Танец семи вуалей

– Застежка, скрепляющая последнее, седьмое покрывало Саломеи, от резкого движения оторвалась и упала. Охваченная греховным вожделением соблазнительница сего не заметила… Зато блеснувшую золотом лилию увидел раб, который прислуживал на пиру. Негодник осмелился посягнуть на вещицу самой принцессы! Он ведь тоже мужчина, – ухмыльнулся Павлинов. – И тоже загорелся преступной страстью.

– Отчего же преступной? – удивился Лавров.

– Непозволительно рабу желать госпожу свою! – назидательно произнес Павлинов.

Начальнику охраны послышался в его интонации оскорбительный намек. Как будто плутоватый гость догадался о его видах на Глорию.

Лавров вспыхнул. Павлинов, довольный произведенным эффектом, вернулся к занимательному повествованию:

– Раб с черным цветом кожи и такими же черными помыслами незаконно присвоил драгоценную застежку. Он кинулся собирать разбросанные вуали и тайком спрятал находку в складках набедренной повязки. Никто не заподозрил его в краже… Пропажу застежки обнаружили не скоро. Все были потрясены требованием Саломеи казнить пророка и принести ей отрубленную голову… Сам Ирод дрогнул и просил ее отказаться от подобной жестокости. Ни к чему, мол, будоражить народ. Может подняться восстание, которое пошатнет его царство. Но девица осталась неумолима. Она жаждала крови…

– Только крови? – осведомилась Глория.

– Зришь в корень, – одобрительно взглянул на нее Павлинов. – Никто и не сомневался, что Агафон сумеет подобрать себе достойную преемницу.

«Преемницу? – испугался Лавров. – Ну и заявочка! Что он имеет в виду?»

– Так вот… Саломею охватил сладострастный трепет, когда ее чудовищное требование было удовлетворено. Быть может, в ней затеплилась искра раскаяния. Бездна ее души разверзлась и поглотила присутствующих… Все онемели, погружаясь в ее экстаз. Быть может, Саломея испытала предчувствие настоящей любви…

– Ничего себе любовь…

– Луна побледнела на небосклоне, – замогильным голосом продолжал Павлинов. – Звезды посыпались вниз, в притихший дворцовый сад, словно огненный фейерверк. Ветер с запахом ночных цветов ласкал горячую кожу красавицы… Ирод задыхался. Иродиада лишилась чувств. С нее свалился тяжелый от жемчуга и драгоценных камней парик. Раб, спрятавший золотую лилию, корчился от мучительной боли. В том месте, где застежка касалась его тела, образовался ожог в виде трилистника. Тавро!

Павлинов вдруг замолчал. В тишине был слышен шорох песчинок. Словно не часы тикали, а столетия пересыпались в торжественной немоте мгновения.

– С тех пор лилии украшали королевские мантии и штандарты… – выдавил Лавров, стараясь сохранить самообладание. Голова его закружилась, сознание мутилось. – А также этим знаком клеймили проституток! – добавил он, борясь с наплывающим туманом.

– В этом мире все двойственно, – заключила Глория.

– Даже любовь? – продираясь сквозь сумерки, спросил Лавров.

– В бездну лучше не заглядывать…

– Она права! – обрадовался Павлинов и повернулся к начальнику охраны. – Ты слушай ее, парень. Не пожалеешь.

– Куда же подевалась застежка? – донеслось до Лаврова.

Он клевал носом и ничего не мог с собой поделать. Тогда как Глория и ее гость казались бодрыми и оживленными.

– Ее след теряется в веках, – изрек Павлинов. – Важно, что в конце концов лилия попала к Иде Рубинштейн. Какой-то заемщик оставил ее в уплату долга банкирскому дому «Роман Рубинштейн и сыновья». Не думаю, что случайно. Подобные реликвии сами выбирают себе хозяев…

Они о чем-то беседовали, что-то обсуждали. Лавров провалился в дрему, очнулся… опять провалился. Он потерял счет времени, забыл, где находится…

– Эй! – кто-то потрепал его по плечу. – Просыпайся, парень. Ты пропустил все самое интересное.

Это был голос Павлинова. Начальник охраны приподнял веки. Физиономия гостя сильно смахивала на птичью. Нос-клюв, глаза-бусинки… хохолок.

– Мне надо поспать… – буркнул Лавров, отмахиваясь от нависшего над ним клюва. – Прочь! Сгинь…

– Потом проспишься, – недовольно ворчал Павлинов. – Ишь, соня! Что это с тобой?

– Он устал, – объяснила Глория. – Оставьте его, Кеша.

«Кеша? – фамильярное обращение вмиг пробудило начальника охраны. – Кеша! Быстро же они спелись!»

Он с трудом разлепил веки и уставился на умильную парочку. Они явно нашли общий язык и излучали довольство друг другом.

От этой картины Лавров окончательно пришел в себя. Вроде бы не пил, а опьянел. Впору опохмеляться. Может, Санта добавил какой-то хрени в чай?

Он поднялся, покачиваясь, выбрался из-за стола и отправился умываться. Холодная вода привела его в чувство.

– Ф-фу-у-ухх…

Из зеркала над умывальником на Лаврова смотрело измученное серое лицо. Глаза красные, будто он несколько суток просидел в засаде или гонялся за преступником. Кстати! Павлинов – угонщик… а Глория любезничает с ним. Она совершенно потеряла бдительность.

– А я ей потакаю… – вздохнул начальник охраны, вытираясь. – Мы оба – олухи.

Он вернулся в каминный зал посвежевшим и твердо стоящим на ногах. И сразу обрушил на гостя вопрос:

– Господин Павлинов, вы знаете, что ваша машина числится в угоне?

Тот ничуть не растерялся:

– Она вовсе не моя.

– Вам дали ее покататься?

– Я сам взял, – наивно улыбался гость. – Она стояла такая одинокая… брошенная. А я обожаю большие авто. Вот я ее и позаимствовал. На время. Тебя это беспокоит?

– Как это «сам взял»?

– Надо как-то передвигаться. Не летать же мне по воздуху?

– Почему бы нет? Прихватили бы бесхозный самолет, раз вы такой прыткий.

– С самолетом много возни…

Павлинов не понимал, чего от него хотят, и с недоумением оглядывался на Глорию. Между тем Лавров пытался вспомнить, о чем шла речь до того, как он задремал. О поразительных вещах! Павлинов что-то болтал о пире у царя Ирода…

– Послушайте, Иннокентий… вы в самом деле видели, как танцевала настоящая Саломея? Своими глазами?

– Ну не твоими же! – запыхтел гость. – Чего ты ко мне пристал? То с машиной, то с танцем!

– А… как вы туда попали, в древнюю Галилею?

Лаврову казалось, что он нашел толковый аргумент, который позволит уличить во лжи и посрамить этого напыщенного индюка. Однако его расчет не оправдался.

– Так же, как и сюда, парень, – не моргнув глазом заявил Павлинов. – По Мосту Троллей.