Тангейзер
Шрифт:
На ее губах играла загадочная улыбка, Тангейзер хотел взять лютню и показать, что он не просто певец, а лучший в мире певец, однако она поднялась и сказала быстро:
– Сидите-сидите. Вам нужно отдохнуть. Я отлучусь ненадолго… а вам скучать не дадут.
Она отошла на несколько шагов, в том месте камни отсвечивают свежими сколами так ярко, что Тангейзер заморгал и потер кулаками глаза, а когда всмотрелся снова, таинственной хозяйки грота уже не было.
Он начал осматриваться, за спиной послышались женские голоса, он рывком обернулся, готовый снова ухватиться за меч…
К столу,
Та, что с красными, сказала весело еще издали:
– Нас прислали помочь тебе скоротать… отдых, доблестный герой. Меня зовут Агая.
– Меня Берта, – сказала вторая.
– А меня Кугинда, – произнесла третья.
Огненноволосая Агая похлопала его по плечу.
– Поднимайся. Как можно пировать, когда сидишь? Настоящий пир, когда можешь лежать!
Они засмеялись все трое, вытащили его из-за стола, Тангейзер охотно подчинялся, а совсем рядом обнаружилось роскошное ложе, куда его усадили, стащили сапоги с рыцарскими шпорами, помогли снять верхнюю одежду, затем мягко уложили, одна женщина подала кубок, наполненный вином до верха, а вторая села на краешек ложа с гроздью винограда в руках и, отщипывая по одной, начала класть ему в рот.
Он засмеялся, попытался ухватить губами ее за палец, она хохотала и отдергивала. После этого вина, густого и терпкого, он ощутил, что голова становится легче, свободнее, как и его речи и движения.
– Кто вы, – спросил он счастливо, – таинственные феи?.. Вы спасли мне жизнь, Дикий Охотник уже совсем нагнал меня!.. Вы просто чудесные такие все…
– Еще вина, наш господин?
– Еще, – ответил он. – И еще!.. Я миннезингер, а мы – особые люди!.. Нам всегда мало любых впечатлений, мы должны хватать их обеими руками.
Берта рассмеялась и пришла в его руки.
– Хватайте меня, мой господин!
Кугинда воскликнула с шутливой обидчивостью:
– А почему не меня?.. Хватайте меня, я мягче!
Агая произнесла чарующе:
– А я… теплее…
Тангейзер пьяно расхохотался.
– Я могу обнять всех троих!
– Это еще надо доказать, – ответила Агая дразняще. – Но, правда, мы этому поможем…
Глава 11
Он проснулся на мягком, голова свежая, в теле сила, с минуту лежал, наслаждаясь теплом и уютом, потом разом вспомнил все, вздрогнул и распахнул в испуге глаза.
Мягкий свет все еще льется сверху, совсем близко журчит вода, оттуда тянет влагой и прохладой. Издали доносится музыка, довольно странная, он не мог определить, что за инструмент, приподнялся, повернулся в другую сторону.
Там Агая и Берта, вчера он их даже не рассмотрел, слишком быстро все получилось, но теперь разглядывал медленно, словно смаковал хорошее вино.
Берта с крупными невинными глазами ребенка, маленьким пухлым ртом и огромным цветком лилии в волосах, однако грудь крупная, колышется под платьем из тонкой ткани из стороны в сторону при каждом движении, а когда она соскочила с каменной скамьи, лихо подпрыгнула почти до подбородка, прочертив изнутри платья две дуги.
Зато Агая игривая
и белозубая, все время смеется и говорит щебечущим голосом, рот у нее большой, как у лягушки, полный, губы сочные и вздутые, как спелые вишни, глаза во время смеха хитро щурятся.Тело у нее не столь роскошно, как у Берты, и не столь сочно-непорочно, как у третьей, Кугинды, однако в ее грации своя бесстыдная прелесть. Он сразу ощутил, что ей очень понравится с ним развлекаться самым непристойным образом, она уже сейчас поглядывает на него так, будто лежит под ним, раздвинув ноги…
Заметив, что он уже проснулся, Берта принесла некий странный музыкальный инструмент, Тангейзер с удивлением узнал в нем харди-гарди, только какой-то совсем архаичный, вроде хелиса, корпус из панциря черепахи, обтянутого воловьей шкурой.
Хитро улыбаясь, она села на ступеньку и, держа его под углом к корпусу, начала перебирать струны. Звук получался сильный, резкий, довольно гнусавого оттенка.
– Это что, – спросил он с недоверием, – все-таки лира?
– Почему все-таки? – переспросила она обидчиво. – Это самая настоящая лира!
– Гм, – сказал он, – да, подзадержались вы тут в пещере… На кифаре не играете?
– Это же мужской инструмент, – напомнила она, – женщинам нельзя!
– Подзадержались, – повторил он, – хотя мне такое отставание нравится. Ладно, давайте я вам покажу, на чем играют теперь…
Они сели вокруг, Тангейзер начал перебирать струны, заново настраивая и подкручивая колки, а когда сыграл первую песню до половины, вокруг него уже сидели с десяток женщин, все молодые, удивительно красивые, и даже по их виду он понимал, что, несмотря на строгий вид у некоторых, для него они все доступны в любой момент и везде, где только он восхочет.
Это осознание горячило кровь, он пел с подъемом, красиво и уверенно, женщины вскрикивали в восторге.
Когда он пропел третью песню и опустил ладонь на звенящие струны, они все смотрели зачарованно, а Берта прошептала:
– Удивительно… Это волшебно…
Она поднялась, отошла на пару шагов, Тангейзер видел, как она подняла руки к плечам и что-то сделала там, платье с готовностью соскользнуло на землю.
Так же спокойно, оставшись нагой, она распустила волосы и пошла к воде, там целое озеро, выбитое в каменном ложе. Зачем-то прикрывала спереди тело ладонями, как будто забыла, что молодой рыцарь находится сзади и рассматривает ее двигающиеся при каждом шаге сочные булочки.
Войдя по пояс, она присела, окунулась и уже тогда повернулась к ним, как будто стекающая по ее телу вода служит чем-то вроде одежды.
– Не хотите искупаться? – спросила она с дразнящей улыбкой. – Вода не холодная!
– Да и была бы холодная, – пробормотал он, – она вскипит вокруг меня!
Он посмотрел на хитро улыбающихся женщин, никто не думает отвернуться, напротив, хихикают и смотрят так, словно он сейчас застесняется и откажется лезть в воду.
– Ну ладно же, – пробормотал он, – как хотите…
Он торопливо разделся, все-таки чувствуя со стыдом и неловкостью, что на нем в самом деле слишком много одежд, словно, как правоверный христианин, стыдится тела вообще и прячет его так, чтобы забыть о нем даже самому.