Танкист

— Забирай, уговорил! Потому как не в тыл его везёшь, а танкистов я уважаю.

— Ну вот, другое дело! А то заладил — разнарядка, разнарядка… Свидимся ещё, земляк, земля — она круглая.

Члены Пашкиной группы — уже бывшей — по команде стали садиться в теплушку.

— Спасибо, товарищ капитан! Вы-то как здесь оказались?

— Тоже за пополнением.

Только комбат получал пополнение не из госпиталя или запасного полка, а из самоходно-артиллерийского училища.

Так Павел попал в свою батарею и даже в свой экипаж. Рад был: на новом месте привыкать надо, а здесь вокруг знакомые лица. И комбату благодарен — не всякий командир за подчинённого вступится.

На следующий же день он сбегал к старшине — получил комбинезон и шлемофон. А то как белая ворона, среди своих обмундированием отличается. И почувствовал себя дома.

Батарея тогда уже под Легницей стояла. На календаре ноябрь, в России уже снег и морозы, а здесь, в Польше, грязь и дождь срывается. В такую погоду выходить на улицу не хотелось, ватники и шапки намокали быстро и не грели.

В самоходке тоже было сыро, благо — электрики минимум, потому что двигатель дизельный. Аккумулятор и стартёр — вот и вся электрика. Да разве что радиостанция. У немцев с техникой проблем больше было: попала влага на высоковольтные провода к свечам — двигатели не заводятся, барахлят.

В такой вот мерзкий день, когда из-за мелкой мороси видимость была всего метров двести, взвод Куракина был придан на помощь пехоте. Добираться было недалеко — километров пять. Только дороги, разбитые тяжёлой гусеничной техникой, напоминали месиво.

Были в Польше дороги и с твёрдым покрытием — асфальтированные или выложенные булыжником, однако и им за войну досталось — все в ямах да воронках. А про сельские дороги вообще разговор особый.

В ноябре положение Первого Украинского фронта оставалось стабильным. Как говорили сводки Совинформбюро — наблюдались бои местного значения. Советские войска накапливали силы для наступления, а немцы укрепляли оборону. Ожесточённые бои шли южнее — в Чехословакии, Венгрии, Югославии.

Обе самоходки — куракинская и Павла — вышли на позиции, согласованные с пехотой. После миномётного и артиллерийского обстрела немецких траншей полковыми пушками пехота поднялась в атаку. Судя по тому, что атака была без поддержки танков, и в ней участвовал только один батальон, Павел предположил, что это всего лишь разведка боем — нужно было выявить и по возможности подавить огневые точки врага.

По рации Куракин передал приказ — следовать за пехотой, и сам двинулся к траншеям.

Самоходка Павла пошла метров на сто правее — на одном уровне.

Немцы открыли пулемётный огонь.

По пулемётным гнёздам тут же начали бить миномёты, пару раз с коротких остановок стреляла фугасными снарядами самоходка Павла.

Качнувшись, самоходка перевалила через нашу траншею и оказалась на нейтральной полосе, по которой перебежками передвигались наши бойцы.

Павел не отрывался от смотровых приборов. Подавить пулемёты — задача для него не самая важная, для этого есть полковые пушки ЗИС-З и миномёты. Для самоходчиков необходимо в первую очередь обнаружить противотанковые пушки или вкопанные в капониры танки. Ведь в первую очередь САУ создавалась как средство борьбы с танками, и большую часть боезапаса из имеющихся 48 выстрелов были именно бронебойные снаряды.

Павел смотрел на немецкую передовую. Наши пехотинцы уже преодолели половину «нейтралки». Он повернул голову влево и ужаснулся: самоходка Куракина с бортовым номером 789 горела. Пламя вырывалось из моторного отсека, а из распахнутых люков выбирались самоходчики — все четверо. Машине хана, но экипаж жив.

— Давай влево, там Куракина подбили, — скомандовал Павел Игорю.

Самоходка круто развернулась влево, но Куракин вскинул скрещённые руки. Понятно, запрещает. Потом он правой рукой стал показывать назад, за Пашкину самоходку. Павел понял сигнал командира, и по его спине пробежал холодок — ведь командир подавал знак, что сзади опасность.

— Разворачивай машину на сто восемьдесят градусов! — заорал он.

Самоходка резко, на месте крутанулась, и почти в тот же миг по броневой рубке справа раздался удар — как раз там, где находилась командирская башенка.

Павел с тревогой осмотрел рубку, но сквозного пробития не было.

— Все целы?

— Все.

Павел приник к смотровым приборам. Где же этот гад, что подбил самоходку командира и стрелял сейчас по нему? Ведь только резкий разворот самоходки спас её от попадания снаряда в корму, в мотор или в рубку сзади — там, где броневые листы тонкие.

— Командир, я его вижу! — закричал наводчик Анатолий.

Конечно, у него на прицеле оптика лучше.

— Левее по курсу двадцать! Выстрел!

Орудие самоходки выстрелило. Прямого попадания не получилось, но их снаряд сорвал с противника маскировочную сетку, и Павел разглядел характерную маску пушки, прозванную танкистами «кабаньей мордой» или «свиным рылом», и низкий силуэт.

Это была немецкая самоходка StuG III, имеющая в Красной армии название «Арт-Штурм» — противник очень сильный. Вооружена 75-миллиметровой пушкой — такой же, как на «Пантере», с боезапасом в 54 выстрела. Низкая — всего 1950 мм в высоту, что позволяло хорошо маскировать её на местности. Экипаж — 4 человека. Создана она была на шасси среднего танка T-III и весила 22 тонны при бронировании лба корпуса в 50 мм. Она унаследовала от своего прародителя узкие гусеницы и потому неважную проходимость. Выпускалась немцами с 1942 по 1945 год, и всего было выпущено всех модификаций 10,5 тысячи. На ней воевали многие немецкие асы, в том числе некоторое время Витман.

Павел мгновенно разглядел, что «Арт-Штурм» врыт в землю по уровень верхних катков. У всех самоходок узкий горизонтальный сектор обстрела, а тут ещё немец в неглубоком капонире, где не может развернуться корпусом.

— Игорь, давай зигзагом!

Самоходка шла вперёд, рывками смещаясь то влево, то вправо.

Немец выстрелил, и снаряд прошёл мимо.

— Тормози!

Самоходка резко остановилась, и следующий снаряд немца тоже прошёл мимо.

— Одиннадцать секунд! — закричал наводчик Анатолий.

— Молодец! — одобрил Павел. Именно столько времени прошло между выстрелами для того, чтобы перезарядить орудие, прицелиться и выстрелить. Очень хорошее время, стало быть, экипаж у немца подготовленный, выучка высокая.

— Считай дальше по ТПУ, — приказал Павел.

И как только Анатолий произнёс: «Десять», Павел приказал водителю:

— Вправо!

Самоходка резко взяла вправо. Немец снова выстрелил и снова промахнулся.

— Теперь гони вправо — полный ход! — Из-под гусениц полетели комья грязи.

Павел хотел вывести свою самоходку из сектора обстрела «Арт-Штурма» и, развернувшись, ударить ей в борт. Стрелять сейчас — значит промахнуться. Силуэт у немца низкий, да ещё и вкопана самоходка наполовину.

— Хорош, разворачивайся!

Самоходка, скользя траками по вязкой грязи, развернулась.

— Остановка! Толик, не подведи!

— Игорь, доверни влево десять! — закричал наводчик.

Самоходка дёрнулась корпусом влево, и, едва она замерла, грянул выстрел. Рядом с немцем взметнулась земля. Промах! Но командир немецкой самоходки уже осознал, в какое положение он попал. Сам он стрелять не может, противник — Павел — справа. Корпус не развернуть — мешает капонир.