Тайна Бирюзового дракона
Шрифт:
— Так, расслабься, дыши спокойно и ничего не бойся, — я слышала тихий голос Филиппа, чувствовала его тяжёлое тельце, распластавшееся по мне, и жар ведьмовской сути, разгорающийся где-то ниже пупка. — Дыши, расслабься, ничего не бойся.
Да я и так ничего не боюсь, хотелось ответить мне, но было лениво даже мыслями шевелить. Всё глубже погружаясь через слова и голос фамильяра в пылающий центр собственной сути, я словно растворяла в магии физическое тело, потерявшее навыки, подаренные богиней. Чтобы восстановиться вновь, как птица Феникс. Из пепла.
— Ну, что? — шёпот Виктора
— Спит. И ты иди спать, — тихий голос кота.
— Не могу. Глаза закрываю и вижу, как она появляется из ниоткуда, зависает на секунду, а потом падает на камни. Хорошо, что я пошёл гулять в сторону дворца, добежал быстро. Филь, что это было?
— Откуда я знаю! — устало ответил кот. — Только вовремя ты её принёс. Магии в ней почти не осталось, и та шла на поддержание сил жизненных.
— А сейчас? Как она сейчас? — неприкрытая тревога пробивалась даже сквозь шёпот.
— Нормально. Она же изначально ведьмой назначена была. Это потом уже обросла всяким-разным. Кровь драконов, увеличение магического резерва, а потом и вовсе дар богини. Вот через ведовство и восстанавливал, — кот зевнул. — И правда, что ли, поспать? Ты здесь будешь?
— Здесь. Спи.
«И ты спи. Нечего уши греть!» — это уже Филипп мне. И я опять уплываю в сон.
— Да пойми ты, несносная девчонка, что нельзя!
— Почему?
— Потому что по укладу жизненному так положено. Предками завещано. Не выдержал твой прынц, как и все прочие, назначенного, значит, не достоин нашего доверия.
— Но не всё же от нас зависит. Сам ведь говорил, что не пустили его ко мне тогда.
— Ну, мало ли что. На то и испытания положены, чтобы трудности преодолевать.
— Иллюзия ещё это твоя дурацкая…
— Хе-хе… Красиво же. Пусть смотрят и радуются.
— Дед, отпусти, а?
— Нельзя!
Ох, как же хочется писать, пить и есть. Всё очень сильно и разом.
Присаживаюсь в постели. Упс! Я в ночной сорочке в мелкий цветочек, украшенной оборочками, рюшечками, кружавчиками. Сроду такой в моём гардеробе не водилось. Голова кружится, но встать надо. Пытаюсь спустить ноги на пол.
Ого, ничего себе! Пол и потолок пытаются поменяться местами, словно я внутри декоративного шара со снегом искусственным. Потрясли, и мир закружился.
Но идти-то всё равно надо. Знать бы ещё куда. Комната не моя. А где я?
Коты, драконы, люди, ау!
Вместо котов и драконов неведомо откуда появилась служанка. Уж на что королева мать статью гвардейца напоминает, но и она рядом с этой дамой смотрелась бы миниатюрной.
— Вы чего, леди? — строго спросила она меня. — Вам лежать следует!
— Я хочу… — просипела я пересохшим ртом.
— По нужде, чё ли?
Кивнула, подтверждая, и перед глазами вновь поднялась снежная буря, а мир опасно поплыл, выбивая пол из-под ног. Но упасть мне не дали крепкие сильные руки. Служанка с лёгкостью подхватила меня и уже через два шага внесла в ванную комнату.
— Вот, — указала на унитаз. — Справитесь или придержать?
— Справлюсь, —
прошипела я, боясь кивать.— Вот и хорошо. Рядом буду, за дверью. Как управитесь, зовите.
С трудом, но я сама смогла справиться с поставленной организмом трудной задачей. Даже встала, правда, цепляясь за стенку, но, главное, сама.
Услышав шебуршание, служанка заглянула в комнату, и вновь я плыву в спасательном круге рук сиделки.
— Пить хотите, — не спросила, а утвердила женщина и, придерживая меня, чтобы я не завалилась, поднесла ко рту поилку, похожую на небольшой заварочный чайник.
Я присосалась к носику, жадно глотая прохладную подкислённую воду, как путник, заблудившийся в пустыне.
— Ну-ну, хватит пока. Потерпите немного, скоро ещё дам попить. Меня Морой кличут. Сиделкой к вам приставили.
Она заботливо уложила меня на подушки. Я хотела было ещё что-то спросить, но провалилась в сон. Устала.
Сколько прошло времени с момента моего исторического портального перехода от дома Таты в королевский дворец, не знаю. Не до летоисчисления было. Более важные дела занимали и день, и ночь. Спала, ела, пила, опять спала. Я восстанавливалась.
Несмотря на ворчание Моры, Филипп редко отходил от меня. Растянувшись на одеяле вдоль тела, он, как кот Баюн, намурлыкивал оздоровительный сон.
Но всё когда-то кончается. По каким-то ведомым только ей признакам сиделка решила, что мне хватит прохлаждаться, просто так валяясь в кровати, и пора уже всерьёз к жизни возвращаться. Однажды утром в комнату внесли пыточный аппарат. Правда, Мора по доброте душевной назвала это приспособление «массажный стол».
Дважды в день, раздев донага, она укладывала меня на жёсткую поверхность и… И я понимала, как чувствует себя кусок мяса, когда из него делают отбивную. На озверевшую бабу не действовали ни слёзные мольбы пощадить и дать умереть спокойно, ни угрозы, что пожалуюсь отцу и он испепелит её огнём дракона, ни попытки подкупа: «Скажи, сколько тебе платят, и я заплачу вдвое, нет, втрое больше, только отпусти!»
Правда, через несколько дней то ли Мора смилостивилась и перестала меня массировать со всей своей могучей силой, то ли тельце моё стало её массаж воспринимать по-другому, но орать и плакать я перестала. А потом и вовсе стала получать удовольствие.
В туалет носить меня уже не требовалось. И ходила я, хоть и медленно, но сама. Еда перестала быть жидкой. В бульонах начали попадаться сначала мясные волокна, потом появились сухарики, а кусочки мяса или рыбы стали крупнее. Каши уже не стекали с ложки, когда рука уставала, а лежали горкой, сдобренной сливочным маслом.
К процедурам добавилась баня. Пар травяных настоев, что плескала Мора на каменку, впитывался через поры кожи, вдыхался и ртом, и носом, изгоняя слабость.
Настал день, когда сиделка сказала мне:
— К вам гости.
Великая вселенная, как же я ждала и боялась этой минуты. Если решили, что я в силах принимать гостей, то, скорее всего, в силах получить нагоняй. А ведь я уже осознала, что была неправа, поняла свою ошибку и жестоко за неё расплатилась. Но невозможно всю жизнь прятаться под одеяло или за широкую спину Моры.