Тангейзер

– Волшебница Голда, – ахнул он. – Я и представить себе не мог…

Она не сводила с него внимательного взгляда.

– Вижу, вы не очень испугались.

– Вообще-то есть, – признался он, – но… наверное, чересчур пьян? Почему-то не страшно… Или что-то другое?

Она кивнула:

– Другое.

– Что?

– Вы рассказывали, – проговорила она неспешно, – что бывали и в других странах. Это расширило ваш кругозор. А еще вы недавно с Востока, где совсем другой мир… Так ведь?

Он наклонил голову.

– Так.

– Потому вы другой человек, – пояснила она. – Любой уже вопил бы в ужасе, а вы – человек не только отважный, но повидавший многое. А это значит, уже мудрый… вы не боитесь, как другие, только потому, что это незнакомо… Позвольте, я вам налью вот этого вина. Его вы еще не пробовали…

– Сочту за честь, – пробормотал он, – и за счастье… Чтобы сама волшебница Голда наливала, кто мог бы мечтать…

Она сказала нежно:

– Дорогой фрайхерр, но и вы не простой человек! Вы сами творите волшебство своими песнями.

Он посмотрел несколько растерянно.

– Вообще-то и мне иногда что-то чудилось…

– Вот-вот, – сказала она настойчиво. – Мы сродни. Для простых людей одни законы и правила, а для таких, как мы, – все другое… Как вино?

– Волшебное, – признался он.

– По нам и вино, – произнесла она.

– Я просто не могу поверить, что может существовать такое вино!

– Прекрасно, – произнесла она с улыбкой. – Значит, в остальное вы верите легко, потому что… это так естественно! Поэты и должны жить в несколько иной… да почему несколько? Что за осторожность?.. В совершенно ином мире, чем простые лавочники, простолюдины, рыцари или даже короли!.. Потому что они все простые и с простыми желаниями, что не могут не то что перепрыгнуть, но даже заглянуть за окружающий их забор предрассудков, ограничений и запретов.

Он сказал с пьяной веселостью:

– Долой запреты!

– Долой, – согласилась она.

– Долой все ограничения, – сказал он отважно. – Все!.. Человек должен быть свободным!.. Человек должен сам определять себе границы… А если это кто-то делает за него – это насилие над личностью!.. Ик!.. Мы должны быть против… ик!.. такого… ик!

– Запей, – сказала она, – икота пройдет сразу.

В его кубок полилось такое густое вино, что почти как масло, он сделал первый глоток, во рту как будто наступило Царство Небесное, даже сознание очистилось, он с нежностью смотрел на волшебницу и видел, насколько она хороша и прелестна, насколько нежна ее кожа и как приподнимается ее полная грудь при каждом вздохе…

– Голда, – повторил он сиплым голосом, – она же Афродита…

Она засмеялась.

– Поверить трудно?

– Еще бы…

– Афродита, Венера, – сказала она, – и еще сотни имен… Когда-то я правила миром, но пришли новые боги, старые уничтожены или прячутся среди немногих, что не приняли новых богов… У многих из нас уже другие имена.

Тангейзер сказал осторожно:

– Господь один…

Она отмахнулась.

– Тем более! Как можно уступать одному?.. Но я знаю, что однажды люди устанут от непомерной для них ноши и снова возжелают плотских наслаждений так сильно, что отвернутся от этого вашего Господа, и в мире возродится культ плотских утех. Снова это станет важным… важнее, чем читать книги или тратить жизнь в философских диспутах о смысле жизни. Люди начнут наслаждаться, милый Тангейзер!..

Она хлопнула в ладоши, к ним подбежали девушки с большими чашами в руках и медными кувшинами.

– Какого тебе вина? – спросила Голда. – В прошлый раз тебе нравилось фалернское?.. Хочешь попробовать кипрского? У него совсем другой вкус…

– Хочу, – ответил Тангейзер. – Я все хочу попробовать. И всем насладиться!

Голда победно улыбнулась.

Приближающиеся звуки музыки услышал не сразу, из темного прохода вышли, пританцовывая на ходу, очень легко одетые женщины в масках, в германских землях их вообще бы сочли голыми, несмотря на те легкие куски ткани на бедрах и груди, что не столько одежда, как украшение.

За ними появились сопровождающие их музыканты: все как на подбор молоденькие юноши и девушки, тоже в масках, но если женщины в масках из золота и с богатыми украшениями, то у музыкантов маски серебряные и закрывают почти все лицо, а у женщин маски начинаются чуть выше бровей и опускаются до носа, оставив рот открытым.

Голда сказала весело:

– Бал-маскарад!.. Думаю, тебе это знакомо?

– Чуточку, – признался он. – Пришлось видеть… издали.

– Что так?

– Тогда я еще не был так близок ко двору.

Она кивнула.

– Они сами потеряли больше, чем ты. На этом маскараде ты самый знатный гость!.. Идите, веселитесь!

Он с пьяной отвагой смотрел на нее откровенным взглядом.

– Госпожа Голда, а вы… участвуете?

Она расхохоталась.

– Зачем тебе, отважный рыцарь?

– Я хотел бы, – сказал он, сам поражаясь своей пьяной наглости, – прильнуть своими устами к вашим персям… таким роскошным, если откровенно…

Она засмеялась, ничуть не рассердившись, погрозила пальчиком.

– Всему свое время. Возможно, когда-нибудь…

Он вскрикнул пламенно:

– Как мне приблизить этот миг?

– Сам догадаешься, – произнесла она. – Идите же, вот и вам маска… впрочем, зачем она вам?

Он спросил в удивлении:

– А как же без маски?

– Вы уникальны, – сказала она со смехом, – вам не скрыться ни под одной личиной!.. Идите же…

Он сделал несколько шагов к танцующим, а когда оглянулся в сторону волшебницы, там уже было пусто. Он лихо тряхнул головой, расправил плечи и пошел на звуки музыки, что становились все громче. Кровь в ответ начинала разогреваться, сердце участило удары, а он ощутил, как тело наливается удалой и задиристой силой.

Глава 13

Несколько дней он просто насыщался, перебирая молодых женщин со страстным упоением, занимался с ними любовью в воде, на траве, на столах, сразу с двумя-тремя, а когда показалось, что начинает повторяться, отправился разыскивать хозяйку Голду.

Он отыскал ее только в Лазурном гроте, она сидела с ровной спиной перед огромным зеркалом, а две девушки старательно укладывают ей в прическу массу золотых волос, закалывают шпильками с янтарными головками.

– Госпожа, – произнес Тангейзер церемонно и учтиво поклонился. – Счастлив лицезреть вас.

Она скосила в его сторону глаза, не двигая головой.

– А, милый миннезингер!.. Как продвигаются ваши песни?

– Прекрасно, – ответил он. – Я счастлив, что вы спросили о самом главном.

Она ответила с легкой насмешкой:

– Обожаю мужчин, у которых дело важнее их наслаждений.

– Мы все такие, – заметил он скромно.

Ее красиво изогнутые дуги бровей приподнялись.

– Разве?

– Все, – уточнил он, – у кого есть дело. А кто работает только для пропитания, тех не считаем.