Таро Люцифера
Шрифт:
— Иди. Храни вас Бог.
Анастасия всхлипнула и прижала кулачок к губам.
Один из «близнецов» сопроводил ее до порога комнаты и плотно закрыл за ней дверь.
Развернулся и вплотную подошел к Корсакову.
Вблизи кожа на лице блондина казалась высококачественным латексом. Глаза отливали черным стеклом.
Молча, блондин провел ладонями по груди Корсакова. Правой ладонью нырнул в нагрудный карман, извлек футляр.
Отступил. Шагнул к мужчине в кресле, передал футляр и вернулся на свое место у стены.
Мужчина осторожно открыл футляр. Заглянул во внутрь.
Поднял
— Что-то не так? — спросил Игорь.
Мужчина, не ответив, перевел взгляд за спину Корсакова.
Игорь, оглянувшись, увидел, что из прихожей выдвинулся «близнец» с его кофром в руке.
— Нет, — проскрипел «близнец».
Мужчина с минуту разглядывал Корсакова.
В полной тишине, повисшей в комнате, зрение Корсакова обрело болезненную, опасную четкость. С расстояния трех шагов, от отчетливо различал каждый седой волосок на висках у мужчины.
Мужчина дрогнул тонкими губами. Достал из кармана мобильный. Нажав всего одну кнопку, установил связь с нужным абонентом.
— Нет, — произнес он только одно слово.
Корсаков где-то читал, что у «нет» сто пятьдесят интонационных значений. Мужчина произнес «нет» как доклад, а не приказ.
Выслушав кого-то на другом конце линии, он уронил:
— Да.
Убрал мобильный в карман.
С минуту щупал и сверлил Корсакова взглядом следователя по особо важным делам.
— Вам придется проехать с нами, — ровным голосом произнес он.
— Женщина и ребенок вне игры?
Корсаков решил, что при неустраивающем его ответе, начнет убивать и умирать прямо здесь, не сходя с места. Эти люди просто не оставили ему иных шансов.
Мужчина опустил веки.
Из смежной комнаты вышел очередной «близнец» и молча проследовал в прихожую.
Двигатель работал абсолютно бесшумно; движется машина или нет, можно было догадаться только по легкому покачиванию и характерному сосущему ощущению в солнечном сплетении, что возникает при взлете самолета.
На глазах у Корсаков была плотная повязка. Оставалось только полагаться на слух. Он пытался сориентироваться по гулу потока машин, в котором катила их машина, считать количество поворотов и остановок. Но быстро понял, что все бесполезно. Шпионские хитрости, растиражированные в дешевых детективах, в измученной пробками Москве не действуют: в столице можно короткими рывками ехать час там, где пешком пройдешь за десять минут.
Корсаков решил расслабиться и ждать.
В конце концов, побеждает тот, кто заключил сделку не с Фортуной, а с Хроносом. Неумолимое Время срывает дубовый венок с головы победителя.
«Кто умеет ждать, тот умный. Кто мертвый — тот дурак», — поучал Славка-Бес.
Москва куталась в серый сентябрьский туман. Августовская путчевая горячка сменилась похмельной хмуростью.
Словно сама природа говорила: «Ребята, в России живем. Побунтовали — и баста. Придет зима, все лозунги в голове заморозит, как дерьмо в нужнике. А с пустым брюхом даже в раю тошно».
И народ внял. Чуткие, как перелетные
птицы, косяками потянулись в ОВИРы. Тугодумы и оптимисты стали устраиваться в новой жизни, как норовые зверьки на зиму.В ту осень жизнь у Корсакова надломилась, как ветка яблони, густо увешанная сочными плодами. Просто не выдержала богатого урожая. Слишком уж много счастья, решила судьба. И ударила поддых.
Славка-Бес выслушал Корсакова, добродушно щурясь, то и дело смачивая губы пивом. На чьей стороне Славка был в отгремевшем и отгулявшем путче судить было сложно. А сам он помалкивал. Но заявился в Москву аккурат к вводу войск. Почему остался, квартировался в съемной полуторке в Бирюлево и на оставленном им для связи телефоне «дежурил» незнакомый мужской голос, просивший всех, кто искал Беса, перезвонить через полчаса — об этом Корсаков не спрашивал. Славка играл в свои игры.
Корсаков выговорился до дна, и кружка Беса опустела. На душе у Корсакова осталась такая же мертвая пена, что умирала на донышке кружки.
История была совершенно банальной: пропажа жены и ребенка, звонок в мастерскую с предложением заплатить энную сумму, просьба не беспокоить милицию. Корсаков знал сотни таких историй, и беспечно надеялся, что именно его пронесет. Оказалось, исключений не бывает. Живешь в бандитском государстве, копи на выкуп.
Бес пожевал хвостик соленой рыбки и задал первый вопрос:
— Хотя я догадываюсь, но все же ответь, ты в милицию заяву кинул?
Корсаков отрицательно покачал головой.
— Я им не верю.
— Мне пофигу, веришь ты им, или нет. Просто если я впишусь в разборы и ребят своих подключу, не хотелось, чтобы под перекрестный огонь менты попали. Вони потом будет до небес. — Он откусил у рыбешки, засоленной до состояния мумии, куцый хвостик, растер крепкими зубами. Облизнулся. — А своих бандитов знакомых разве нет?
— Есть, кончено. Но они же шакалы, падаль почуют — разорвут. И где гарантия, что они не в доле? Нет, я никому про звонок не сказал. Сразу тебя искать начал.
— Приятно слышать. — Славка почесал грудь под десантным тельником. — Что конкретно они от тебя хотят?
— Денег.
— Сколько?
— Триста тысяч долларов.
Слава пошевелил бровями, выжженными под нездешним солнцем.
— А у тебя такие деньги есть?
Корсаков пожал плечами.
— Теоретически. Если хорошо продать тридцать-сорок картин. Но такую цену дадут, только после выставки в Гамбурге. И то, если удачно там все пройдет. Я туда переправил десять работ. Через две недели жду результат. Но продавать нужно с умом. Минимум года три. Иначе цены собьешь.
— Угу. — Славка кивнул своим мыслям. — Что еще имеешь?
— Налом штук десять. Трехкомнатную квартиру на Кутузовском. От родителей осталась. Что еще? Мастерская на Беговой. Бээмвуха восемьдесят седьмого года. Что еще? А… Развалюха под Мытищами. И десять соток к ней. Купил на всякий случай, хотел там летнюю мастерскую организовать.
— На пленэр в Битцевский парк походишь, ничего страшного, — отрезал Славка. — Как я понял, на выкуп наскрести можно. Сколько они тебе времени дали?
Корсаков сглотнул тугой ком, распиравший горло.