Таня Гроттер и трон Древнира

– Баб-Ягун – это имя. Он тоже тут поживет некоторое время. Вы не возражаете? – спросила Таня, уже понимая, что последний вопрос можно было не задавать.

Дядя Герман поджал губы.

– А где его родители? Небось в тюряге? – поинтересовался он.

– Его мама погибла. У Ягуна есть только бабушка, но она далеко, не в Москве, – Таня старалась быть терпеливой.

Тетя Нинель всплеснула руками. Она просто клокотала от возмущения.

– Хамство какое! Соплячке тринадцать лет, а она уже завела себе парня! Да мы с дядей Германом два года встречались, прежде чем я позволила ему просто меня поцеловать!

– Мамуль, но ты же до папули три раза была замужем! – не удержалась Пипа.

– Неважно! Мне было не тринадцать лет! – отрезала тетя Нинель. – Нет, ты подумай, Герман, эта нахалка притащила к нам в дом своего парня! Да у меня круги перед глазами! Я теперь полночи не засну!

Пипа, умирая от любопытства, просунула голову между ногами у мамаши. Ей ужасно хотелось посмотреть на Баб-Ягуна, а родители загромождали всю дверь.

– Вы видели, какие у него уши? А с другими ушами нельзя было найти? Мамуль, не пускай их! Это будет для меня дурной пример! – запищала она.

Услышав мнение своей доченьки, дядя Герман решительно выдвинулся на площадку и, воздев свою скелетообразную длань, указал на лестницу.

– Вот отсюда! Чтоб я больше вас не видел! Живите на вокзале, на помойке, а сюда дорогу забудьте! – гаркнул он.

Таня прижала к себе контрабас. Она готова была жить и на вокзале, лишь бы подальше от семьи своего дальнего родственничка, но Поклеп пообещал, что будет проверять каждого ученика раз в три дня. И горе тому, кого не окажется на месте. «Не хватало еще, чтоб вы применяли магию на улице и в общественных местах!» – заявил он.

– А ну марш, а то охрану позову! Нинель, звони! – снова крикнул дядя Герман. Выталкивать Таню сам он не решался: помнил, чем это завершилось когда-то, когда он попытался влепить ей затрещину.

Баб-Ягун вопросительно посмотрел на Таню. Он уже понял, что остаться у Дурневых обычным, неволшебным способом не удастся. Таня кивнула. Она тоже была согласна с тем, что другого выхода нет.

– Рукли-букли-симпапукли! – вполголоса сказал Баб-Ягун.

Его кольцо сверкнуло зеленой искрой. Прежде чем погаснуть, искра быстро коснулась голов дяди Германа, тети Нинели и Пипы.

Рукли-букли-симпапукли было заклинание симпатии. Сложное заклинание, которое проходили не раньше третьего года. Симпатия измерялась в людоедских дозах. Другими словами, силы одного заклинания обычно хватало, чтобы один голодный людоед, почти уже нанизавший тебя на вертел, стал твоим лучшим другом.

Но Дурневы почему-то не спешили становиться их лучшими друзьями.

– Что за фокусы? Марш отсюда! Нечего тут петарды взрывать! – снова крикнул дядя Герман. Искру он принял за петарду.

– Сложный случай! Они так нас ненавидят, что одной людоедской дозы тут мало! – шепнул Баб-Ягун. – Танька, давай теперь ты, у меня искры закончились!

Таня сосредоточилась. Теперь от того, получится у нее или нет, зависело многое.

– Рукли-букли-симпапукли-тройной нормукли! – радуясь, что сберегла сегодняшнюю искру, произнесла она усиленную форму заклинания.

Дурневы оцепенели. Мало-помалу магия пробирала их.

– Ладно, Герман, остынь! Пускай пока живут, а потом мы их куда-нибудь спровадим! – пробормотала тетя Нинель.

Самый добрый депутат встряхнул головой. Он ощущал, что с ним что-то происходит, но не понимал что.

– Хорошо. Танька будет спать на лоджии, а мальчишка в комнате. Надеюсь, он ничего не украдет. Я предупрежу охрану внизу, чтобы его всякий раз обыскивали, – заметил он.

«Ничего себе симпатия! Да они непрошибаемые, как циклопы! Ягун вбил в них одну дозу, да я тройную! И нам только-только разрешили остаться!» – подумала Таня.

Она приподняла футляр с контрабасом и поволокла его по коридору мимо дяди Германа. Поглядев на нее взглядом, в котором сквозило откровенное желание членовредительства, Дурнев отодвинулся. За ней, цепляя обои хромированной трубой, спешил Ягун.

– Ишь ты, какой у Гроттерши женишок! Не просто так приперся, а со своим пылесосом! – прошипела Пипа на ухо своей мамаше.

– Не бери в голову, доча! Был бы хоть пылесос нормальный, а то дрянь какая-то! Я уверена, он нашел его на свалке, – сказала тетя Нинель.

Спина у Баб-Ягуна окаменела. Его оттопыренные уши вспыхнули, запунцовели и раскалились до такой степени, что в коридоре сразу стало жарко. Дядя Герман мигом вспотел и лишь этим спасся от теплового удара.

Глава 8 КУПИДОНЧИК ОТ ПУППЕРА

Таня и Баб-Ягун поселились у Дурневых: Таня – где и прежде, на лоджии комнаты Пипы, а Ягун – в гостиной, где стоял телевизор. Против всякого ожидания жилось им не так уж скверно.

В какой-то мере Рукли-букли-симпапукли все же подействовали. Тетя Нинель больше не кормила Таню слипшейся вермишелью, а к Ягуну даже прониклась симпатией. Однажды она даже ласково ущипнула его за щеку и положила ему на тарелку целую индюшачью ногу. Правда, потом обнаружилось, что она случайно перепутала Ягуна с Пипой, но по большому счету это было не так уж и важно.

Первое время Пипа пыталась дразнить Ягуна, но Ягун был не тот субъект, который позволяет долго над собой измываться. Пролаяв часа четыре, превращенная в толстого мопса и укушенная за заднюю лапу собственной таксой, Пипа присмирела. Она даже не пожаловалась тете Нинели, убежденная, что переполошившаяся мамочка немедленно отведет ее к психиатру.

В конце второго дня, когда тетя Нинель и Пипа были в гостях у Котлеткиных, а дядя Герман еще не вернулся из Думы, в квартиру, как и обещал, нагрянул с проверкой Поклеп Поклепыч. Завуч был в кошмарном настроении. Должно быть, потому, что без кольца не мог летать и ему пришлось добираться в троллейбусе.

– Ну, как вы тут? Есть за что вас зомбировать? Повинитесь – скидка выйдет! – предложил он, буравя ребят своими крохотными глазками.

Таня и Баб-Ягун смотрели на Поклепа едва ли не с восторгом. За короткое время они так соскучились по Тибидохсу, что даже свирепый завуч был для них желанным гостем. К тому же он мог принести какие-то известия от Сарданапала. Почувствовав, что ему рады, Поклеп смягчился.

– Ладно, в следующий раз зомбирую… – сказал он. – Здесь есть такие, которые похлеще вас. В Лоткову влюбилось тридцать человек… Шито-Крыто примагнитила два бумажника. Склепову я застукал в ресторане черт знает с кем. Семь-Пень-Дыр превратил своего отчима в бобра необратимым заклинанием. Гломов подрался с футбольными фанами и попал в милицию.