Тату

Деньги здесь не платят. Поэтому в магазины я хожу лишь на экскурсию. Обещают, что августовское денежное довольствие я получу под Новый год. Зато получил продовольственный паёк, который заметно отличается от академического в лучшую сторону. Но на месяц нам его не хватит. Наверное, продам что-то из личных вещей. Ежемесячно полагается десять банок сгущёнки, двенадцать - тушёнки, два килограмма масла, три - жира, шестьдесят грамм чая, шестьсот грамм повидла, пять килограмм овощей и двадцать булок хлеба, который я ежедневно беру в столовой. Начпрод пообещал увеличить продуктовую норму после того, как я совершу первый прыжок с парашютом. С "первого прыжка" мне будет исчисляться по-новому и срок службы - год за полтора.

Продолжаю бегать. Благо, что условия для этого идеальные и можно тренироваться хоть два раза в день. Для пробежек есть грунтовый стадион, проложил трассу по периметру нашего гарнизона - 5,5 км, а для длительных пробежек разведываю ближайшие сопки. На прошлых выходных принял участие в Спартакиаде ЗабВО, которая проходила в Чите, где в кроссе на восемь километров занял пятое место. Первые мои деньги, заработанные здесь - это спортивные командировочные, которых с трудом хватило на пропитание. В столице Забайкалья прожил четыре дня. Маленький провинциальный городишко. Грязь, пыль, жара.

Улан-Удэ я ещё не изучил, хотя он находится от Соснового Бора в двадцати километрах. Мне показалось, что население здесь выживает. Бедные покосившиеся дома, некрашеные деревянные заборы, минимум приусадебных растений. Денег никому не платят (или в них не верят), поэтому повсеместно распространено натуральное хозяйство или как принято говорить - "бартер". Подобные обмены встречаются в газетных объявлениях или в телевизионной рекламе на местных каналах. Например: "Продаю квартиру, автомобиль... или меняю на продукты, лес, кедровые орешки..." Ведро картошки стоит две банки тушёнки или десять булок хлеба.

06.09.1998 г. Улан-Удэ-40

Продолжаю после перерыва, так как на неделю ездил в Кяхту на сборы молодых офицеров - выпускников ВВУЗов, где я повышал свой уровень тактической подготовки. Стрелял из восьми видов оружия, бросал учебные гранаты, знакомился с новыми танками, БМП, БТР, а также учился рыть окопы и выживать в лесу. При этом полевую форму в части мне не выдали и не предупредили о таких испытаниях. Никто из моих однокурсников не приехал служить врачами в Забайкалье. Здесь я встретил коллегу из Самарского военмеда, с которым мы замечательно проводили время и изучали достопримечательности и округу Кяхты. Алексей служил начмедом в полку у города Гусиноозерск. Рассказал мне, что мечтает стать торакальным хирургом. Я мечтаю стать психиатром, но готов, наверное, быть любым узкопрофильным специалистом, так как служба в кадрированной части меня не вдохновляет.

Кяхта мне показалась весьма криминальным городом. Может, потому что бывшие заключенные не спешат её покидать после отсидок. Да и близость Монголии (пятьсот метров до границы) создает хорошие условия для развития контрабандного бизнеса.

По приезду из командировки принял дела и должность начальника медицинского пункта бригады специального назначения. У меня в штате восемь человек: два врача, три фельдшера, три медсестры. Есть медпункт, который размещён в приспособленном помещении - казарме. Он требует капитального ремонта, но средств нет. Есть техника НЗ (неприкосновенного запаса), техника в автопарке, которую мне нужно принять на баланс, но я побаиваюсь, так как она мне показалась старой, нерабочей и разграбленной за время переезда бригады. Есть пятьдесят книг всевозможного учёта и довольно объёмная инструкция с должностными обязанностями, следовать которым не хватит и двадцати четырёх часов в сутки. Например, проверка качества пищи, каллоража продуктов в столовой, измерение температуры воздуха в казармах, проведение смывов, телесных осмотров, амбулаторный приём, ведение больных в лазарете, изучение устройства парашюта и техники прыжков с вертолётов и самолётов, дежурства по гарнизону, обеспечение стрельб, составление планов, отчётов, всевозможные командировки и прочее-прочее-прочее. В дополнение ко всему есть комбриг, который медицину ни во что не ставит. Есть вши, пьянство, мордобой, разбитые кирпичами головы, чесотка, дизентерия и прочие напасти. Всё чаще и чаще я подумываю, что надо написать рапорт и уволиться из Армии, которой я не принесу никакой пользы.

Сейчас, когда я пишу тебе, у нас развился кризис. Цены ежедневно растут. Неужели это очередное падение в пропасть?

Сегодня хотел позвонить тебе. Заказал одну минуту на почте. Но тебя не было дома. За месяц стоимость минуты связи подорожала в восемь раз! И на Украину стало звонить дороже, чем в Германию (12 руб.50 коп. и 8 руб., соответственно).

На этом буду заканчивать своё письмо. Пиши, как Украина переживает кризис?

08.10.1998 г., Улан-Удэ-40

Привет, папа!

У меня всё хорошо. В начале сентября выдали подъёмные - 1400 рублей (65 долларов), которые быстро потратил. Купил б/у холодильник, получил и перевёз контейнер с вещами. Написал рапорт на беспроцентную ссуду, которую обещают выплатить в декабре. Это будет в самый раз, так как в январе-феврале в нашей семье ожидается пополнение.

Две недели назад нам выдали служебную двухкомнатную квартиру на первом этаже нижнего городка. Я даже не поверил, и пока не вручили ключи, думал, что это розыгрыш. Опишу тебе её. Тридцать шесть квадратных метров, раздельные комнаты, небольшая кухня, недавний ремонт, кафель в ванной и на кухне, есть свой телефон, который работает по системе "Пакеляж". Это так называемый позывной нашей бригады. В принципе, при желании, я могу через систему военной связи дозвониться и до Читы и до Москвы, и что самое главное - бесплатно. До части я теперь дохожу за пять минут. В медпункте взял в прокат кое-что из мебели: стол, стулья, люстру, тумбочки и другое.

В отношении работы: она у меня интересная и напряжённая. Я и врач, и руководитель, и хозяйственник, и многое другое. Рабочий день начинается в 8.30, обед с 14.00 до 16.00, заканчиваю службу в 19.00. За это время в среднем принимаю пятнадцать-двадцать солдат и пять-десять офицеров-прапорщиков, осматриваю всех больных лазарета, оформляю медицинскую документацию, делаю небольшие операции: панариции, фурункулы, вросшие ногти, нагноившиеся мозоли. Одновременно руковожу ремонтом медицинского пункта (вчера положили плитку в перевязочной), анализирую пищу в столовой, слежу за эпид.состоянием казарм, отвечаю за дежурства фельдшеров и медсестер, обеспечиваю безопасность прыжков с парашютом, стрельб (дневных, ночных), приём бани, отвожу больных в госпитали Улан-Удэ, Читы. Также отвечаю за ремонт санитарного автомобиля УАЗ, на котором вожу больных в город и заступаю на дежурства по гарнизону. Обычно на сутки выделяют пять литров бензина, и бывает, что машина глохнет в дороге, но мир не без добрых людей. Также в мои обязанности входит круглосуточное оказание помощи военнослужащим бригады. На днях вернулся из Читы, куда на вертолёте отвозил офицера с тяжелой формой дизентерии (он умер).

Кроме этого, я материально-ответственное лицо и на мне висит имущество на сто-сто десять тысяч рублей. Вот таким каламбуром я описал тебе свой трудовой фронт.

Привыкаю к новым ценам, которые подскочили почти на всё, кроме водки и хлеба. Сильно подорожало подсолнечное масло - в четыре раза. Выручает продовольственный паёк, часть которого я меняю у местных жителей на молоко, яблоки и рыбу. Зато в овощах и хлебе у нас проблем нет. Мне кажется, что в это тяжёлое время легче выжить здесь, на периферии чем в крупном городе. Пиши, как ты борешься с кризисом.

20.11.1998 г., Улан-Удэ-40

Привет, папа. Приятно было прочитать твоё письмо. У меня положение на сегодняшний день стабилизировалось. Есть работа, и хотя она не та, о которой мечтал и к чему стремился семь лет в академии, но на сегодняшний день она обеспечивает меня всем необходимым: жильём, едой и иногда деньгами. Из остатков материалов в медпункте сделал косметический ремонт в квартире: покрасил двери, окна, поклеил обои.

Наконец почувствовал отдачу от своей работы: там что-то достанешь, в другом месте что-то прокрутишь. Конечно, морально нет того удовлетворения, когда работал в НИИ скорой помощи в инфарктном отделении, психбольнице или инфекционной больнице, когда всего себя посвящаешь больному, а не решению хозвопросов: поиск материалов для ремонта, запчастей для санитарки, сокрытие травм от начальников. Противно! Молчать, когда видишь вокруг массовое уничтожение более здоровыми ребятами менее здоровых. Не проходит и дня, чтобы не регистрировались синяки под глазами, переломы носов, побои на ногах, груди и прочее. Я уже молчу, что банно-прачечный комбинат выдает постельное бельё, усеянное вшами, гнидами, что у каждого седьмого солдата чесотка, каждый десятый с дефицитом массы тела, каждый одиннадцатый убегает из части, что в столовой солдаты получают тридцать процентов суточного каллоража, что по два-три часа они маршируют с кроватями по плацу, и это в двадцатиградусный мороз, а потом лечат пневмонии в госпиталях, что офицеры-воспитатели, напившись до поросячего визга, начинают строить своих подчинённых, а потом - то разрыв селезёнки, то перелом носа или сотрясение мозга. Недавно я нашёл такого солдата на КПП. Он три дня пролежал там без сознания в дежурке. Думали, что оклемается. Ещё две недели он провёл в реанимации госпиталя. На вскрытии его мозг представлял собой сплошную гематому.

И выхода из этого положения я не вижу. Систему воспитания защитников отечества не перековать! Когда приезжают всевозможные проверки в нашу часть, их кормят, спаивают, обдаривают байкальскими сувенирами и на этом всё заканчивается.

Отношения с командиром у меня напряжённые. Военным он меня не считает и обзывает "пиджаком" (это человек, который закончил гражданский ВУЗ). Но я пропускаю его обзывания, так как меня радует, что я не такой военный, как он. Стелиться под кого-то я не умею, а делать из себя настоящего офицера - уже поздно. Я рад, что за девять лет службы Армия не сделала из меня уставного человека. Уже не раз я думал о подаче рапорта и увольнении из ВС РФ. Останавливает лишь кризис, отсутствие жилья и туманные перспективы. Поэтому буду терпеть.