Танго на треснувшем зеркале

Табло расписания больше не было. Вернее, физически оно присутствовало, а вот информацию считать не получилось. Сейчас этот светящийся прямоугольник больше всего походил на кардиаграмму больного с мерцательной аритмией, чем на что-либо другое.

Надо бы сообщить охраннице, но мне было лень. Лень сдвинуться даже на шаг, не говоря уже о том, чтобы пройти полсотни метров. Я просто стояла и смотрела на кардиограмму метро. Ничего хорошего она не показывала.

Оранжевые дрожащие линии приковывали взгляд. Магнетизировали. Заставив себя отвернуться от сбрендившего расписания, я снова посмотрела на рельсы и прислушалась, не слышно ли поезда.

Поезда слышно не было. Так же как и не было слышно вообще ничего вокруг. Даже назойливый писк прекратился. Звенящая тишина накрыла всю станцию. Ни звука шагов, ни треска рельсов, ни щелчков, то и дело слышимых в метро.

Сейчас не хватало только, чтобы вернулся гопник и отомстил за отражение нападения, подумала я и зябко поежилась. Хотя скорее всего, коллеги его забрали в больничку. На пользу здоровью разряд током не пойдет.

Додумать мысль о серьезности вреда небольших разрядов электричества для живых организмов я не успела. Станцию накрыл грохот. Так в научно-популярном фильме рокотал ледник, на всех парах несущийся с вершины горы в долину.

Стены тоннеля зашлись в вибрации. Мраморные плиты затряслись и, казалось, вот-вот раскрошатся в мелкую пыль.

Скрежет, льющийся из недр земли, нарастал с каждой секундой.

Озарение яркой звездой промелькнуло во мраке происходящего. Ну конечно! Землетрясение!

Стоп! Какое еще землетрясение в Петербурге?

Я посмотрела прямо перед собой, и грудь сдавил крик, рвущийся из горла. Этого не может быть! Не может быть!

Но земля ходила ходуном. Вибрация не прекращалась. Почти напротив меня, разрывая название станции пополам, в стене появился раскол, расширяющийся с каждым мгновением.

Почему это случилось со мной? Миллионы мыслей пролетали, не оставляя следа, пока я в ужасе, не сводя глаз, смотрела на трещину в стене тоннеля метро.

Сначала она была небольшая, пропускавшая только небольшой ручеек воды. Еще мгновение спустя раздался треск и обшивка стены окончательно лопнула вслед за надписью. Как кусок полиэтилена в руках у ребенка. Из разлома хлынул поток прозрачной воды.

Трещина расширялась и расширялась, а я не могла отвести взгляд от черной бездны. Очередное сотрясение земли, сопровождающееся оглушающим рокотом, заставило меня прижаться к ближайшей колонне, забиться под нее. Я закрыла глаза и сжала уши руками. Только бы избавиться от этого грохота. Невыносимого, раздирающего до потери сознания.

— Девушка, что с вами?

Мое плечо ходило ходуном.

— Вам плохо? Вызвать скорую?

Я открыла глаза и посмотрела вперед. Синие штаны, синяя куртка…

Оставьте меня в покое… Оставьте меня в покое!

Но рука не унималась. Вот под носом появилась смоченная ватка, и в голову ударил нашатырь. И таблетка. Без упаковки. Ну уж нет, таблетку я принимать не буду! И, вяло застонав, я отрицательно покивала головой, давая понять, что со мной все хорошо.

— Девушка, возьмите таблетку, у вас давление упало!

Да что же это за напасть! У меня уже появились силы злиться. Очень много сил! Рука в синей униформе продолжала маячить перед носом.

Охранница метро, вспомнила я и, снова закрыв глаза, попыталась унять внутреннюю дрожь.

— Отойдите! Отойдите! Ей нужен воздух! — раздался шамкающий командный голос. — И таблеточка у меня есть.

Заскрежетала молния сумки или кармана, зашуршала разрываемая упаковка, и у меня перед глазами оказалась еще одна таблетка. Теперь я ее даже смогла разглядеть. Но опознать название все равно не получилось.

— Вот, от высокого давления, — продолжал приговаривать шамкающий голос, не оставляя надежды скормить мне медикамент.

— Какое поднялось? — возмутилась первая помощница. — Наоборот, упало! — наступила минутная тишина, и я поняла, что если сейчас не выберусь из-под опеки этих небезразличных гражданок, то ничем хорошим наш междусобойчик не закончится.

— Мне нехорошо…. Это сейчас пройдет…

— Давайте-ка, я выведу вас на воздух. Может, вы недавно бокал вина выпили? — синяя куртка приблизилась, и до меня долетел запах пота с примесью духов.

Я судорожно закачала головой. Только этого не хватало. Выгонит из метро, и как мне домой добираться в такое время?

— Нет, все в порядке, — убирая дрожь из голоса, выдохнула я. — Смена тяжелая на работе, переутомилась.

Охранницу мое объяснение не устроило, и она продолжала подозрительно изучать мое лицо.

— Я в лечебнице здесь, неподалеку работаю. Со смены домой еду, — силы постепенно возвращались, и, опираясь на стену, я встала и даже, как мне показалось, держалась уверенно, не качаясь, как осинка на ветру.

Охранница еще раз посмотрела мне в глаза и, лениво пожав плечами, направилась в сторону, а я порадовавшись, что так легко отделалась.

Ну все, больше никаких отлыниваний от терапии! Доктор Василина Андреевна тоже человек и нуждается в психиатрической помощи, вздохнула я про себя. И затягивать с ней не стоит. Хорошо, что сейчас все обошлось.

Я еще раз окинула взглядом платформу, рельсы, тоннель и вообще всю станцию. Все было на своих местах. Ни раскрошенных в пыль мраморных плит, ни вздыбившихся рельс, ни воды с песком. И тем более, маняще-черной трещины, расколовшей плоскость станции пополам.

Прошло минут десять, и я, построив план, решающий сразу несколько этических проблем, возникших с первого дня моей работы, уверенно прошагала к платформе и остановилась, не доходя до желтой линии. Из тоннеля лился золотистый свет фар, поезд был близко.

Глава 18. О том, что выговориться полезно, даже если слушатель, свой собственный глюк

— Явилась! Наконец-то! — едва я закрыла входную дверь, как Василий, про которого я и думать забыла, пользуясь своей независимостью от гравитации, бросился мне под руки. — Я весь переволновался!

Я хмуро смотрела на тень, суетящуюся перед моим носом, и, мысленно послав по известному адресу Маланью Степановну, которая обязательно выйдет, задержись я в коридоре на лишнюю минуту, не раздеваясь, прислонилась к стене и уставилась в одну точку. Моя жизнь вышла из-под контроля. План, казавшийся блистательным еще совсем недавно, рассыпался, как карточный домик.

Вот я — психиатр без пяти минут. И у меня глюки. А сегодня еще и апокалипсического характера.

— Василина, ты чего?