Валерий Дмитриевич ГУБИН

ТАРЕЛКИ, ТАРЕЛКИ...

Фантастический рассказ

Злой и раздраженный бесконечной возней с рукописью, спорами с редактором, сильной жарой, Борис приехал отдохнуть к деду на дачу. Тот усадил его в беседку, налил полную тарелку свежего меда, нарезал хлеба. Сам сел напротив и стал посматривать на Бориса хитрыми глазами. Борис понял, что у деда новые идеи, он хочет обсудить их с ним, но пока не поддавался.

Запивая мед ледяным молоком, он понемногу расслаблялся, от души отходило, и он чувствовал себя все лучше и лучше.

– Как думаешь, - не выдержал наконец дед, - война будет?

– Кто ж его знает, сейчас с каждым годом обстановка ухудшается.

– А я вот точно знаю, что не будет - они не позволят, - торжественно заявил дед.

– Кто это они?

– Ну эти, которые на тарелках летают. Они давно за нами следят, контролируют, но пока не вмешиваются. А в случае чего обязательно вмешаются, предотвратят. Они - сила.

– Да кто же это они?

– Я не знаю, может, инопланетяне, а может, у нас где-нибудь хоронятся, например, в Гималаях, в самых неприступных местах. Я их спрашивал, но они этого не говорят.

– Так, значит, ты с ними уже разговаривал?
– Борис отложил кусок в сторону и приготовился к самому худшему.

– А как же! Их тут у нас летает очень много.

– Сколько же?

– Многие тыщи!
– дед с заговорщицким видом наклонился к Борису, - они там за забором на пустыре сели. Ну, знаешь, там еще фабрику собирались строить. А у них теперь что-то вроде аэродрома. А один напросился и свою тарелку ко мне в сарай поставил.

– Ты, дед, видимо, на солнце перегрелся.

– Молчи, сопляк! Как с дедом родным разговариваешь? Пойдем, покажу, Фома неверующий.

Подошли к сараю, и тут дед в нерешительности остановился:

– Понимаешь, они не всем показываются. Тем, кто душой темен или недоверчив, от тех они прячутся, маскируются, так что ты учти.

Он распахнул ворота, и Борис увидел большую, очень ржавую кровать с никелированными набалдашниками на спинках.

– Откуда ты притащил эту рухлядь? У тебя, вроде, такой не было.

– Говорят тебе - это тарелка, - дед перешел на шепот, - не доверяют они, видно, тебе, вот и превратили ее в кровать.

– Но ты ведь тоже кровать видишь?

– И я из-за тебя. Пришел ты недобрый, уставший и насмехающийся, это они сразу улавливают и прячутся.

– Ну, бог с ней, с твоей тарелкой. Я пойду вздремну, да и тебе не мешало бы отдохнуть. Ты только бабушке не трави про это, а то она тебе прочистит мозги.

– Балбес ты этакий!
– рассвирепел дед.
– Думаешь, тронулся старый дурень? А ну пойдем, пойдем на пустырь, я тебя с ними познакомлю. Посмотрим, что ты запоешь.

– Не пойду я, дед. Спать хочу.

– А я говорю, пойдем, - рявкнул тот.

Борис вздохнул и поплелся за ним к забору, проклиная про себя внезапно спятившего деда, несносную жару и собственную мягкотелость. Они отодвинули две оторванные снизу доски и выбрались на пустырь. Недалеко от забора среди кустов вереска расположился у костра цыганский табор. Стояли две палатки, возле них наваленные в кучу разноцветные узлы, всевозможное тряпье.

– Вот черт, ничего не выйдет, - шепнул дед, - видишь, под цыган работают.

– Ну и хитрецы, - Борис старался больше не раздражать деда побесится и успокоится, - очень удобная форма маскировки.

Но тут он увидел за палатками две точно такие же ржавые кровати с никелированными набалдашниками, а чуть дальше, у кустов дикой смородины еще одну, а за кустами у других палаток - еще добрый десяток кроватей, раскиданных как попало.

– Неужели они кровати за собой таскают? Впрочем, они, кажется, на колесиках.

– Это не кровати, а тарелки, - отозвался дед, - я буду говорить, а ты стой и молчи.

Они подошли к костру. Огромный, устрашающего вида цыган с черной бородой жарил над огнем целую палку колбасы, нанизанную на железный прут, напоминающий шпагу. Две женщины в неописуемых одеждах, сидя рядом, кормили детей, еще один цыган спал, широко открыв рот, а через него по очереди прыгали несколько грязных оборванных мальчишек.

– Здравствуйте, - заискивающе произнес дед.

– Здравствуй, коли не шутишь, - свирепо зыркнул на него цыган и снова углубился в созерцание шипящей колбасы.

– А это вот мой внук, в гости приехал, хороший он у меня парень, ученый!

– Чего же в нем хорошего, - цыган даже не взглянул на Бориса, ничего хорошего в нем нет, злой он и любопытный. Ишь как брезгливо нас рассматривает. Для него мы вроде и не люди.

"Откуда он узнал, как я на них смотрю", - подумал Борис, а вслух сказал:

– Ошибаешься, дядя, с чего это мне вами брезговать. Да и любопытствовать тут нечему. Вот разве кровати ваши...

– Ну а раз нет ничего, то и идите отсюда, - вступила одна цыганка, ходят всякие и днем и ночью, как будто здесь цирк какой...

– Да вы не сердитесь, товарищи, - опять залебезил дед, - мы просто зашли поздороваться, спросить, не надо ли чего. Вы же меня знаете, я вон в том доме живу...

– Тебя знаем, - оборвал деда цыган, - а его нет. Может, он и не внук тебе никакой, непохож вроде, - цыган по-прежнему не отрывался от колбасы, - да и глаз у него дурной.

– Ладно, мы пойдем, не будем вам мешать, - дед потянул Бориса за рукав, - если чего надо, заходите.

– Спасибо, спасибо, - буркнул тот им вслед.

Придя домой, они увидели, что бабушка уже хлопочет в беседке, собирая ужин. За столом Борис попробовал было заговорить о цыганах, но дед предостерегающе приложил палец к губам.

"Может, он и не совсем спятил, раз от бабки скрывает, - решил Борис, - а вдруг тут и правда что-то кроется. Как объяснить, например, такое изобилие кроватей. Да и дед вроде раньше никогда не болтал по пустякам. Надо подождать до завтра, может быть, что-нибудь и выяснится".

После ужина Борис, непрерывно зевая, посмотрел телепрограмму, ничего путного не было, он улегся на диван, накрылся газетой и задремал. Слышал сквозь сон, как подходила бабушка, требовала, чтобы он разделся и лег по-человечески, как дед звал собаку и ругался на нее, но проснуться и встать не было сил.

Разбудил его комар, звонко запевший в ухе. Борис сбросил газету и сел. Было уже совсем темно. Он вышел на крыльцо и увидел на пустыре за забором свет от костров.

"А что, если я сейчас проберусь к ним, посмотрю, чем они там занимаются".