Разве не логично стараться направить человека по правильному пути? А если бы у меня было пристрастие к алкоголю, ты бы смирилась с этим или попыталась меня от него отговаривать?

– Ты сравниваешь восточные танцы с алкоголизмом? – ахнула я, добравшись до зеркала и подтянув контейнеры для линз, чтобы освободиться от последних штрихов.

– Я сравниваю раздевание за деньги с выпивкой. Порок с пороком. И не вижу большой разницы. – Джун устало присел рядом. – По-моему, мы первый раз спорим так горячо и причина этого, возможно, всего лишь в том, что у тебя более свободное воспитание, наверное, чем у меня. Я во многих вещах консервативен.

– Я ещё и невоспитанная, стало быть? – отклеив накладные ресницы, я протирала глаза от остатков макияжа. Я не знаю, зачем так взъелась на Джуна, потому что пора бы было остыть. В голову опять проник мой похититель, и я понимала одно: всё моё негодование основано на внутреннем неудовлетворении Джуном, на отсутствии с его стороны тех смелых шагов, которые делал грабитель. В душе я сравнивала их, и хотела бы быть с таким, как тот неуловимый жулик, оттого и любые доводы своего парня готова была отвергать, возможно, в душе хотя отвергнуть его целиком.