Танец судьбы

— Хорошо, дорогая, обещаю.

В девять утра того дня, когда девочка уезжала в пансион, в дверь Мэри постучали.

— Войдите.

На пороге появилась Анна в новой школьной форме, купленной на вырост. Казалось, худенькая девочка утонула в платье, а ее лицо в форме сердечка было бледным и несчастным.

— Тетя сказала, я д-должна попрощаться с тобой здесь. Она говорит, что не хочет сцен внизу.

Мэри кивнула, подошла к девочке и, сжав ее в объятиях, сказала:

— Веди себя так, чтобы я могла гордиться тобой. Хорошо, дорогая?

— Мэри, я постараюсь, но я очень б-боюсь! — За последнюю неделю Анна стала заикаться гораздо сильнее.

— Я уверена: пройдет всего пара дней, и ты будешь в восторге от школы.

— Нет, не б-буду. Я знаю, что там ужасно, — пробормотала девочка, уткнувшись в плечо Мэри. — Пиши мне каждый д-день, ладно?

— Конечно. А теперь... — Мэри осторожно оторвала девочку от себя, посмотрела на нее и улыбнулась. — Теперь тебе пора идти.

Анна кивнула:

— Я знаю. Д-до свидания, Мэри.

— До свидания, дорогая.

Мэри наблюдала за Анной, которая отвернулась от нее и медленно направилась к двери. Остановившись на пороге, девочка помедлила и обернулась:

— Когда меня спросят про маму, я расскажу о тебе. Ты не возражаешь?

— О, Анна! — Мэри больше не могла сдерживать эмоции. — Если ты этого хочешь, я думаю, это будет просто потрясающе!

Анна молча кивнула, ее огромные глаза потемнели от боли.

— И помни, — добавила Мэри, — когда-нибудь ты станешь великой балериной. Не оставляй свою мечту, хорошо?

— Хорошо. — Анна слабо улыбнулась. — Ни за что не оставлю, я обещаю.

Мэри молча смотрела из окна, как Анна вслед за Элизабет Лайл села в автомобиль и он, тронувшись с места, постепенно скрылся из виду. Через два часа она уже упаковала свои вещи и была готова к отъезду. Элизабет Лайл дала Мэри окончательный расчет, и с помощью миссис Каррадерз она сняла комнату в пансионе на Бэрон-Корт всего в нескольких милях от особняка. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями и решить, что делать дальше.

Мэри была не в состоянии пережить еще несколько расставаний, поэтому оставила на кухонном столе записки для Нэнси и миссис Каррадерз. Взяв чемодан, она открыла заднюю дверь и вышла навстречу неизвестности.

Аврора

Итак, злая мачеха вышвырнула на улицу бедную добрую Мэри. Возможно, она — Золушка в моей истории, простите меня за такую вольную трактовку сказочного образа.

А Анна — маленькая сирота, которой при всех привилегиях в доме очень не хватало любви, в итоге оказалась в пансионе, где должна была сама заботиться о себе.

Обо всем этом Грания узнала из писем Мэри к Бриджет, ее несостоявшейся свекрови. Их Грания, не отрываясь, читала всю ночь. Позже я поняла, что гордость не позволила Мэри и дальше писать родителям погибшего жениха.

Я знаю, что, прочитав все письма, Грания направилась к матери и попросила рассказать, что же случилось с Мэри дальше. Чтобы не нарушать плавность повествования — видишь, читатель, я все больше совершенствуюсь в писательском ремесле! — я не буду утомлять вас описанием дороги на ферму и подсчетом выпитых чашек чаю за продолжением истории.

Чаепитие было неотъемлемой частью нашей жизни на ферме в Дануорли. Сейчас я почти не пью чай, потому что мне от него становится плохо, впрочем, как и от многого другого.

Я снова отвлеклась. Теперь, как в любой хорошей сказке, бедная принцесса должна обрести счастье — встретить своего принца.

Меня всегда занимало, что происходит после слов «они жили долго и счастливо».

Например, принцесса Аврора из «Спящей красавицы» просыпается через сто лет. Потрясающе! Вы можете такое представить? Формально ей сто шестнадцать лет, а принцу всего восемнадцать. Вот это разница в возрасте! И она еще не знает, что мир за сто лет очень сильно изменился.

Честно говоря, я не стала бы спорить на крупную сумму, что их отношения продлятся долго.

Конечно, вы можете ответить, что это обычное дело для сказок. Но разве испытания, ожидающие принцессу Аврору после пробуждения в новом мире, отличаются от тех, с которыми столкнется Мэри? А если случится так, что она встретит своего принца? Ведь война, особенно такая жестокая, как ей довелось пережить, влечет за собой серьезные изменения и оставляет в душе незаживающие раны.

Что ж, поживем — увидим...

16

Самым тяжелым в новой жизни Мэри было то, что у нее появилось очень много времени на размышления. До сих пор каждый день, который она помнила из двадцати девяти лет жизни, был заполнен заботами о других. Она постоянно выполняла чьи-то поручения. Теперь же ей некого было ублажать, кроме самой себя. Время принадлежало ей одной и казалось бесконечным.

Еще Мэри вдруг осознала, что всю жизнь провела в окружении людей. Она привыкла, что в каждом доме, где она обитала, обязательно имелась общая комната, поэтому часы одиночества в тесной квартирке угнетали ее. Стоило Мэри присесть у тусклого пламени газового камина, и ее тут же одолевали мысли о тех, кого она потеряла: родителях, женихе и маленькой девочке, которую она любила как родную дочь. Возможно, другим бы понравилось просыпаться не от звука колокольчика или резкого стука в дверь, но для Мэри мысль о том, что она никому не нужна, стала очень неприятным открытием.

У нее не было проблем с деньгами. За пятнадцать лет службы у Лайлов ей удалось собрать неплохую сумму, которой с лихвой хватило бы на пять лет беззаботного существования. Она даже вполне могла позволить себе жить в гораздо более комфортных условиях.

Целыми днями Мэри просиживала в Кенсингтон-Гардене, где наблюдала за знакомыми нянями и их воспитанниками. Как в прежние времена, так и сейчас, они не разговаривали с ней. В ее жизни не осталось никаких привязанностей. Она смотрела на проходивших мимо людей, которые спешили туда, где их ждали.

В самые тяжелые минуты Мэри казалось, что на свете нет ни одного человека, кого волновало бы, есть ли она еще на белом свете. Она чувствовала себя лишней, никому не нужной. Даже Анне, которой она подарила столько любви. Она знала, что девочка в итоге адаптируется и ее жизнь пойдет своим чередом, ведь именно этим сильна юность.

Чтобы убить время и чем-то занять одинокие вечера, Мэри решила полностью обновить гардероб. Она купила швейную машинку «Зингер» и в тусклом свете газовой лампы работала за маленьким столиком у окна, которое выходило на Колет-Гардене. Когда она шила, то ни о чем не думала, ее успокаивал процесс создания новой вещи практически из ничего. Когда правая рука уставала крутить колесо машины, Мэри делала перерыв и наблюдала за происходящим на улице. Очень часто она видела мужчину, который стоял, прислонившись к фонарному столбу прямо под ее окном. Он выглядел молодо, не старше ее, и проводил на этом месте много времени, глядя в пустоту.