Тарен странник

– В пустыне? – прозвучал голос Краддока.

Пастух стоял в дверном проеме. Тарен быстро обернулся, устыдившись своих слов и гадая, что из его речей мог услышать Краддок. Но если даже пастух и стоял здесь давно, виду он не подал. Лицо его было освещено добродушной и радостной улыбкой. Прихрамывая, он подошел к ним. Гурджи плелся за ним следом.

– Это место сейчас пустынное, – сказал Краддок, – но вскоре оно станет таким же прекрасным, как было прежде. – Он положил руку на плечо Тарену и с гордостью поглядел на его спутников. – Мой сын и я, мы сделаем его таким!

– Я думал, – неуверенно начал Тарен, – я надеялся, что ты отправишься с нами в Каер Даллбен. Колл и Даллбен с радостью примут тебя. Хозяйство там богатое и станет еще богаче, если ты поможешь нам своим трудом и своим умением. Здесь земля совсем истощилась.

– Как же так? – Краддок насупился. – Оставить мою землю? Стать чьим-то слугой? Теперь? Теперь, когда у нас наконец появилась надежда? – Его глаза наполнились болью. – Сын мой, – сказал он тихо, – ты открыл не всё, что у тебя на сердце. А я не сказал того, что томит меня. Счастье ослепило меня, и я не увидел, не захотел видеть правды. Слишком долго ты жил без меня и вдали от меня. Каер Даллбен – твой настоящий дом, и вряд ли эта пустыня заменит тебе его. Что я могу предложить тебе? Эту мертвую землю и ее хозяина, старого калеку…

Пастух говорил еле слышно, но слова его оглушили Тарена. Лицо Краддока окаменело, несгибаемая воля и гордость светились в его глазах.

– Я не могу просить разделить со мной мою участь и требовать исполнить сыновний долг тебя, моего сына, но чужого мне. Мы встретились случайно. Мы расстанемся, если таково твое желание. Иди своей дорогой. Я не стану задерживать тебя.

Прежде чем Тарен успел ответить, Краддок резко повернулся и зашагал к овечьему загону.

– Что мне делать? – вскричал Тарен, с мольбой глядя на барда.

Ффлевддур развел руками:

– Он не уйдет отсюда, это ясно. Теперь понятно, от кого у тебя это упорство, переходящее иногда в настоящее упрямство. Нет, он не сдвинется с места. Но если ты хорошенько поразмыслишь, то поймешь, что тебе надо вернуться в Каер Даллбен. Выяснишь всё у Даллбена. Он единственный знает правду.

– Я смогу вернуться сюда лишь к зиме, – ответил Тарен. Он окинул взглядом иссушенную землю, посмотрел на покосившуюся хижину. – Мой… мой отец стар, и у него осталось немного сил. А забот много. За дело надо браться сейчас, чтобы успеть закончить до первого снегопада.

Он умолк и понуро молчал. Ффлевддур ждал. Гурджи затих и сжался в комочек, лоб его собрался беспокойными морщинами. Тарен поглядел на двоих своих друзей, и сердце его сжалось.

– Послушайте меня внимательно, друзья, – медленно выговорил он. – Ты, Ффлевддур, если хочешь, поезжай в Каер Даллбен. Скажи, что поиск мой окончен, и объясни, как все вышло. Что касается меня, то моё место должно быть здесь.

– Клянусь Великим Белином, ты, кажется, собираешься остаться в этом диком месте! – вскричал Ффлевддур. – Даже сомневаясь?..

Тарен кивнул.

– Мои сомнения могут оказаться всего лишь плодом моего воображения. И все же я молю как можно скорее прислать мне весточку. Но Эйлонви не следует ничего говорить обо всем, что произошло. Только то, что я нашел своего отца. И всё. – Голос его дрогнул. – Краддок нуждается в моей помощи, его жизнь сейчас зависит от этого, и я не могу отказать ему. Но чтобы Эйлонви узнала, что я сын пастуха?.. Нет! – в сердцах воскликнул он. – Этого я не смогу вынести! Попрощайся с ней от моего имени. Мы не должны с ней больше встречаться. Будет лучше, если принцесса забудет сына пастуха. Будет лучше, если вы все забудете обо мне.

Он повернулся к Гурджи.

– А ты, лучший из друзей, поезжай с Ффлевддуром. Мое место здесь, но тебе необязательно хоронить себя в этой глуши.

– Добрый хозяин! – отчаянно вскричал Гурджи, обнимая колени Тарена. – Гурджи остается! Он обещал, он поклялся!

– Не называй меня больше хозяином! – отпрянул Тарен. – Я не хозяин, а простой пастух. Ты хотел стать мудрым? Здесь тебе не удастся набраться мудрости. Ты свободен. Живи. Эта заброшенная долина не начало, а конец. Конец всему, к чему я и ты тоже стремились.

– Нет, нет! Гурджи не слушает! – зарыдал Гурджи, зажимая уши. Он рухнул на землю и скрючился неподвижной лесной корягой. – Гурджи не покинет доброго хозяина! Нет, нет! Он не уйдет, даже если его будут прогонять толкалками и пихалками! Никакие кричалки и прогонялки его не заставят уйти!

– Пусть будет так, – сказал наконец Тарен, поняв, что ничто не сможет поколебать решимости этого преданного друга.

Когда Краддок вернулся, Тарен только и сказал ему, что он и его друг Гурджи остаются, а Ффлевддур, к сожалению, не может дольше задерживаться.

Ллиан нетерпеливо перебирала лапами и готова была немедленно пуститься в путь. Тарен обнял ее могучую голову и зарылся лицом в густой пушистый мех. Гигантская кошка лишь жалобно мяукала. Молча пожали они с Ффлевддуром руки друг другу. Тарен долго смотрел вслед медленно удалявшемуся барду, который то и дело оборачивался и махал на прощание рукой.

Оставив Мелинласа и пони привязанными под навесом, Тарен и Гурджи принесли свои седельные сумки, где лежал весь их скарб, и положили в углу хижины. Тарен постоял мгновение, оглядывая потрескавшиеся стены тесной комнаты, расколотую плиту перед очагом и сам очаг с покрытыми серой золой угасшими угольями. Послышался голос Краддока, звавшего его на пастбище.

– Итак, – прошептал Тарен, – итак, мы пришли домой.

Через неделю-другую житья в этом безлюдном месте Тарен вдруг понял, что он жил бы не хуже, исполнись тогда угроза Морданта. Высокие серые скалы поднимались со всех сторон, окружая его, словно неодолимые стены гигантской клетки. Череда длинных однообразных дней, заполненных бесконечным тяжелым трудом, выстраивалась равнодушным частоколом, а сам он постепенно превращался в узника, теряющего даже свои воспоминания. Сделать надо было много, вернее, сделать надо было всё. Землю приходилось заново очищать от камней, коряг и сорняков, хижина требовала серьезной починки, а еще нельзя было забывать и об овцах, выгонять их на пастбище, стричь, охранять.

Сначала он боялся рассветов, которые, словно бы плетью первых лучей, поднимали его, усталого, не успевшего отдохнуть, сгоняли с соломенного тюфяка, брошенного на пол у очага, и возвращали к непосильной работе, которой, казалось, не будет конца. Но вскоре он обнаружил, что, как и говорил ему Колл, он может нырнуть в работу, словно в ледяной поток, мертвящий, лишающий мыслей и воспоминаний, но и освежающий, придающий силы даже в моменты полного изнурения.

Вместе с Гурджи и Краддоком он расчищал поле, выворачивал, обливаясь потом, громадные валуны и тащил их к хижине, где позже они должны были послужить при починке развалившихся стен. Ручей, из которого пили овцы, пересох и тек еле заметной струйкой. Тарен расчистил и расширил русло, прорыл канал, обложил стенки его камнями и укрепил крепкими кольями. Когда высвобожденный пенистый поток понесся с горы, Тарен, забыв обо всем, стал на колени, сложил руки лодочкой и пил, пил стылую, холодящую зубы воду. Первый же холодный глоток наполнил его душу изумлением, будто никогда прежде он не пробовал свежей ледяной воды.