Тайга шумит
Шрифт:
Костиков озабоченно сдвинул брови, засопел.
— Лень, а, Лень, может, виноват ты? — снова заговорила она, усадив его за стол. — Так сознайся. Покаявшегося-то не бьют…
— Ты что, мать, да разве я не признался бы, ежели б что…
— А ты не серчай. Я к тому говорю, что с человеком все бывает, и зарекаться нельзя… Сходи к замполиту, расскажи, что да как. Не свет же клином на Заневском сошелся. Глядишь, разберутся и найдут виноватого.
«А мать-то разумное советует», — подумал Костиков и попросил достать чертежи.
Жена внимательно посмотрела на него
«А приспособления-то почти готовы, — подумал Костиков, и радостная улыбка впервые за вечер мелькнула на губах. — Осталось расчеты сделать и начисто перечертить».
— Ну, отец, будет смотреть, вечер, поди, большой. Умывайся, да ужинать пора. Да сапоги сними.
28
Распуская по железнодорожной насыпи пушистые усы пара, паровоз пятился, проталкивая порожняк.
Чудно выглядит состав!
Здесь крытые теплушки и четырехосные пульманы, платформы и решетки. Даже бронированная платформа с высокими бортами, отслужившая службу зенитному бронепоезду, пришла за лесом. Стучат сцепления и буфера, вторя им, погромыхивают на стыках рельсов колеса, раздаются свистки кондуктора, и машинист, высунувшись по пояс из паровозной будки, отвечает короткими и длинными гудками.
Идет расстановка вагонов.
Грузчики приступают к погрузке: затесывают стойки и укрепляют их в гнездах платформ; приготавливают прокладки и проволоку для увязки; устанавливают покаты и пропускают под торец бревен веревки. Слышится дружное «Взяли!», и, подтянутый веревками кряж со штабеля ползет на платформу.
Костиков стоит на штабеле и внимательно наблюдает за погрузкой. От внимания не ускользает ни одна мелочь. Он лишний раз хочет убедиться в целесообразности применения при погрузке круглого леса трелевочной лебедки с его, Костикова, приспособлением.
— Здорово, Леонид Константинович!
Костиков обернулся и увидел позади себя начальника погрузки Раздольного. Не любил он этого долговязого человека, с прыщеватым худым лицом. Было в его манере держаться с другими что-то отталкивающее, неприятное. Раздольный никогда не смотрел собеседнику в глаза, говорил резко, насмешливо. Держал себя самоуверенно, подчас нагло.
Костиков небрежно кивнул головой и отвернулся. Он не хотел разговаривать с Раздольным после инцидента в кабинете директора.
— Что это у вас за рисуночки? — Раздольный протянул руку к чертежам, но Костиков не шелохнулся. — Что, секрет? Исподтишка мешки рвем и — в лауреаты?
— Я никогда не, думаю о себе, Алексей Васильевич, — с раздражением сказал Костиков, не поворачивая головы.
Раздольный пропустил замечание мимо ушей.
— Так можно взглянуть? — не унимался он.
«Пусть позлится», — решил Костиков и протянул чертежи.
Раздольный не торопясь развернул бумагу и на мгновение удивленно вскинул брови.
«Что, слопал?» — мысленно сказал Костиков и усмехнулся.
Действительно,
начальник погрузки никогда не подозревал, что старый десятник способен на изобретения. Внимательно рассматривая чертежи, он видел, какой переворот сделает трелевочная лебедка с костиковским приспособлением в погрузке круглого леса, шпал, досок, брусьев. Он мысленно отдал должное и автору, но скривил толстые губы в презрительную усмешку, сощурил глаза.— Я ошибся, Леонид Константинович, на такую ерунду не стоило время тратить.
— Знаете что, Раздольный… — Костиков выхватил чертежи и с ненавистью посмотрел в его глаза. — Вы… вы подлец… — С негодованием, задыхаясь, выкрикнул десятник и, соскочив со штабеля, пошел прочь.
— В Москву пошлите! — усмехнулся Раздольный.
— И пошлю, куда надо, будьте спокойны. А лебедка все равно скоро заработает!
Костиков увидел у шпалорезки Павла Леснова и Седобородова и направился к ним.
29
Раздольный, взволнованный неожиданным вызовом замполита, вошел в кабинет и сдержанно поздоровался. Некоторое время Столетников не обращал внимания на него, рассматривая лежащую на столе бумагу, потом поднял голову и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.
Раздольный кашлянул. Столетников медленно открыл глаза и внимательно посмотрел на начальника погрузки, приглаживая левой рукой непослушный «ежик». Несколько минут он молча разглядывал его, а Раздольный уставился на грани Золотой Звезды на кителе Столетникова, ощущая неприятный холодок от устремленных на него глаз.
Столетников встал, вынул из кармана портсигар, протянул его Раздольному.
— Вы, как следователь, товарищ замполит, сначала папиросы, а затем вопросы, — усмехнулся Раздольный, доставая кисет. — Слабые они, — кивнул он на папиросы, — привык к крепачу. Попробуете?
— Благодарю… А вы разве были под следствием?
— Не отведал такого удовольствия, — смутившись, поспешно сказал Раздольный и просыпал табак. Быстро стряхнул его с колен, достал новую щепотку.
— Какое у вас специальное образование? — спросил Столетников, шагая по кабинету, но не выпуская Раздольного из поля зрения.
— Лесной техникум. В тридцать восьмом окончил.
— А в войну где были?
— До сорок третьего была бронь, в леспромхозе работал на Севере, потом призвали в армию. А в сорок пятом демобилизовали по ранению. Устроился в тресте «Красдрев» в Красноярском крае, потом уволился, и наш трест направил сюда год назад.
— А почему уволились из «Красдрева?»
— Не сработался с начальством, — буркнул Раздольный.
— А здесь сработались?
Раздольный подозрительно покосился на замполита, но промолчал.
— А где у вас семья?
— Нет у меня никого… — резко ответил Раздольный; нахмурился и, закурив, отвернулся, давая понять, что ему неприятен этот разговор.
«Почему он так интересуется мною?» — волновался Раздольный.
Столетников понял его волнение по-своему.
«Вероятно, родные погибли во время войны».