Татьянин день

– А мы вытянем тост! – бодро воскликнула заскучавшая Таня Баль, устав от тоскливых тем. – Наливай, виночерпий.

– Слушаюсь! – отчеканила Карасик, по-солдатски приложив руку к головному убору, после чего ухватилась за бутыль вина. Баль дождалась пока ей нальют водку, важно покашляла и медленно поднялась с места. Она обвела взглядом подруг и с очень серьезным выражением лица произнесла:

– Ну, за содружество Татьян, за СОТУ, девочки!

– С Татьяниным днем, – подхватила ее Дуня.

– Я не мешаю? – не сдержавшись, вылила порцию желчи Ксюша, снова ощущая себя лишней за столиком.

– Можешь с нами выпить, – разрешила Баля.

Остальные три Тани поднялись с мест и присоединились к тосту, радостно воскликнув «ура, ура, ура».

Глава 11 Истоки

– Девочки, а кто придумал СОТУ? – спохватилась Дуня. Тани вопросительно переглянулись, надеясь, что кто-нибудь восстановит пробел в памяти.

– Это учитель истории нас так обозвал, – произнесла задумчиво Баля, слегка заплетающимся языком. – Вспомните тот день, когда мы ждали Борковскую!

Учитель истории был крупным мужчиной с жидкими рыжеватыми усами. Властный и царственный. Он вел свои уроки размеренно, получая удовольствие от процесса, словно находился не перед школьным классом, а перед миллионной телевизионной аудиторией. Казалось, историк был равнодушен к своим ученикам, он ставил отметки исключительно за знания, не выделяя любимчиков среди общей массы детей, изучающих прошлое человечества. Однако Таня Борковская сумела произвести впечатление на преподавателя. Оценками он ее не баловал, но при взгляде на ее длинные стройные ноги у мужчины на лбу появлялась испарина.

– Вы не готовы к уроку! – подавленным голосом произнес историк, отворачиваясь с волнением от короткой юбки ученицы девятого класса. – Останьтесь после урока… мне нужно обсудить с вами… вашу успеваемость.

Урок истории был последний в расписании 9«А» класса. После звонка все ребята поспешно направились домой, радуясь тому, что очередные школьные будни подошли к концу. Подруги ждали почти час Борковскую в вестибюле.

– Ты ведь нам так ничего и не рассказала, – произнесла Баля вяло. – Заревела и просила, чтобы мы ничего не спрашивали.

– Он хотел посмотреть, какое белье я ношу, – Борковская старалась произнести это безразлично, как бы, между прочим, и лишь дрожащий голос выдавал ее волнение. – Спрашивал, спала ли я с мальчиками, и знаю ли, что такое настоящий мужик. Если бы вы не остались ждать меня, даже трудно представить, чем бы это все закончилось… Хотя нет, не трудно представить…

Шляпа Карасевой, давно жила своей самостоятельной жизнью, она с сочувствием раскачивалась из стороны в сторону, как НЛО, повисшее посреди кафе. Владелица нелепого головного убора почти пропела трагическим голосом:

– Слава Богу, что все обошлось. Это все благодаря Бале. Мы же хотели уйти, а она нас остановила…

– Это не она! Ксюша нас остановила! – спохватилась Дуня. – Мы выходили из школы, а Ксюша сказала, что нужно подняться в кабинет, что у нее плохое предчувствие. Прошел целый час, а Борковской не было, Баля нервничала, ей надо было срочно домой!

Глаза Борковской задумчиво сузились, сквозь прищур и стойких солдатиков-ресниц она внимательно посмотрела на Ксению.

– Так вот я кому обязана? Что ж вы мне не сказали? Ксюша, могла бы и рассекретиться. Мне даже неудобно как-то.

Ответа на ироническое восклицание Борковской не последовало.

– Я помню лицо историка, когда мы вошли в класс… как там его? Семен Альбертович? – вспомнила Карасева.

– Да, Альбертович… Мы его Сёма называли, – усмехнулась Баль.

Историк с полчаса с серьезным видом отчитывал Борковскую за халатное отношение к процессу обучения, будто он действительно оставил ее после урока для того, чтобы направить на путь истинный, озаренный светом знаний. Затем Семен Альбертович вышел в опустевший после окончания школьного дня коридор и, убедившись, что никого нет, плотно закрыл дверь класса. На девушку посыпались вопросы, не касающиеся ее успеваемости, сердце старшеклассницы бешено колотилось от страха. Учитель истории, теряя над собой контроль, тяжело дышал. Дабы облегчить свои мучения, он снял пиджак и поспешно расстегнул верхнюю пуговку воротника светло-желтой рубашки.

– Ты такая… такая красивая, – произнес он с придыханием, медленно приближаясь к оцепеневшей Тане. В следующее мгновение дверь класса распахнулась, и вошли ее подруги. Сердце Борковской трепетало в груди уже не от страха, а от радости. Она мысленно благодарила кого-то там наверху за то, что у нее есть подруги. Лицо Семена Альбертовича исказилось от разочарования, он смотрел на своих учениц с презрением.

– Три партизанки пришли спасать заблудшую овцу! Содружество Татьян! – недовольно сказал он, глядя на короткую юбку Борковской.

Содружество ТАтьян – сокращенно СОТА! – решили девочки по дороге домой. Их сплочение, как они предполагали, свершилось навсегда. И с того момента у них появились обязательства, за которые они готовы были расплачиваться жизнью, возведя свои взаимоотношения в культ.

– А где ты была, главная спасительница? – небрежно поинтересовалась Борковская, не глядя на Ксению.

– А я осталась внизу. Ведь если бы что-то произошло – на первом этаже сидел сторож, можно было бы позвать его на помощь. Всем идти за тобой нельзя было.

– Надо же, какие новости столько лет спустя! Спасибо…

– Пустяки, – усмехнулась организатор спасения.

– А давайте выпьем за Ксюшу. Я выпью, – театрально произнесла Борковская и подняла почти пустой бокал с остатками мартини.

Дунаева хихикнула и, радостно кивая, всем телом повернулась к Ксении, демонстрируя свое расположение. К тосту присоединилась и обладательница огромной шляпы. Аишь Таня Баль сидела, не двигаясь.

– К чему все это? Зачем этот цирк? – строго спросила Ксения, с вызовом глядя на бывших одноклассниц.

Женщины уставились в свои тарелки, каждая из них размышляла о нелепости ситуации. Ведь на самом деле Ксения переоценила качество их дружбы, это была детская прихоть, от которой не осталось и следа. В то время СОТА казалась ей чем-то невероятно важным, но спустя годы все оценивали эту юношескую связь совсем иначе, просто никто не спешил в этом сознаваться.

– Ксения, как бы ты не психовала, ты меня послушай! Меня в компашке нашей всегда считали самой тупой и блядовитой, понимаешь? – делово произнесла Борковская.