Таро для всех и для никого. Арканология новой эпохи

В идее бессознательного Бога, порождающего «порочное и святое», мы видим новый тип религиозности, который объединяет нонконформистскую духовность. Карл Юнг, Алистер Кроули, Герман Гессе, Мигель Серрано и многие другие оказываются выразителями этой парадигмы, суть которой – в исключительном статусе человека, оказывающегося «братом-близнецом» и «спасителем» Бога от его же бессознательности.

Начиная с аркана Маг мы наблюдаем принципиальный парадигмальный разрыв между тем Амбивалентным Единым, чье слово есть Абраксас, и коллективным антропоморфным образом Доброго Бога. Для инфантильного существа очень важно верить в Доброго Бога, который становится кем-то вроде строгого, но справедливого отца. Все проблемы высокого мистицизма – в этом досадном смешении архетипа Бога и образа отца. Когда мистик говорит о Боге как об отце, он лишь имеет в виду, что достоверно переживает процесс рождения своего «я» из божественного лона. Для более же поверхностных личностей упоминание «отцовства» Божества означает лишь перенос образа земных отцов на небесных.

Для зрелого сознания очевидно, что любое представление человека о Божестве будет наивным и ограниченным. Однако новый богообраз (как бы и он ни был ограничен, ибо порожден человеком) представляет собой куда более целостную и реальную картину, нежели образ инфантильных религий. Человеку здесь выпадает задача сотрудника этого всесильного, но отчасти бессознательного Бога, которому человек становится зеркалом и посредством которого Бог познает самого себя. Таков высший ответ о предназначении человека. И здесь Маг ставит нас перед задачей, которая будет решена только в одном из последних арканов – в Солнце.

Но как осуществить это? Ответ очевиден уже из названия аркана – посредством магии. Магии как науки и искусства совершать изменения в своей природе посредством метафоры. Первый аркан называется Магом, и здесь мы должны поставить вопрос: что же такое магия и кто есть маг в человеческом мире – маг, становящийся сотрудником Бога? Мы уже писали о том, что магия, которая нас интересует (теургия), не имеет отношения к вульгарному простонародному колдовству. Мы не заклинаем скот и не занимаемся приворотами; единственная тайна, которая интересует нас, – тайна внутренней бесконечности, тайна сотворения Бога. Но ступая по пути к этой тайне, мы видим, как сама реальность начинает изменяться в соответствии с потоком, в который входит наше сознание.

В изображениях Мага есть интересный парадокс. В древнейших колодах Таро, таких как Висконти и карты марсельского типа, Маг изображается в качестве ярмарочного мошенника. Именно эти колоды, с очень незначительными вариациями, имели хождение в Европе в течение почти четырех веков, пока новые интерпретации Папюса не вдохновили художников и магов на грандиозное переосмысление символики Таро.

Маг изображен перед столиком, на котором находятся небольшой ножик, несколько стаканчиков (или наперстков) и шарики. Первая ассоциация, которая приходит при рассмотрении этих изображений, – известная игра в «наперстки», в которой мошенники раздевали доверчивых простаков до нитки.

Какой разительный контраст между этим «магом», которого точнее было бы называть «фокусником», и хорошо известным Магом из Таро Уэйта! Стол чудесным образом преобразован в алтарь, наперстки в чашу, шарики в пантакль, а ножик «вырос» до благородного меча. Да и в лице самого Мага что-то неуловимо изменилось, словно перед нами святой, у которого даже появился свой нимб в форме лемнискаты , символизирующей бесконечность.

Карты из Таро Висконти (слева) и Марсельского Таро (справа):

пока еще не Маг, но уличный фокусник или наперсточник

В некоторых последующих колодах образ еще сильнее изменился и Маг превратился в древнего старца, убеленного сединами, – ни дать ни взять Гэндальф!

Итак, Таро дает нам два заведомо противоположных образа Мага. С одной стороны, это «маг-фокусник-мошенник», с другой – «маг-мастер-просветленный». Мы уже понимаем архетипические корни этого противоречия. Маг как небесный образ – это первотворец, спаситель и губитель, отец и убийца. Абраксас.

Но попробуем пойти по другому пути и от чистой метафизической реальности обратимся к реальности человеческой. Что мы понимаем под словом маг? Кто такие маги? Какова история этого слова?

У древних вавилонян и персов маг был жрецом. Именно маги стояли у истоков первых астрономических и астрологических исследований в Древнем Вавилоне, и в массовом сознании образ мага до сих пор неразрывно связан с образом вавилонского жреца: мантия, расшитая в стиле звездного неба, заостренная шляпа – все это первоначально символизировало богоподобие мага. Его одеяние – небесный свод, а его заостренная шляпа – ось мира.

Маг в Таро Уэйта

Итак, первоначально не было принципиальной разницы между понятиями жрец и маг. Русский синоним слова «маг» – волшебник – происходит от волхва, то есть жреца славянских богов, так что имеет ровным счетом ту же природу. Кстати, именно этим аргументом воспользовался один из первых известных в истории магов Аполлоний Тианский, когда недоброжелатели вызвали его в суд по обвинению в использовании черной магии.

Однако язык – это не застывший монолит вроде египетской пирамиды, а подвижная и живая реальность. Начиная с ранних времен Римской империи понятие маг «обрело независимость». В Таро архетип жреца-священника представлен другой картой – пятым арканом, Иерофантом, который в некоторых колодах называется Жрецом, Первосвященником или даже Папой (римским). В чем же принципиальная разница между магом и жрецом? И почему в Таро и в жизни архетип мага, кажется, включает в себя столь разительные противоположности?

Давайте рассмотрим наиболее известные исторические примеры магов. Для беглого обзора я выбрал трех – Симона, Фауста и Мерлина. И начну с первого в истории мага, ставшего «антигероем» иудео-христианской мифологии.

Краткое упоминание о Симоне содержится в Новом Завете. Согласно «Деяниям апостолов», Симон был самаритянским колдуном и чародеем, который, увидев могущество чудес, творимых апостолами, попытался купить у них силу Святого Духа, но был с позором отвергнут. После чего Симон якобы покаялся и вступил в христианскую общину [6] .

6

См. Деян. 8: 9–24.

Куда богаче мифологическими подробностями апокрифические сказания и писания Отцов Церкви.

Апокрифы излагают мифологическую историю Симона, согласно которой он выдавал себя за Иисуса Христа, говорил, что способен воскреснуть из мертвых, а своими чудесами потряс воображение римской знати и самого императора. Ему прислуживали демоны в виде псов. Апостол Петр вступил в схватку с Симоном, которая закончилась тем, что Симон попытался полететь, но молитвами Петра был сброшен на землю и разбился насмерть. Значительно позже именно симонийский миф стал каркасом другой – фаустовской – легенды.