Татуировка герцога

Ужасно! Они стали свидетелями ее позора. Со стороны Найтли жестоко поставить ее в такое положение! Щеки у Элизы пылали, кровь стучала в висках, сердце неистово колотилось. Она хотела, чтобы оно остановилось. Совсем.

Все авторы «Лондон уикли» наблюдали этот беспрецедентный провал. Вытянутая рука Найтли, жалкий листок бумаги, окаменевшая от ужаса Элиза…

Он не всегда публиковал ее творения, но никогда прежде не отвергал их публично. Нынешний эпизод красноречиво свидетельствовал: если она стоит десять тысяч фунтов, то из-под ее пера должно выходить чистое золото. А она предложила какую-то ерунду.

— Да, мистер Найтли, — надтреснутым голосом сказала Элиза. Она взяла листок и поймала себя на том, что не может сдвинуться с места.

— Элиза, — обратился к ней Найтли, — вам нужно переписать колонку. Печатники ждать не будут. Так что идите.

Глава 31, в которой случается нечто скверное

Элиза могла остаться в рабочей комнате. Именно это и следовало сделать, как позднее поняла она. Но как она могла писать под холодным взглядом Найтли и коллег, знавших, что ее статья провалилась? Как могла она предать герцога, когда товарищи по перу заглядывают ей через плечо?

Еще ничей материал так демонстративно не забраковывали и никого не отправляли с редакционного собрания. До чего же унизительно!

К тому же теперь она воспринимала свое дело как предательство. Когда ее сердце стало частью того, о чем она писала?

Раздобыть историю. Раздобыть!

Прежде Элиза не испытывала особого сочувствия к объектам своих статей. Но теперь требовалось решить: она по-прежнему хочет раздобыть материал для статьи или она хочет герцога?

И что, черт побери, ей писать?

Сунув сложенный листок в корсаж, Элиза покинула собрание. Затем, кивнув на прощание Мехитаблу, вышла на улицу. Долгая прогулка до Беркли-сквер поможет прочистить мозги и, возможно, подскажет, как сделать очередную статью «Татуированного герцога» компромиссом — удовлетворить Найтли, произвести впечатление на герцога и успокоить свою совесть.

День стоял чудесный. У Элизы и в мыслях не было, что кто-то может наблюдать за ней, идти следом, повторяя каждый шаг. Она шагала по Флит-стрит, мимо банков, типографий, пабов…

Итак, есть ребенок Уиклиффа и Алтеи. История, способная произвести взрыв. Но тогда герцог наверняка все поймет. Впрочем, ведь и сама леди Алтея могла кому-нибудь проболтаться. Элиза задумчиво покусывала нижнюю губу. Так Найтли или герцог? Кто из них?

На углу она остановилась, чтобы переждать, пока промчится вереница черных блестящих карет. Вокруг толпились пешеходы, кричали разносчики, гремели повозки. Элиза перешла улицу.

Можно написать о ребенке. Но каково потом придется этому бедняге, когда всем станет известно, какие скандальные у него родители? В школе у него будет ужасная жизнь, в бальных залах и того хуже. И еще вопрос…

Толпа окружала ее, обычная шумная, беспокойная масса людей, снующих туда-сюда. В толчее чья-то рука схватила ее за запястье. Элиза рывком высвободила руку и быстро пошла дальше. Ее сердце бешено колотилось. Она не осмелилась замедлить шаг и оглянуться.

Потом она снова почувствовала, как что-то задело ее юбки, запястье, развевающиеся ленты шляпки. Сердце неистово колотилось, она ускорила шаги. Нож, который она взяла с собой на всякий случай, был аккуратно засунут в ботинок, оттуда его быстро не достать.

Должно быть, это Лайам… Должно быть… даже после стольких лет… Она видела его здесь на прошлой неделе. У них есть дело, которое надо уладить. Вместо этого она попыталась убежать.

В резиденции герцога

Эта чертова газета — «Лондон уикли», «Таймс», «Хроники» или как она там называется? — битый час лежала на письменном столе, пока он пытался заниматься расчетами. Газета его то и дело отвлекала. Чертовы сплетни. И хуже всего, что авторы в основном не врут. Это наводило на вопрос: откуда они — кто бы они ни были — черпают информацию? Как добывают приватные подробности его жизни?

Уиклифф закрыл расходную книгу и отложил в сторону. Откуда они знают?

Это означает, что болтают те, кто рядом с ним — сейчас в доме или тогда на корабле. Но кто?

Он откинулся на спинку кресла, закинул ноги на стол и задумчиво потер подбородок. За окном сияло солнце, пели птицы, погода как в раю. Нужно выйти. Что-нибудь сделать.

Он позвонил в колокольчик, и когда появился Саддлер, Уиклифф сдержал вертевшийся на языке вопрос: где Элиза?

Господи, он совсем свихнулся.

Или, как сказал Харлан, он связан, опутан, и теперь ему место на суше. Эта мысль заставила его призадуматься, но он отбросил ее и велел приготовить лошадей. Потом позвал Харлана.

— Мы отправляемся в редакцию «Лондон уикли», — объявил Уиклифф. — Хочу продолжить расследование.

— Это куда интереснее, чем болтаться по дому и слушать, как горничные читают «Памелу», — согласился Харлан.

Если сплетники способны так много разузнать о нем, как он может не разыскать их автора? Он исследовал вулканы, в совершенстве овладел туземными языками, боролся с диким вепрем. Он сможет вычислить, кто этот чертов «Светский человек» или, еще лучше, подлинное имя В.К. Медоуз. И потом, подумал Уиклифф с гордой язвительно усмешкой, он заставит его — или ее? — заплатить.

На Флит-стрит

Элиза пробиралась сквозь толпу так быстро, как могла. Крики и вопли летели ей вслед. Придерживая одной рукой юбки, а другой — шляпку, она оглянулась.

— Проклятие!

Как Лайам сумел найти ее в «Лондон уикли», причем дважды?

Она налетела на торговку апельсинами, и яркие фрукты разлетелись по улице. Черт!

Лайам задержался, чтобы подобрать апельсины. Элиза, воспользовавшись моментом, шмыгнула в узкий проулок у церкви Святой Бригитты и вытащила из голенища нож.

День был ясный, но в переулке стоял сумрак — высокие дома загораживали солнечный свет. Элиза надеялась, что темнота станет ее союзником.

Она покрылась испариной. В корсаже лежала отвергнутая версия «Татуированного герцога» В.К. Медоуз. Этот листок — доказательство, и стоит он десять тысяч фунтов.

Элиза затаила дыхание, надеясь, что Лайам пройдет мимо, не заметив ее, притаившуюся в переулке. Она держала нож, спрятав его в складках юбки, на случай если Лайам все-таки увидит ее.