Тарра. Граница бури
Шрифт:
Марциал был по-прежнему хорош, заострившееся лицо и поседевшие виски, пожалуй, делали его еще привлекательней. Для дам, разумеется, в глазах «добрых друзей» Изье седина и худоба могли быть и недостатками.
Регент вопросительно поднял бровь. В ответ Изье бросил к босым ногам регента шпагу.
— Я мог бы сбежать, — дерзко доложил он, — но я счел уместным лично донести до вашего сведения, что вверенной мне армии больше не существует.
— Даже так? — На дерзость гневом отвечают глупцы, Годой выглядеть таковым не собирался. — Как же вам удалось избавиться от такого количества гоблинов? Это вряд ли было по силам даже вашему предшественнику. Я имею в виду покойного Жерома.
— Мне
— Вы думаете, я вам поверю?
— Я кинул монету. Выпала решка.
— И что она означает?
— Я так волновался, что забыл загадать.
— Как спаслись вы?
— Меня смыло вместе с палаткой. Я поздно ложусь и поздно встаю. Осада еще не началась, я спал раздетым. Я выплыл и добрался до рыбацкой деревни. К вечеру у меня началась лихорадка. На мне было несколько колец, и мне попались честные люди. Я провел у них три недели, потом добрался до ближайшего городка, купил шпагу и коня. Кто еще выжил, я не знаю, но, судя по всему, с докладом прибыл я первый.
— Ваша верность впечатляет.
— Верность? Можно назвать и так, но я ее полагаю безысходностью. Менять имя и прятаться до конца дней я не хочу. Мальвани и Феликс меня примут, только чтобы четвертовать, что до вас, то я не вполне уверен. Я выбрал меньшее из зол.
— Я предпочитаю быть большим. — Марциал мог врать, но Годой ему верил. По вышеназванной самим вице-маршалом причине. — Сколько времени потребуется Мальвани, чтобы добраться до Кантиски?
— Смотря как быстро он собрался, но я бы на его месте перерезал Таянский тракт, чтобы лишить вас резервов, занял Мунт и ждал вас на пути из Кантиски, перекрыв Святую дорогу на Луменских холмах.
— Мальвани незачем перерезать Таянский тракт, — угрюмо уточнил Годой, — за него это сделал некто Луи Гаэльзский, но я с вами согласен. Похоже, с Кантиской медлить и впрямь нельзя. Идите и найдите приличествующий вашему положению мундир. Казнить выжившего чудом — гневить то ли Триединого, то ли Антипода.
— Что я должен делать, добыв мундир?
— Останетесь со мной. И не вздумайте стрелять мне в спину и говорить про потоп. Особенно при клириках.
Изье не стал заверять ни в своей преданности, ни в своей скромности. Это регенту понравилось, в отличие от новостей. Тигр вырвался из аденской клетки, и загнать его в новую, не потеряв достигнутого за год, можно, лишь покончив со Святым градом. Оставлять за спиной Арроя нельзя, и еще больше нельзя в тот момент, когда твои армии смывают небывалые шторма, рвать с союзниками. Регент натянул зря снятые сапоги и потребовал разыскать и привести «таянского епископа».
Водяной Конь появился к утру. Рене в который раз убедился, что Гиб понимает все или почти все. На сей раз он не ржал, не рыл копытами землю, а тихо стоял, опустив голову, пока Жан-Флорентин переползал на блестящую влажную шею.
— Клянусь честью, — философский жаб сделал правой лапой жест, похожий на гвардейское приветствие, — ваша жертва будет не напрасной. Потомки узнают, кому они обязаны жизнью. Никто не будет забыт, и ничто не будет забыто!
— Главное, чтобы они жили, эти потомки, — отмахнулся Рене. — Прощайте! — Гиб черной молнией рванулся куда-то вбок и ввысь, лишь слегка тронув копытами сонную воду. Рене, хоть и не раз ездил на черном жеребце, так и не понял, какими путями тот ходит, да это было неважно, главное, сооруженный осаждающими двойной вал для него не помеха.
Жан-Флорентин порой бывал совершенно невозможным, но, расставшись со своим многословным спутником, Рене почувствовал себя невыносимо одиноким, чему, с учетом
предстоящего, вообще-то следовало радоваться. Шани был откровенен с Арроем настолько, насколько в подобных вещах можно быть откровенным, так что адмирал насчет собственной участи не обольщался. Хорошо хоть Герика в Эланде и Годой знает об этом, иначе он потребовал бы и ее, а Рене не мог поручиться, что отдал бы Геро Михаю. Даже зная, чем грозит неповиновение… И Шандер… Он думал поездкой в Эр-Атэв избавить графа от боли, а избавил от повторного плена.Эландец машинально поднял взгляд к истаявшему месяцу, вцепившемуся в светлеющее небо, казалось, он понимал, что полнолуния может уже и не быть. Птицы молчали, в застывшем воздухе стоял дурманящий аромат… Завтра ему достанется еще одна ночь. Праведник провел бы ее в молитвах, воину приличествовало отдать последние часы случайной подруге, но подруги не было, и искать ее не хотелось. Аррой присел на край бассейна, спиной к гроту святого, чье имя запамятовал.
Он не молился в прямом смысле этого слова, повторяя чужие заученные слова, но мысленно соглашался на любую жертву. На любую, пусть только месяц год за годом отражается в прохладной воде и над ней склоняются распустившиеся к ночи цветы. Тарра должна жить, и если за это нужно положить жизнь, разум, душу, то, что клирики называют вечным спасением, он сделает это без колебаний.
Усыпанные звездами небеса молчали, молчал и тот, кто некогда столь щедро поделился с Рене силой, чуть этим его не прикончив. Не раздавался трубный глас, не спускались с горных высей воины в сверкающей броне, в кустах не вспыхивал негасимый огонь, белокурый вестник Триединого не вздымал цветущую ветвь… Не спешил за душой адмирала и пропахший серой и нечистотами Антипод. Высшие силы безмолвствовали, только шевелил листья слабенький ветерок. Небо быстро светлело, скоро поднимется солнце, и в храмах слитно ударят колокола.
Многочисленные святые, якобы хранящие Благодатные земли, давно должны были бы вмешаться и покончить с Годоем и его колдунами. Вместо этого узурпатор при полном попустительстве небес вещает именем Триединого и осаждает Святой град… Это ли не насмешка?
— Монсигнор, вы тут? — Кардинал Иоахиммиус торопливо пробирался по узкой тропинке, опираясь на свой цветущий посох.
— Да… Знаете ли, захотелось вспомнить, какими бывают летние ночи. — Счастливчик Рене встал, повернулся и быстро пошел навстречу кардиналу Кантисскому. — Что-то случилось?
— Да, хоть этого и следовало ожидать, зная, сколь вероломен узурпатор. Он обманул даже в этом… В такой малости… Понял, что мы не собираемся сдаваться, и решил застать нас врасплох. И, — кардинал с явным усилием произнес отвратительное слово, — он пустил в ход магию. Они собрались за Канном и начали какой-то омерзительный ритуал…
Рене, не дослушав, бросился из сада, сразу же обогнав прибрюшистого клирика. Адмирал думал, что у него есть день, ночь и хоть какой-то выбор… Их не было.
Глава 8
Белка весело трещала, передразнивая няньку жены Рене, которую в Идаконе считали ведьмой. На самом деле Зенобия не заколдовала бы и ежа, но ей нравилось изображать что-то страшное, благо «синяков» маринеры не держали, а опасливые взгляды старуху радовали. Злобности эта грымза была удивительной, особенно для Эланда, хотя Ольвию Арройю она, похоже, любила. Случается и такое. И еще случается, что одним на шею валится то, за что другие готовы глотку перегрызть. Зенобия из кожи вон лезла, чтобы прослыть ведьмой, я же, став нелюдью, из последних сил скрывала свою сущность. Триединый, Великие Братья и великий же Баадук в придачу, как же мне это надоело!