Танкисты Великой Отечественной (сборник)

Огарков понимал, что надо реформировать армию, сокращать ее численность. Ведь содержание 5 миллионов 200 тысяч солдат и офицеров тяжелым бременем ложилось на экономику страны. Он решил объединить ПВО и ВВС, а также свести под командование Главкома сухопутных войск, Гражданскую Оборону, ДОСААФ и военкоматы. Кроме этого он решил создать главкоматы западного (ЗГВ), юго-западного (Одесский Закарпатский и Киевский округа), южного (Средняя Азия), юго-западное (Закавказье) и восточного (Дальний Восток) направлений. Но реализовать эти планы ему не удалось — началась война в Афганистане. Эти попытки реформ встретили резкое сопротивление. Началась закулисная борьба. И тут ввязался мой начальник Шкадов. Он начал вбивать клин между Огарковым и Устиновым. Шкадов выслушивал главкомов и через помощников Устинова передавал их отношение к Огаркову. Помимо этого он начал внушать Устинову мысль, что начальник ГШ подменяет во многих вопросах министра обороны и вроде у нас два министра обороны. Поначалу Устинов не реагировал: «Мы работаем дружно, у нас ни каких трений и противоречий нет». Но щель потихоньку образовалась. Началось все с мелочей. Например, представление делается на нескольких командующих армией и начальников штабов округов. Я их оформляю и еду визировать. Если не срочно, то за неделю я собираю все необходимые подписи, а если требовалось срочно, то я обзванивал приемные и лично подъезжал в ГШ, ГлавПУР и ЦК. Меня принимали сразу. Как-то привез я представления. Огарков посмотрел: «Я был у этого начальника штаба округа. Он слабо себя показал. Давайте придержим его немного». Он берет и вычеркивает его из списка. Я приехал, доложил Шкадову: «Все нормально, но Огарков вычеркнул такого-то». Тот на дыбы: «Какое он имел право вычеркивать?! Только министр обороны имеет право вычеркивать! Он мог не ставить визу, но вычеркивать права не имел!» Он к министру: «Вот смотрите, что Огарков делает. Кого хочет вычеркивает, кого хочет вписывает». Я присутствовал при этом разговоре, и мне было так неудобно. Я в следующий раз, когда к Огаркову приехал визировать, я ему всю эту историю рассказал и попросил больше никакие фамилии не вычеркивать. Вот с таких мелочей начал рассыпаться этот тандем.

Устинов проводит учения в Забайкальском военном округе. Там отрабатывали мобилизацию округа. Она прошла отвратительно. Наше мобилизование — это было чистое очковтирательство. Все, конечно, расписано, какие машины куда, кто в какой военкомат должен идти, но как объявили тревогу, начинается чехарда. Хватают тех, кто под руку попадется, не считаясь с предварительно составленными планами. Так получилось и тут. Устинов ругается. Начался поиск виноватого. Начальник округа обращается к министру: «Товарищ министр, это ГШ нам спустил такой план. Мы его проработали. Так что это результат планирования ГШ». — «Кто тут с ГШ» — «Начальник главка ГОМУ». Начальником был рослый подтянутый боевой генерал, друг Огаркова. Он подходит, доложился. Устинов на него:

— Что же вы такие дурацкие распоряжения отдаете, которые войска выполнить не могут?

— Товарищ министр обороны, мы дурацких распоряжений не даем. Мы отрабатываем их, проверяем. У них все было правильно и расписано, но поскольку они не подготовлены, не проводили занятия, то получилось смешение. Поэтому они не справились с задачей.

— А вы чем занимаетесь здесь? Какой х… вас сюда послал?

А командующий округом подливает масла в огонь, говорит, что они тут командуют, а мы ничего не можем сделать. Устинов еще больше завелся, перешел на оскорбления. Тогда этот генерал говорит:

— Товарищ министр обороны я прошу вас меня не оскорблять! Я генерал-полковник и потрудитесь со мной разговаривать подобающе!

— Да кто ты такой!? Да я тебя в порошок сотру! Тебя родная мать не узнает!

— Товарищ министр обороны, разрешите мне написать рапорт и сложить с себя полномочия.

— Ну и пиши! Немедленно! Прямо тут!

Он написал.

— Все, вон отсюда, ты мне больше не нужен.

Он улетел. В Москве доложил Огаркову о произошедшем. Тот его успокоил, пообещав не увольнять, а поговорить с министром по возвращении с учений. Сам же закрутился и забыл поговорить с Устиновым. А тут опять у них какая-то стычка, и Устинов ему выложил:

— Вы ведете себя так, как будто у нас не один, а два министра обороны. Фамилии из представлений вычеркиваете, я приказал этого генерал-полковника уволить, а вы его до сего момента не увольняете. Какое вы имеете право? Я принял решение, и вы обязаны его исполнить!

— Дмитрий Федорович, я хотел с вами поговорить по поводу этого генерала. Он талантливый человек, отлично справляется со своими обязанностями.

— Вы должны выполнить мой приказ!

Оба расстроились, не разговаривали друг с другом несколько дней. Тут Огарков едет в отпуск:

— Товарищ министр обороны, разрешите мне поехать в отпуск.

— Поезжай отдохни, успокойся.

Он уезжает в Сочи.

Вдруг в воскресенье звонит мне Шкадов.

— Бери самую надежную машинистку и срочно ко мне!

Я послал за машинисткой машину, сам вызвал свою и приехал в ГУК. Шкадов сообщает:

— Только что пришло решение ЦК создать главкоматы направлений. Надо подобрать главкомов. Главкомом западного направления будем рекомендовать Огаркова. Он знает войска, мыслит стратегически. Именно такой человек нужен на главном направлении, где сосредоточено 2/3 войск. Лучшей кандидатуры быть не может. Начальником ГШ, думаю, надо поставить Ахромеева.

Мы долго сидели, работали над характеристикой Огаркова. Надо было написать так, чтобы было понятно всем, что только он и может возглавить западное направление, управлять группировкой, противостоящей войскам капиталистических стран в Европе. Переписывали раза три.

На остальных и на Ахромеева быстро написали. Надо сказать, что штат главкоматов был утвержден в 186 человек. Это смехотворная цифра.

В тот же день Шкадов повез представления на подпись к министру. Оттуда в Завидово к Черненко. Тот подписал.

Слух понесся, что Огарков с должности снят и назначен Ахромеев. А ведь мы сидели втроем. Шкадов предупредил: «Если кто-то только расскажет — голову снесу!»

Я потом еще несколько недель сидел, вызывал на собеседования офицеров. Ну, на западное и юго-западное направление желающих было достаточно, а когда дошло до восточного и южного направления, то тут желающих стало совсем мало. Пришлось обещать досрочное представление к званию, повышение категории.

Потом мне рассказывал порученец Огаркова Фролов. Приезжает Огарков и к министру в кабинет. Устинов встает из-за стола, обнимает его:

— Привет, Николай Васильевич! Как отдохнул? Отлично выглядишь. Ну, теперь можно снова за работу браться.

— Отдохнул хорошо, могу работать. Но я слышал, что я уже не начальник ГШ.

— Что ты такое говоришь? Кто тебе сказал?

— В санатории все знают, кроме меня.

— Это болтовня.

— Вы скажите, я начальник или не начальник ГШ.

— Ну, какая разница? Да вас назначили на очень ответственную должность главкомом западного направления.

— Так бы и сказали. Если было бы нужно, я бы пошел, а так решили вопрос за моей спиной, не спросив меня.

Поругались они крепко. Но приказ уже вышел. Вот так убрали Огаркова.

В те годы я все чаще стал задумываться над судьбой страны. Учитывая изменения в психологии людей, ее перспективы уже в конце 70-х казались мне туманными. Во-первых, рабочие профессии перестали быть среди уважаемых, во-вторых, во всех слоях общества развилось иждивенческое отношение к государству. Вроде как оно тебе все должно, а от самого человека ничего не зависит. В-третьих, именно в эти годы произошло резкое разделение общества на власть имущих и простонародье. Для первых все блага, для вторых — вечные заботы. У нас появилась своя новая социалистическая буржуазия. Она не имеет средств производства, не делает бизнеса, но питается тем, что дает ей государство. Помимо этого, руководство страной и армией состарилось. Взять, например, группу генеральных инспекторов, или, как ее называли, «райскую группу». Руководил ею маршал Москаленко — единственный командующий армией времен войны, остававшийся в войсках. Человек удивительной судьбы. Выходец из бедных крестьян, захваченный бурей революции с 1920 года, мотался на разных должностях в Красной Армии. Участник боев на Халхин-Голе, войны с Финляндией. Войну начал командиром артиллерийской бригады, а закончил командующим 38-й армией; после войны дошел до заместителя министра обороны. Москаленко был мужик мудрый, осмотрительный, своенравный и себялюбивый. Дважды (в 1928 и 1932 годах) он привлекался к партийной ответственности за пьянку. И хотя маршальское звание ему присвоили в 1953 году, он считал себя боевым маршалом, маршалом времен войны, ровней Жукову, Василевскому и другим. Поэтому на молодых маршалов он глядел свысока. Про Огаркова говорил: «Какой-то саперишка — и стал маршалом!», о Соколове: «А этот гайки выдавал — и тоже стал маршалом». О министре обороны он молчал — хитрый был старик. Во времена Брежнева, пользуясь знакомством, идущим еще с войны (Брежнев некоторое время был начальником политотдела в его армии), Москаленко запросто ходил к нему: докладывал о работе, состоянии войск, их боеготовности. Этим он гордился и бравировал.

На учениях, которые инспектировал маршал, все работали на него, стараясь его ублажить. Поэтому усилия распределялись так, что, где находится маршал, там и канонада, там идут войска, создается картинка боя. Главное, чтобы маршал был доволен. Инспектора уже изучили все его причуды, желания и вкусы и потакали ему. Перед выездом генерал-полковник Ямщиков садился на телефон:

— Алло, девушка, дайте срочно генерала Москаленко… Нет, не маршала, а генерала, он сидит в кабинете ЗНШ округа… Алло, Александр Поликарпович? Здравствуй, скажи, когда вылетает маршал… Точно не знаешь?.. А ориентировочно? В 10 или в 11 утра. Понял, спасибо. Ну, ты дай знать, когда он выедет.