Танго смерти

– Тогда ты должен прихватить для него одежду. Тут в пакете есть замечательный гарнитур пана Цепы, когда его на него надевали, он лопнул на спине по швам, и семья решила купить ему другой, хотя я их убеждал, что для пана Цепы это не играет роли, ведь его спину на этом свете уже никто не увидит. А они знаешь, что мне на это ответили: а на том свете? И я прикусил язык. Ну, бери, – и сунул мне в руки пакет, но все еще не отпускал, потому что ему пришло в голову, что не мешало бы этого нашего гостя загримировать – вдруг по дороге встретится какой-нибудь его дружок, и пан Кнофлик вручил мне в придачу рыжую бороду, седой парик и коробку с красками для лица.

Что вам сказать! Покойник выглядел теперь лучше, чем при жизни. Прежняя его скуластая рожа, налитая кровью, теперь излучала покой, очень хорошо подходя образу умиротворенного и довольного прежней жизнью дедушки, черный гарнитур был впору, как влитой, а из нагрудного кармашка торчала белая роза. Черные очки довершили картину, и когда «дедушка» оказался в тачке, которую мы с Йоськой толкали перед собой, насвистывая, все прохожие вежливо кивали головами, улыбались, а некоторые даже снимали шляпу, потому что «дедушка» был как живой, и грех было не поздороваться с таким приятным мужчиной. Даже пан Кнофлик залюбовался им и причмокнул с довольным видом, помог нам вынуть труп из тачки и переложить его в гроб. Рядом на столе ждала своей очереди пани Топольская. Она была при теле, одета в темно-синее платье с белыми кружевами, видно было, что приготовила его именно для такого торжественного момента, в восковых пальцах держала образок, а сухие, крепко сжатые губы, похоже, ни разу в жизни не были целованы. Не успел я об этом подумать, как вдруг у всех у нас, кроме пана Боучека, волосы встали дыбом, а пан Кнофлик ухватился за сердце, потому что наш «дедушка» неожиданно ожил и сел в гробу. Он держался руками за стенки гроба и удивленно озирался по сторонам, не в состоянии понять, куда он попал. Потом ощупал свое лицо, снял очки и, еще раз оглядевшись, пролепетал:

– А где я?

Переглянувшись с Йоськой, я уже начал искать глазами какую-нибудь хорошую дубину, чтобы отправить «дедушку» обратно в том же направлении, в котором двигалась его грешная душа, да какого-то черта повернула назад, чтобы доставить нам еще больше неприятностей, но пан Кнофлик остановил меня:

– Подожди, – а потом обратился к «дедушке»: – Мы нашли вас без сознания на улице. Вы помните, кто вы и где живете?

Энкаведист встряхнул головой и стал изучать свои карманы, но там ничего не было.

– А документы у меня были?

– Нет, – ответили мы в один голос. – Ничего не было. Наверное, вы из больницы ушли.

– Из какой больницы?

– Да есть у нас больница, в которой как раз и держат таких, как вы, кто память потерял.

– Да, я ничего не помню. Я что – умер?

Тут пан Кнофлик радостно потер руки, набрал номер кульпарковской лечебницы и сообщил, что нужно забрать полоумного, который, наверное, от них и умотал.

– Сейчас за ним приедут, – шепнул он нам.

– Можно я ишо палежу? – спросил «покойник» и снова улегся в гроб, сложив руки на груди. Так его и застали санитары, приехавшие из сумасшедшего дома. Пан Кнофлик рассказал, что мы подобрали этого человека, когда он был без сознания, думали, что он мертвый, а он ожил и теперь без памяти. Врачи наклонились над гробом и закивали головами:

– Знаем его. Это дурачок Гилько. Сбежал от нас еще лет пять назад. Ну, вставай! – крикнули они ему.

Энкаведист снова встал и оторопело обвел глазами присутствующих:

– Ка-а-к меня завут?

– Да не прикидывайся, Гилько, а то сейчас вгоню тебе такой укол, что вспомнишь, как твоя бабка девкой была, – сказал один из санитаров, и после этих слов они подняли его из гроба, подхватили под руки и, ловко облачив в смирительную рубашку, поволокли к машине без окон. Энкаведист продолжал орать что-то невнятное, но никто уже не обращал на него внимания.

– Ага, – подытожил пан Кнофлик. – Осталась наша пани Топольская без кавалера. Как при жизни под мужиком не была, так и после смерти на мужике не полежала.

23

В среду после лекции Данка подошла к Ярошу и сказала шепотом, что должна с ним поговорить, Ярош смутился и покраснел, но кивнул:

– Хорошо, встретимся через час у «Мазоха».

Что она собирается ему сказать? Он почувствовал волнение и нерешительность. Когда пришел в кафе, Данка уже ждала его, заняв столик на улице:

– Я заказала нам испанское вино. Может, что-нибудь еще?

– Нет, спасибо. Ваша мама произвела на меня положительное впечатление. Похоже, она ваш преданный друг.

– Это действительно так. Вы на нее тоже произвели положительное впечатление. Кажется, нам удалось без особых потерь выбраться из щекотливой ситуации. – Тут она посмотрела на Яроша исподлобья, а на ее губах заиграла хитрая многозначительная улыбка. Ярош сделал вид, что не заметил ее. Им принесли вино, и он поднял бокал:

– За Арканум?

– За Арканум, – сказала Данка и, пригубив вино, сразу же перешла к делу: – Между прочим, это и есть тема нашего раз говора. Вчера у меня была очень странная встреча. Секретарша из деканата сообщила, что меня просит зайти декан. Я пришла. Кроме декана, в кабинете сидел какой-то мужчина. Когда он поднялся мне навстречу, декан сказал, что оставит нас наедине, и вышел, а этот тип сообщил, что он из СБУ.

Ярош не удержался от удивленного возгласа:

– Ха! Он уже и до вас добрался?

– Вы знаете, о ком речь?

– Подполковник Кныш?

– Да.

– Что же он хотел от вас?

– Чтобы я держала его в курсе всех наших исследований, связанных с Арканумом, а еще того, как продвигается перевод…

– «КаэС»?

Данка рассмеялась:

– Он меня этим «КаэС» просто-таки достал! Маразматик какой-то, вам не показалось?

– В отличие от вас, я имел значительно больше возможностей изучать людей, и скажу вам, что все то, что мы принимаем за чистую монету, – игра, которой они вынуждены овладевать в совершенстве. А особенно Кныш, который по возрасту должен был еще в КГБ работать.

– Ужасно мерзкий тип. Такое впечатление, что, глядя на человека, он его раздевает.

– Ну, это нормально, когда мужчина раздевает взглядом красивую женщину.

– Вы тоже меня раздевали взглядом? – засмеялась Данка.

– Это было на Чертовой скале, – ответил Ярош улыбкой. – Я вас раздел и одел. Сейчас вы одеты, можете не стесняться.

– Ой, спасибо, а то я распереживалась. – Она вдруг наклонись к Ярошу и прошептала: – Я вам скажу, а вы улыбайтесь и не поднимайте глаз. Сыграем в интим. Вон там на улице прохаживается человек и делает вид, что разговаривает по мобилке, а на самом деле он ждет, когда освободится какой-нибудь столик. Он меня пас от самого университета. – Потом она села прямо и продолжила: – А когда я заявила этому Кнышу, что не собираюсь ничего этого делать, он сказал, чтобы я сначала посоветовалась с папой. Я спросила, а при чем тут папа. А при том, сказал он, что из-за моего упрямства папа, возможно, больше никогда не попадет на государственную службу. Понимаете?

Ярош посмотрел на улицу, мужчина с мобилкой действительно ходил взад и вперед, но как только освободился один из столиков, он поспешил его занять.

– Я думаю, – сказал Ярош, – что мы смело можем этого типа игнорировать. Как и того, за столиком. Чего нам бояться?

– Кныш требовал, чтобы я дала расписку, что буду держать наш разговор в тайне. Я отказалась. А он сказал буквально следующее: «Ну, что ж… Для ваших арканумских увлечений совсем не обязательно еще и студенткой быть. Наоборот, университет у вас лишь отбирает драгоценное время». Я вышла, хлопнув дверью, а только позже поняла, что он имел в виду. Меня могут исключить?