Тайна чертова камня

– А это наши специальные пометки! НД – недисциплинирован, были прогулы и опоздания, А – был замечен на работе в состоянии алкогольного опьянения, В – вспыльчив, неоднократно ссорился с сослуживцами… видите, как удобно!

– Да, вижу… тот еще тип!

– Постойте-ка… – Старичок заглянул в карточку и постучал по ней квадратным желтоватым ногтем: – А вот это видите?

Цветным карандашом в самом уголке было написано несколько цифр.

– И что это значит?

– Это значит, молодой человек, что ваш алиментщик уже три дня не выходит на работу.

– Три дня?! – переспросил Николай.

В душе у него шевельнулось нехорошее предчувствие.

Николай спрятал блокнот, поблагодарил кадровиков и покинул их кабинет. Из-за двери сразу же донеслись их голоса:

– А все-таки, Арнольд Гаврилович, я считаю, что нужно его немедленно увольнять!

– Увольнять? Да, наверное, вы правы, Амалия Степановна, разумеется, увольнять!

Николай снова заглянул в свой потрепанный блокнот и прочитал адрес Анатолия Копыткина: Разъезжая улица, дом тридцать два, квартира сорок.

Николай большую часть жизни прожил в маленьком поселке, город знал плохо, но он слышал от питерских коллег, что район Лиговского проспекта и Разъезжей улицы – один из самых мрачных и криминальных в Санкт-Петербурге. Однако делать нечего, нужно было продолжать расследование.

Участковый вышел из больницы, прошел мимо будочки, в которой спала сном праведницы старушка охранница, и направился к своему мотоциклу.

Он подоспел очень своевременно: какой-то предприимчивый подросток уже пытался перепилить цепь, которой Николай прикрепил мотоцикл к фонарному столбу.

Николай гаркнул на незадачливого угонщика, и того словно ветром сдуло.

Оседлав мотоцикл, Николай поехал на Разъезжую.

Район, расположенный за Владимирской площадью, между Лиговским и Загородным проспектами, действительно издавна пользовался дурной славой. Не зря именно здесь поселил многих своих героев Достоевский. Конечно, за прошедшие с его времени полтора века многое в этих местах изменилось, но по-прежнему сохранились замысловатые лабиринты проходных дворов. В них случайный прохожий запросто может заблудиться или наткнуться на таких людей, встреча с которыми дорого ему обойдется.

Доехав до Разъезжей и быстро отыскав дом за номером тридцать два, Николай оказался перед новой проблемой: квартиры номер сорок в этом доме не было.

Не было ее в единственном подъезде, выходящем на улицу, не было и в трех парадных, которые Николай обнаружил, войдя в мрачную подворотню и обследовав вымощенный булыжником двор.

Жители старых районов Петербурга привыкли к таким сюрпризам, но Николай Иванович, как мы уже говорили, прожил большую часть жизни в маленьком поселке, где все дома и все жители на виду и от них не ждешь никаких неожиданностей. Поэтому, не найдя нужной квартиры, он пришел в полную растерянность и остановился посреди двора, по привычке почесывая затылок.

В этом положении его застала худая сутулая старуха, вошедшая в тот же двор с болонкой на поводке. Болонка в отличие от старухи была чересчур раскормленная. Она семенила рядом с хозяйкой, тяжело пыхтя, но тем не менее, увидев посреди двора Николая, зашлась истеричным визгливым лаем и даже попыталась ухватить участкового за ногу, едва не разорвав ему брючину.

– Отстань, пустолайка! – прикрикнул на сварливую собачонку Николай и замахнулся на нее ногой. – Не до тебя!

Болонка залаяла еще громче, а ее хозяйка неприязненно уставилась на незнакомца и проговорила:

– У моей Нелечки такое чутье! Она плохого человека сразу распознает! Вот вы, гражданин, конкретно что в этом дворе делаете? Я вас на всякий случай сразу предупреждаю, что общественного туалета здесь нету и не рассчитывайте! А то зайдут как будто из интереса, а потом во дворе антисанитария… гони его, Нелечка, гони!

– Я не из интереса, – отозвался Николай, – и вовсе даже не туалет ищу, а сороковую квартиру. Вы бы лучше не с подозрениями своими выступали и не собаку свою нервную на меня науськивали, а подсказали, где эта квартира находится!

– Ах, сороковую! – Старуха почему-то сразу подобрела. – Ну, так это очень просто. Вы вот в тот подъезд зайдите, что в углу, пройдите его насквозь, там будет выход во второй двор, а в том дворе еще один подъезд, там как раз и будет сороковая квартира!

– Ох, хитро! – недоверчиво проговорил Николай, но послушался старуху и пошел в указанный ею подъезд. Прежде чем закрыть за собой дверь, он обернулся и сказал: – А собаку свою на диету посадите, растолстела она донельзя! Заболеет, если дальше будете так перекармливать!

– Как-нибудь сама со своей Нелечкой разберусь! – проворчала старуха, провожая мужчину взглядом.

Как только он скрылся в подъезде, она заторопилась, подхватила тяжелую болонку на руки, вошла в ближний подъезд, чуть не бегом поднялась на второй этаж, торопливо отперла дверь квартиры и устремилась к окну. Там она раздернула занавески и втащила на подоконник горшок с темно-красной геранью. Только после этого вернулась в прихожую, заперла входную дверь на все засовы и отправилась в ванную мыть лапы своей перекормленной любимице.

В то же время в другой квартире, окно которой выходило в тот же двор, приподнялся угол занавески. Мужчина в черной водолазке бросил взгляд на старухино окно, увидел герань и достал из кармана компактную рацию.

– «Левкой», «Левкой», я «Незабудка»! – проговорил он озабоченным голосом. – Ситуация «Д». Старуха поставила на окно горшок. Герань темно-красная. Повторяю…

Участковый Николай Иванович прошел насквозь угловой подъезд и увидел перед собой еще одну дверь. Толкнув эту дверь, он оказался в узком и мрачном дворе-колодце. Дворов, куда даже в полдень не заглядывает солнце, сотни в Петербурге, среди них есть такие, куда можно попасть только через окно первого этажа, в этот же выходили целых две двери – та, через которую вошел Николай, и вторая, на которой висела табличка с номерами квартир.

Увидев среди них квартиру номер сорок, участковый облегченно вздохнул и проговорил:

– Не обманула старуха!

Находиться во дворе-колодце ему, привыкшему к лесным просторам и яркому солнечному свету, было очень тяжело. Николаю казалось, что вся многотонная громада серого камня давит на него.

– То-то эта старуха такая сутулая! – сочувственно проговорил Николай и вошел в следующую дверь.

Перед ним оказалась темная узкая лестница с выщербленными ступенями и шаткими ржавыми перилами, освещенная единственной тусклой лампочкой, которая едва разгоняла сырой мрак. Николай зябко поежился и начал восхождение.