Танго старой гвардии

— И вы хотите, чтобы я вам их достал?

— Совершенно верно.

— То есть украл?

— Кража — это присвоение чужой собственности, а тут речь идет о возвращении их законному владельцу.

Макс был очень заинтересован, хоть и постарался ничем не проявлять этого. Да и невозможно было не полюбопытствовать.

— И что же это за документы?

— В свое время узнаете.

— А почему именно я?

— Как я уже сказал, вы в такой среде — как рыба в воде.

— Кажется, вы принимаете меня за Рокамболя?

Неизвестно почему, при упоминании этого имени на лице агента по фамилии Тиньянелло заиграла, на мгновение рассеяв хмурость, легкая улыбка. Но сразу вслед за тем он устремил на Макса взгляд человека, ожидающего исключительно дурных вестей.

— Да это ведь шпионаж… А вы — шпионы.

— Как мелодраматично, — Барбареско двумя пальцами попытался восстановить стрелку на своих мятых брюках, в чем нимало не преуспел. — На самом деле мы — обычные государственные служащие. Записываем расходы, соблюдаем диету и тому подобное… — Он обернулся к напарнику: — Верно ведь, Доменико?

Но Макс не дал провести себя.

— А за шпионаж в военное время, — продолжал он, будто не слыша, — полагается смертная казнь.

— Франция ни с кем не воюет.

— Это пока. Времена наступают тяжелые.

— Документы, которые надо заполучить, имеют отношение к Испании… Самое большее, что вам может грозить, — это депортация.

— Но я вовсе не желаю, чтобы меня депортировали. Мне нравится во Франции.

— Я вас уверяю: риск ничтожен.

Макс оглядел обоих своих собеседников с неподдельным удивлением:

— Всегда думал, что спецслужбы располагают для таких случаев собственными кадрами.

— Вот мы с товарищем как раз этим и занимаемся, — Барбареско терпеливо улыбнулся. — Пытаемся сделать вас нашим кадром. А как, по-вашему, это делается? К нам же не приходят претенденты с заявлением: «Желаю быть шпионом». Приходится искать самим. У одних затронешь патриотические струны, других прельстишь деньгами… Вы, сдается мне, не испытываете симпатии ни к одной из сторон, противоборствующих сейчас в Европе. Вам, кажется, это вполне безразлично.

— На самом деле я в гораздо большей степени аргентинец, нежели испанец.

— Может быть, и поэтому. Так или иначе, если патриотические мотивы не действуют, остаются экономические. А в этой сфере ваши убеждения неколебимы. И мы уполномочены предложить вам довольно солидную сумму.

Макс закинул ногу на ногу и обхватил переплетенными пальцами колено.

— Насколько солидную?

Барбареско слегка наклонил голову и понизил голос:

— Двести тысяч франков в той валюте, какую предпочтете, а в виде задатка и на расходы получите чек «Лионского кредита» в Монте-Карло еще на десять тысяч. Чек может быть выдан вам прямо сейчас.

Макс с рассеянным видом смотрел на вывеску ювелирного магазина напротив кафе. Время от времени у него были дела с владельцем, евреем по имени Гомперс, который едва ли не каждый вечер покупал у посетителей казино драгоценности, а утром большую их часть выставлял на продажу.

— У меня ведь начаты свои кое-какие собственные проекты. Если соглашусь на ваше предложение, они замрут.

— Мы уповаем на то, что предложенная сумма с лихвой возместит вам потери.

— Мне нужно время на размышление.

— Нет у вас этого времени. На все про все имеется три недели.

Макс повел взглядом слева направо — от фасада казино до отеля и примыкавшего к нему «Спортинг-клуба»: вдоль всей площади, как всегда, выстроились в ряд сверкающие «Роллс-Ройсы», «Мерседесы» и «Паккарды», а у подножья лестницы стояли, болтая, их водители. Три дня назад он очень удачно выстрелил здесь дуплетом: подцепил более чем зрелую, но все еще очень красивую даму, бывшую супругу австрийского фабриканта, и договорился с ней о свидании, а потом мраморный шарик рулетки, остановившись на цифре 26, принес ему восемнадцать тысяч франков.

— Тогда скажу вам иначе. Мне очень нравится действовать в одиночку, на свой страх и риск. Я — сам по себе и никогда не работал ни на какое правительство. И мне все равно — что фашисты, что нацисты, что большевики, что папа римский.

— Разумеется, вы вправе соглашаться или отказываться, — говорил Барбареско, причем выражение лица противоречило смыслу его слов. — Но все же примите кое-что в расчет… Ваш отказ огорчит наше правительство. Верно, Доменико? И, без сомнения, вынудит нашу полицию изменить свое отношение к вам, когда вы по той или иной причине решите ступить на итальянскую землю.

Макс быстро прикинул в уме. Невозможность появляться в Италии означала отказ от сумасбродных американок на Капри и в Амальфи, от пресыщенных англичанок, снимающих виллы в предместьях Флоренции, от итальянских и немецких нуворишей, предпочитавших казино и бары обществу своих жен, которых оставляли одних на Кортина д’Ампеццо и Лидо.

— И не только, — продолжал развивать свою мысль Барбареско. — Моя страна находится в самых добрых отношениях с Германией и еще несколькими государствами Центральной Европы. Не говоря уж об Испании, где скорая победа генерала Франко — дело более чем вероятное. Вы знаете, наверно, что полиции работают эффективней, чем Лига Наций, и иногда взаимодействуют. Живой интерес к вашей персоне возникнет и у наших союзников, можете не сомневаться. И в этом случае территория, на которой вам нравится действовать в одиночку, на свой страх и риск, ужмется… Представляете? Приятно ли это будет?

— Представляю, — ответил Макс безразлично.

— А теперь представьте обратную ситуацию. И возможности, которые перед вами откроются. Надежные друзья и обширное пространство для охоты. Не говорю уж про деньги.

— Мне нужны подробности. Чтобы понять, насколько реально то, что вы мне предлагаете.

— Узнаете послезавтра в Ницце. В отеле «Негреско» вам на три недели заказан номер — мы знаем, что вы всегда останавливаетесь там. Все еще приличный отель, а? Хотя мы бы предпочли «Руль».

— Вы будете там?

— Хотелось бы, но наше начальство считает, что роскошь подобает только звездам вроде вас. Так что мы будем жить в пансионе возле порта. Верно, Доменико? Лощеные шпионы с камелией в петлице бывают только в кино. Вроде тех, что снимает этот англичанин… как его? Хичкок. И ему подобные болваны.

Четыре дня спустя после этого разговора, сидя под зонтиком за столиком кафе «Фрегат» перед проспектом Англичан в Ницце, Макс — в белых полотняных брюках и темно-синем пиджаке, бросив трость и шляпу на соседний стул — щурил глаза на ослепительное сияние залива. Вокруг сверкали светлые, белые, розоватые, кремовые фасады зданий, и море блистало в солнечных лучах с такой силой, что многочисленные прохожие, шагавшие по набережной, против света казались бесплотными тенями.