Ташкент - Москва книга вторая, Халхин-Гол до и после, часть первая

– Так точно, товарищ Сталин! Мои коллеги из «Интеллижент Солютионс» с удовольствием возьмутся за эту работу. Среди них много любителей творчества деятелей искусств именно этого времени. Тем более, есть время, пока определится новый объем заказов по производству программного обеспечения, старый объем, судя по всему, накрылся медным тазом.

– Медным тазом, вы говорите? Первый раз слышу эту интересную фразу.

– Извините, товарищ Сталин. Увлекся.

– Ничего, ничего. Приятно иногда услышать живую русскую речь. Теперь следующий вопрос. Товарищ Берия считает, что пора всему миру делать намеки о случившемся катаклизме. Он предложил опубликовать вашу книжку, из-за которой вы были включены в состав делегации Узбекистана в Москву.

– Книжка то слабенькая, товарищ Сталин.

– Ничего. Мы попросим кого-нибудь поправить, подредактировать ее. Как вы смотрите, если это будет Михаил Афанасиевич Булгаков?

– Я только - за. Но знает ли об этом товарищ Булгаков?

– Вот вы завтра, или вернее уже сегодня, дело ведь за полночь, встретитесь с Михаилом Афанасиевичем и обо всем договоритесь. Надо будет, наверное, заключить договор между вашим институтом и товарищем Булгаковым, в котором заказать ему официально, художественную редакцию произведения товарища Ахмерова, можно даже с соавторством. Вы не возражаете, товарищ Ахмеров?

– Не возражаю.

– Гляди, Лаврентий, он не возражает. Вот вы вдвоем и обговорите все подробности завтрашней операции. Операции Ы. – Усмехнулся Сталин.

«Да, комедии Гайдая повлияли на вождя сильно» - подумал Ахмеров, выходя из кабинета вслед за Берией.

Поговорив еще минут сорок с Лаврентием Павловичем, подполковник направился в расположение института. Придя, он убедился, что, несмотря на позднее время никто из сотрудников не спал. Коротко объяснив суть задания полученного от Берии и Сталина, Ахмеров провел еще некоторые приготовления к утрешнему делу и отправился спать.

И вот позднее утро, Фарид Алимжанович сидит на скамеечке в сквере рядом с Большим Театром, и уже даже немного замерз, ожидая, когда, по словам Берии, мимо этого места должен пройти Михаил Афанасиевич. Но вместо Булгакова на скамейку присел гражданин лет сорока-сорока пяти, по помятому лицу которого было понятно, что вчера ему было хорошо. Однако добротная и подходящая по размеру, хотя и поношенная верхняя одежда, довольно теплая, по сезону, говорила что хозяин, этого пальто с меховым воротником и ботинками на прочной подошве, знал и лучшие времена. Взгляд гражданина очень явно выражал, что ему очень хочется курить, а табачок – кончился. Ахмеров, всегда чутко относившийся к переживаниям «страждущих», молча, протянул соседу по скамейке открытую пачку «Пэл Мэла», из которой торчала ловко отщелкнутая сигарета. Сосед с недоверием посмотрел на странного «господина», предлагающего странную «цигарку», но желание курить было сильнее недоверия. Он взял сигарету, повертел ее в руках перед глазами, правильно засунул себе в рот фильтром к губам, и придвинувшись к огоньку зажигалки, уже горящей в руках у Ахмерова, прикурил. Первый вдох сигаретного дыма, первая затяжка показалась ему такой желанной, такой вкусной, что он даже не обратил внимания на странную, никогда не виданную им, газовую зажигалку. Но первый стресс прошел, и сосед по скамейке начал удивленно и внимательно рассматривать подполковника. Видимо, только теперь он обратил внимание на пальто с воротником из искусственного меха, сапоги, совершенно не местного пошива, кепку, «как у Шерлока Холмса» и конечно на зажигалку.

– Прошу извинения, уважаемый, - через несколько секунд изучения произнес он, - вы иностранец?

– Нет, - коротко ответил Ахмеров, - но я не местный, не москвич.

– Странные «цигарки» у вас, господин-товарищ, - не зная, как обратиться, продолжил сосед, - слабые, кончно, но духовитые.

– Других нет, товарищ, пардон.

– Оно, конечно, спасибо за угощение, ваше благородие, но слабые, а мне по нынешним моим делам, самую крепкую махорку курить надо. – Было видно, что обида на какую-то несправедливость кипела в его воспаленном мозгу. – Меня, Шафоростова, лучшего литейщика завода уволили. И за что, за то, что дома в свое свободное время, от своего достатка беру бутылочку, другую. Так я же на работу вовремя прихожу. И расчет сказали, только после праздников, и премии на Первомай лишили. За что? Как я теперь к жене подойду?

– Ну, если вы, товарищ Шафоростов, окончательно перешли на «французский», то называйте меня «Ваше высокоблагородие», а лучше – товарищ подполковник, - произнес Ахмеров, дождавшись паузы в исповеди не совсем трезвого соседа.

При словах о товарище подполковнике, Шафоростов слегка дернулся и примолк. А Фарид Алимжанович продолжил:

– Вот что, товарищ Шафоростов, возьми вот червонец, похмелись пивом, ничего крепче не бери, поешь в столовой чего-нибудь горячего, жене и дочке возьми кулек конфет, приведи себя в порядок и бегом на завод. На колени падай перед завкомом, обещай перестать бухать, проси вернуть на работу.

– У меня не дочь, у меня сын.

– Завязывай с пьянкой. Учти, теперь я за тебя отвечаю. Смотри у меня. Скоро стране очень понадобятся умелые руки, как у тебя. На этом, прощай.

Ахмеров встал, оставив недоуменного Шафоростова сидеть, с серой купюрой с портретом Ленина в руке, а сам побежал догонять прошедшего быстрым шагом мимо их скамейки человека. По фотографиям из Википедии, он узнал Булгакова. Теперь осталось только догнать его и как то привлечь к себе его внимание.

– Михаил Афанасиевич, вы не могли бы идти чуть помедленнее? А то в моем возрасте мне трудно гоняться за молодыми. Извините, пожалуйста, но мне нужно задать вам один вопрос.

Булгаков замедлил шаги, обернулся на говорящего, и посмотрел на него – типа «что еще за вопросы от незнакомцев».

Считая, что разрешение задать вопрос получено, Ахмеров произнес:

– Михаил Афанасиевич, а что Аннушка уже пролила масло?

Булгаков остановился как вкопанный. На его худом лице отразилась масса эмоций, сопровождающих рой мыслей, пронесшихся в его голове.

– Ради бога, Михаил Афанасиевич, простите меня за эту провокацию, но как я мог обратить ваше внимание на свою скромную персону. Еще раз прошу прощения, Михаил Афанасиевич, начни я искать встречи с вами в Большем Театре, где вы нынче служите, разве вы стали бы со мной разговаривать.

Слегка придя в себя, Булгаков спросил, стараясь быть максимально сдержанным:

– Что вы знаете про Аннушку и откуда? Зачем вам нужно поговорить со мной?

– Михаил Афанасиевич, я слегка замерз, поджидая вас в скверике, все-таки на дворе ранняя весна и мы не в Ташкенте, поэтому я готов дать исчерпывающий ответы на все ваши вопросы, но только где-нибудь в теплом уютном месте. Я знаю, что где-то здесь есть гостиница «Метрополь», и если вы не возражаете, давайте переберемся за столик в ресторане этого отеля.

– Вы иностранец?

– Ну что вы, дорогой Михаил Афанасиевич. Разве я похож на Воланда? Простите. Простите. Опять не сдержался. Уверяю вас я на сто процентов свой, советский. Даже больше, чем вы думаете, глядя на сумасшедшего старика, остановившего вас столь неожиданным вопросом. Уважьте, пожилого провинциала, проводите до «Метрополя» и там я дам вам полный отчет в своих действиях.

Если сказать, что Булгаков поверил хоть слову Ахмерова, то это будет неправда. С другой стороны его обуревало огромное желание узнать, кто это, что ему известно, и вообще, что ему надо от Булгакова? Но, чтобы все это узнать, надо выслушать этого сумасшедшего старика, довольно странно одетого для Москвы 1939 года, в тоже время не похожего на иностранца. Как-то сильно это смахивает на встречу Берлиоза и Бездомного с нечистым на прудах. На всякий случай, Булгаков перекрестился, когда как ему показалось, странный старик не смотрел на него. Нечистая сила не исчезла. Ну что же, «Метрополь» так «Метрополь». И странная пара, состоящая из высокого грузного Ахмерова и худого, если не сказать тощего Булгакова, который был наголову ниже подполковника, медленно прошествовала мимо продолжающего сидеть в ступоре Шафоростова в сторону «Метрополя».

Швейцар на входе в ресторан, весь в расшитом галунами мундире и аккуратной генеральской шинели, надетой по случаю прохладной погоды, поздоровался с Михаилом Афанасиевичем как с завсегдатаем заведения, Ахмерова же, поприветствовал кивком своей породистой головы. На его гладко выбритом лице читалось «посмотрим, посмотрим, что ты за птица».

Войдя в шикарный зал, после процедур в гардеробе, где с Михаилом Афанасиевичем обменялись парой фраз о здоровье, о самочувствии Елены Сергеевны, о том, что давненько не были, а у Ахмерова, молча, приняли пальто, оказались в помещении, где все было как «тогда». В связи с ранним временем, зал был почти пуст. Метрдотель, быстрым шагом подошедший к новым гостям, был копией Арчибальда Арчибальдовича из сцены в «Доме Грибоедова», за исключением повязки на глазу. И опять пошли фразы о здоровье, о семье и прочее, направленные в сторону Михаила Афанасиевича, а Фарида Алимжановича, как всегда игнорировали. Заказав отдельный кабинет, Булгаков попросил принести кофейник кофе, спросил у Ахмерова, не хочет ли он чего-нибудь еще, и, получив в ответ, что неплохо было бы каких-нибудь пирожных или печеньев, отпустил метрдотеля. Присели и стали ждать исполнения заказа.